Ханна Оренстейн - Игра с огнем [litres]

Я понимаю, работа Джонатана себя оправдывает: за первый год он получил самый большой бонус из возможных (тридцать пять тысяч – немного больше, чем я рассчитываю заработать за первый год в «Блаженстве»). И я поддерживаю его карьерные устремления, тем более если мы вместе надолго. Но хочется, чтобы он больше бывал собой или по крайней мере чаще бывал таким, как во время нашего знакомства. Он проводил выходные за огромными книгами по истории – о Реформации, или об англиканской церкви, или о военной стратегии во Вьетнаме – и выглядывал из-за больших обложек, чтобы прочитать вслух то, что ему понравилось. Сейчас он читает вслух только куски рабочих писем, которые меня бесят. И должна признать, иногда я чувствую себя одинокой из-за того, что он так подолгу работает. Только ради таких дней, как сегодня, когда он устраивает сногсшибательные сюрпризы и стоит играть в его карьере вторую скрипку.

В шесть вечера я усмиряю волосы укладкой. Я редко так делаю, но Джонатану нравится, когда они гладкие. Сквозь гудение фена я слышу, как хлопает со стоном входная дверь.

– Привет! – кричу я, и мой голос эхом отражается от кафельных стен крошечной ванной.

Я стою согнувшись, голова между коленок, фен нацелен на основание шеи.

Я слышу, как Кэролайн привычно швыряет сумку на диван и как топочут по коридору лапы Орландо, за которыми следуют шаги.

– Привет, – говорит она, прислонившись к стене коридора у двери ванной.

Она скрещивает руки и упирается головой в косяк.

Мы так толком и не говорили после вечеринки в Джерси. Не то чтобы мы решили молчать, хотя сегодня утром я и не вставала с постели, пока Кэролайн не ушла на смену во «Власть цветов». Это было необязательно; я на нее не сержусь. И не думаю, что она вот прям обижается на меня. Сейчас в нашей дружбе просто немного напряженная ситуация.

Я выпрямляюсь, выключаю фен и опускаю крышку унитаза.

– Садись.

Она опускается и смотрит, как я заканчиваю укладку. Я вытягиваю с помощью фена последние пряди и зачесываю получившуюся шелковистую гриву на место. Теперь я выгляжу дорого, как женщины в базе «Блаженства».

– Хочешь, я тебя накрашу? – спрашивает она.

Перемирие?

– Я надеялась, что ты спросишь.

Она меняется со мной местами, вытаскивает из-под раковины косметичку. Я поднимаю колени к груди и обхватываю их, а она начинает вбивать тональный крем мне в скулы и выше.

– Куда вы сегодня идете?

– Джонатан ведет меня ужинать.

– Куда?

– Не знаю. В какое-то приятное место, так он сказал.

Я не хочу делиться своим предчувствием, что сегодня он попросит меня к нему переехать.

– Ммм.

Ненадолго повисает тишина, пока Кэролайн закрывает тональник и роется в косметичке в поисках «Оргазма», румян от NARS с залихватским названием, а потом наносит их мне на щеки. Я смотрю прямо на подругу, но она избегает смотреть мне в глаза. В том, что моя жизнь вроде как налаживается, а у Кэролайн все притормозило, нет моей вины. В колледже у нее всегда была жизнь, о которой нестыдно говорить: шикарная стажировка в SNL, роскошная поездка в Белиз во время весенних каникул, когда участница «Топ-модели по-американски» предложила ей кока-колы, пока они стояли в очереди в туалет. А теперь Кэролайн растерялась. Мы не знаем, как справляться с новым ходом вещей.

Кэролайн наносит жидкую подводку на линию роста ресниц и вытягивает ее в идеальный кошачий глаз. Повторяет операцию на втором глазе.

– Открывай.

Я не успеваю приноровиться к свету, когда она хватает керлер для ресниц, подносит опасно близко к моему глазному яблоку и сдавливает им ресницы. Меня тянет моргнуть, но я не могу.

– А ты же говорила, у тебя сегодня свидание? – спрашиваю я.

– Нет, не свидание, – она отпускает мои ресницы. – Грейс приедет попозже с бутылкой вина. Закажем китайской еды и будем опять смотреть «Выпускника».

– Опять? Мило. Завидую.

Голос у нее меняется.

– Нет, не завидуешь. У тебя на вечер вообще-то настоящие планы.

Я нервничаю из-за того, что Кэролайн дуется, особенно когда она держит острую щеточку от туши так близко к моему лицу. Я делаю отчаянную попытку перевести разговор в нормальное русло.

– Слушай, а Грейс уже встречалась с тем парнем из «Блаженства»?

– О да. – Она хватает меня за подбородок. – Не вертись, я пытаюсь накрасить ресницы. – Да, сказала, что он пафосный мудак.

– Что?

У меня выходит какой-то скулеж.

Пускай я пока не уверена в своей квалификации матчмейкера, но я считала, что Элисон разбирается в том, получится ли пара. Она казалась такой уверенной на собрании. Как и все остальные.

– Он все трындел, что он гендир. Но он гендир-то собственной компании. У него больше и сотрудников нет – только стажер.

Кэролайн закатывает глаза.

Грейс не нравится, когда вешают лапшу на уши. Она из тех, кто постит в Фейсбуке всякие серьезные, сложные статьи из The Atlantic – о сирийских беженцах или о том, что нужно бороться с женским обрезанием в странах третьего мира. Раздутое самомнение стартапщика ее не впечатлит.

– Ох. Но она все равно молодец, что пошла на это. Меня это правда представит на работе в хорошем свете.

– Я знаю, – голос у Кэролайн напряженный, как будто она так и проигрывает в уме нашу ссору в Джерси.

Ненавижу, когда она дуется. Я пытаюсь рассеять ее дурное настроение.

– Что у тебя сегодня на работе? Как дела с Барбарой? – Это ее босс.

Она драматически закатывает глаза:

– Хуже некуда.

В голосе сквозит удовольствие. Я знаю, она хочет поскорее сообщить мне, какие нелепые требования сегодня выкатила ей Барбара, – и сообщает. История длинная, сложная: про составление заказа на травы от целителя рэйки, у которой практика в собственной гостиной в Монтоке; в истории участвуют Барбара, бывший муж Барбары, человек, гуляющий с собакой бывшего мужа, – и все это складывается в путанную цепь событий, за которыми едва можно уследить. Кэролайн рассказывает медленно, вдаваясь во все подробности. Если она и понимает, что мне еще одеваться, то виду не подает.

Я не могу этого не сделать: не выслушать, даже если из-за маленькой уступки дружбе опоздаю к Джонатану. Мы с Кэролайн нужны друг другу, даже когда то, что нас разделяет, кажется непреодолимым. Поэтому она здесь, красит меня половиной ассортимента «Сефоры». Она хочет быть рядом, быть на моей стороне, пусть это и больно. Это настоящая любовь.

Кэролайн отступает на шаг насладиться плодами своих трудов. Тяжело вздыхает:

– Ты хороша, детка.

Я встаю и смотрюсь в зеркало.

– Нет, просто у тебя талант, – поправляю я. Вид у меня и правда отшлифованный. – Спасибо. Я тебя люблю.

– Я знаю, – она открывает рот, собираясь что-то сказать, но потом снова закрывает. – Иди одевайся.