Дэвид Духовны - Мисс Подземка

– Услышала вас, Сид.

– Славно. А теперь не хотите ли попрощаться с миссис Хэгер? Если нет – нам пора. – Он собрался удалиться, а затем вновь обратился к Эмер, остановив ее, как раз когда она направилась в класс: – И, Эмер…

Она обернулась. Сидни озаряло яркое солнце, сиявшее в лестничное окно, в косых лучах вокруг головы Сидни кружились пылинки, словно нимб или распыленный густой дым от неведомого огня. Сид весь переменился с виду – вернее, так казалось, потому что в этом освещении Эмер не могла толком разобрать его черты, понять, что выражает лицо. Он сиял, словно был из иного мира. Эмер не видела, как движутся его губы, но услышала, что он сказал. Прежде чем уйти вниз по лестнице, он выкрикнул – без всякого предупреждения о триггере:

– Задницу берегите.

Крылья своей птице Эмер не подреза́ла. Сама эта формулировка ее нервировала, и Эмер не знала, как это делается, процедура, которую она видела в интернете, показалась затейливой, а Эмер не хотела рисковать и с этой целью нести птицу из дома в ветлечебницу. Птица благоденствовала и летала по маленькой квартире. Эмер боялась, что ворон слишком разгонится и врежется в зеркало или в закрытое окно, и завесила все отражающие поверхности одеялами. В квартире установилась своя особая влажность – как в экосистеме джунглей; Эмер теперь считала свою квартиру оазисом.

Ей приходило в голову, что все это может казаться странным не только постороннему человеку, но даже и другу. Не кошатница – птичница. И птица-то всего одна, вообще-то. Так ли уж оно чокнуто? Да не очень. Эмер беспокоило, что Корвус каркает все громогласнее и увереннее день ото дня, а также всевозможно фыркает, щелкает и утробно вскрикивает, и все эти звуки, казавшиеся ей разнообразными, как целый секретный язык, обращают внимание любознательных соседей на тайный мир Эмер, скрытый за стенами ее дома.

Корвус был необычайно умен. Он уже понимал свое имя и, что особенно мило, следовал за Эмер, как собака, из комнаты в комнату, весь день прыгая вокруг хозяйки вразвалочку. Такая походка придавала Корвусу вид старомодного вычурного джентльмена, и это совершенно очаровывало. Было в одомашнивании дикого создания нечто глубоко удовлетворительное, совсем другого порядка чувство, нежели от связи между человеком и псом. Корвус казался одновременно и дрессируемым, и неукротимым, недоступным. Чего-то такого хочешь от мужчины, думалось Эмер.

Хочешь поймать птицу – стань деревом, говаривал Джим Ганвейл. А потому Эмер оглядела свою затхлую квартиру, посмотрела на Корвуса и решила открыть несколько окон. Подняла фрамугу, и этот жест показался ей минорно судьбоносным – как выпускной вечер для птицы, открытие одного мира другому, внутреннего – внешнему. Ушла за кофе. Ей самой было свободно, и она хотела, чтобы Корвус почувствовал себя так же.

Несколько дней назад позвонила Иззи и прижала ее к стенке.

– Так, что-то с тобой не то. Ты ушла в подполье.

– Да не особо.

– Просто расскажи мне об этом мужике и избавь меня от ложного стыда.

– Ну…

– Я так и знала.

Кому-то надо сказать. Никуда не денешься. Секреты Эмер не тяготили. Плотность секретов иногда придавала ей объема, делала Эмер зримой, добавляла ей трепета, который требовалось скрывать, и эта плотность закрепляла ее на поверхности планеты Земля, уменьшала риск улететь прочь. Но и наперсницу – сообщницу – Эмер тоже нравилось иметь.

– Тут замешана птица.

– Птица! Английское жаргонное для “девушки”? Ты теперь из наших? Добро пожаловать в банду!

– Нет, в смысле птица.

– А, типа Попка Хочет Крекер?

– Типа того, ага. Птенец ворона, я его спасла на улице.

– То есть мы не про секс? Вообще?

– Не-а. Птица. Корвус – так я его зову.

– Выпендрежно.

– Се муа [104] Здесь : я такая ( искаж. фр. ). .

– Я почти уверена, что ты не той дорогой пошла. Но он хоть черный.

По дороге в “Хлеб насущный” Эмер едва не плакала. Осознала, что те чувства, что она питала к птице, адресованы ребенку, и настал час, как в первый школьный день или на выпускном, когда отпрыск являет некую независимость от родителей. И потому Эмер было вдвойне грустно – грустно от того, что Корвус растет и, вероятно, “покинет гнездо”, а еще грустно, что эти чувства у нее к птице, а не к собственному чаду.

Садилось солнце. Надвигалось лето, и Эмер было немножко шатко, то жарко, то холодно, как между временами года. Не могла решить, горячий или ледяной она хочет мокко/латте (в уме у нее все время крутилась песенка “Леди Мармелад” [105] “Lady Marmalade” (1974) – песня американской соул-, рок-, фанк-группы “Лабелль” с их платинового альбома “Nightbirds”. – “мокка чоколата йя-йя”). В каком же блядском я раздрае, думала она.

В итоге выбрала холодное – такой вот кивок грядущему лету, а не ушедшей весне, хотя пружинистости в шаге не прибавилось. Эмер шла, уперев взгляд в землю, но по-прежнему осознавала, что кругом орды парочек с маленькими детьми в колясках, прогуливаются ранним вечером в эту все более приятную погоду. Эдакая тирания нормальности завладела Верхним Вест-Сайдом, что одновременно утешало и ужасало.

Эмер смотрела, как папаша расплачивается за ледяную стружку, купленную для сына у торговца-латиноамериканца, и понимала, что они считают этот обмен экзотическим и архетипичным, такой вот едва ли не туристический эпизод в их безопасном мире. Эмер вспомнилось, что́ ей рассказывала о Деревне середины 1990-х Иззи, когда, только-только открыв миру, что она лесбиянка, жила на Кристофер-стрит, в самой сердцевине столицы Гейской Америки. Иззи тогда видела, как некий молодой человек в пурпурной футболке Нью-Йоркского университета достает клюшки для гольфа из “рейндж-ровера”. Клюшки для гольфа! В Гринвич-Виллидж! В Деревне Дилана Томаса и Стоунуолла [106] Стоунуоллские бунты – беспорядки и спонтанные демонстрации против полицейского рейда, начавшиеся в ночь на 28 июня 1969 года в гей-баре “Стоунуолл-инн” на Кристофер-стрит, Гринвич-Виллидж. .

– Тут-то я и поняла, что все кончено, – сказала тогда Иззи. – Та сумка для гольфа была троянским конем, из которого повылезали под покровом ночи все эти правильные маленькие уебки из хеджевых фондов. Они взяли верх. Мы проиграли. Без сна до Бруклина [107] “No Sleep Till Brooklyn” (1987) – композиция американской хип-хоп-группы “Бисти Бойз” (1979–2012); название – отсылка к композиции британской металл-группы “Моторхед” “No Sleep Till Hammersmith” (1981). Фраза “Без сна до Бруклина” стала устойчивым оборотом и означает “до самого конца”, “на всю катушку”. .

Эмер рассмеялась, припомнив это, и тут почувствовала, что кто-то похлопывает ее по плечу – довольно сильно. Отстраняясь, обернулась глянуть, кто там такой борзый. Никого.