Адриана Триджиани - Поцелуй, Карло! [litres]

– Господин посол? – донесся из мрака женский голос.

Ники не остановился.

– Вам нужен ключ. – Чача потрясла сумочкой в воздухе, как колокольчиком. Она трусила вприпрыжку, чтобы догнать его, а потом пустилась рысью рядом, чтобы поспевать за его шагами. Вскоре она начала пыхтеть. Когда они достигли дома, Чача уже задыхалась. Она схватилась за перила крыльца, стараясь перевести дух, перед тем как подняться по лестнице.

– Мадам, доброй ночи. – Ники низко поклонился, отпер дверь и, оказавшись внутри, помчался, перепрыгивая через две ступеньки.

Он радовался тому, что сообразил, как отделаться от Чачи: все, что надо было сделать, – это обогнать ее на подъеме.

Ники вошел в комнату для гостей и закрыл дверь. Он сдирал с себя мундир и промокшую рубашку, когда услышал, как скрипнула дверь. Навалившись на нее, он стал ждать и отошел только чуть погодя. Затем наклонил голову, чтобы лучше слышать, подкрался к двери и выглянул в коридор. Кошка в серых и белых полосках принюхивалась под дверью. Ники облегченно выдохнул, стал вешать мундир в шкаф, и с верхней полки на него упала елочная верхушка в виде Вифлеемской звезды и едва не проткнула ему голову. Выругавшись, Ники поднял ее, засунул обратно и бухнулся в постель. Поясница и ягодицы утонули в матрасе, а ноги вытянулись, как зубочистки, там, где матрас еще сохранял какую-то твердость. Ему хотелось плакать, но в теле не осталось влаги, он всю оставил на танцплощадке во время банкета с «кадиллаком»!

Гортензия лежала на средней из трех кроватей, стоявших в алькове квартирки над гаражом. Окно в сад было открыто, и успокаивающие ароматы фрезий, гардений и ночного жасмина наполняли комнату. Температура была что надо, прохладно, но не холодно. Матрас был плотный, подушки пухлые, и постель застлана по ее вкусу – хлопковыми наволочками и простынями.

Лжеатташе Элеоноры Рузвельт чувствовала себя божественно. Вино подняло ей настроение, а макароны с подливкой по-венециански с секретным ингредиентом легко и непринужденно устроились у нее в желудке. Гортензия уже много лет не была так довольна. Она уснула спокойно, не шевельнувшись ни разу, и уплыла в края своих грез, словно синий, как небо, воздушный шар, который парит высоко-высоко и сливается с небесами воедино.

А на другом конце городка Ники страдал от жары, голода и беспокойства. Он попытался открыть окно злополучной гостевой комнаты, но рамы оказались то ли закрашены, то ли забиты наглухо, как в тюрьме. Он дошел уже до такой точки изнеможения, что ему стало все равно. Ники рухнул на кровать и попытался повернуться на бок, но это привело лишь к судороге в мышце, и ему пришлось вскочить, чтобы размяться. Он оставил попытки и смирился с оригинальной позой «зад ниже головы», как в гамаке. И уже почти уснул, как что-то начало его душить.

– Ни слова, – прошептала Розальба.

Дочка бургомистра взгромоздилась на него, зажав ему рот одной липкой лапкой, а другой опираясь на шею. Ники не мог ни дохнуть, ни охнуть. Он сбросил с себя Розальбу, но та кошкой вспрыгнула обратно.

– Выйдите из моей комнаты! – сдавленно заорал он и попытался выбраться из-под нее, но матрас засасывал его в свои зыбучие пески из органзы.

– Я быстро, – сказала она.

– Не сомневаюсь.

Ники напрягся, перебросил ноги через край кровати и катапультировался с нее, использовав силу рук, словно из бочки с огурцами вылетел, вскочил на ноги. Он был в одних трусах в присутствии юной леди, но ему уже было не до политеса. Ники побывал на войне и знал, как себя вести, когда враг наступает, загоняя тебя в ловушку. Не имели значения ни форма, ни оружие, ни боеприпасы. Движение было его единственной защитой.

– А я говорила, что в этой комнате жарко, – подмигнула Розальба.

– Окна не открываются.

– Потому что они намертво забиты. Папочка забил, когда узнал, что я удираю из дому по ночам.

– Зря он это сделал, лучше бы позволил вам уйти, – сказал Ники, потирая шею.

– Я ему так и сказала.

– Бедняга.

Ники внезапно испытал искреннее сочувствие к Рокко.

– Некоторым людям необходима свобода. Пойдем из этой парилки. В моей комнате прохладно. Развлечемся.

Розальба встряхнула волосами. Но выглядело это движение вовсе не соблазнительно, скорее похоже на взмах веревочной швабры, сметающей паутину с потолка.

Ники распахнул дверь настежь.

– Уходите, или я позову вашего отца.

Розальба сползла с постели и оправила ночную сорочку.

– Вы – самый гадкий послишка из всех, что побывали в нашем городе.

Ники закрыл за ней дверь, рухнул на пол и забаррикадировал вход собственным телом. Глиняный арлекин сорвался с полки и стукнул его по макушке. Статуэтка уцелела, но Ники захотелось разбить ее вдребезги. Он дотянулся до сигарет на тумбочке. Если придется, он всю ночь пролежит здесь, охраняя дверь своей спальни от посягательств Розальбы.

Он взял с нижней полки стеллажа тоненькую книжицу «История Розето, штат Пенсильвания», написанную Ральфом Бассо, открыл и принялся читать. По мере того как разворачивалась история городка, Ники начинал все лучше понимать его жителей. Он так и уснул на полу, и женщины Розето без устали отплясывали в его сновидениях.

Фрэнк поставил машину в зарослях неподалеку от Эвергрин-уэй в Харфорде, пригороде на магистральном шоссе. Именно здешние покатые зеленые холмы и лошадиные пастбища вдохновили создателя фрески в Театре Борелли. Теперь бывшие тучные луга стали просто лужайками, верховые тропы – подъездными дорожками, а фермерские домики – роскошными особняками, пышностью не уступающими европейским.

– Ты уверен, что здесь можно парковаться?

– Я хочу тебе кое-что показать.

Фрэнк взял Каллу за руку, когда они переходили через центральный бульвар, а потом подвел к заграждению, обсаженному деревьями.

– Нет, это не самая лучшая точка, – сказал он недовольно и повел ее за поворот улицы, к другому месту возле ограды, – вот здесь.

Калла во все глаза смотрела на Хейверкрест – восхитительный особняк в елизаветинском стиле, ярко сиявший огнями на фоне синего ночного неба. Музыка разливалась над поляной, плыла меж деревьев. Мерцала медь оркестра, расположенного на веранде. Элегантные авто высаживали гостей у каменных ворот, обрамленных двумя фонтанами, которые выбрасывали бриллиантовые струи воды высоко в небо, обрушивая их после в сланцевые бассейны.

– Кто здесь живет? – спросила Калла.

– Семейство, которое производит кетчуп.

Фрэнк облокотился на ограду.

– Как ты нашел это место?

– Я строил водопад у них в бассейне.

– На что это похоже?

– Ты такого никогда не видела. Представляешь, выходишь утром из дому и прыгаешь в свой собственный бассейн прямо под свой собственный водопад?