Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

— Все же как это мило, что вы возите сюда свою бабушку. — Подумать только, можно, значит, обратиться к человеку на вы. Петер на секунду оборвал свист, ухмыльнулся и засвистел снова. — Да вы бы присели, процедура наверняка займет какое-то время.

Сегодня он, конечно, не такой дохлый, чтобы всю дорогу рассиживать, но ведь от одних только этих взглядов свалишься на скамейку. Бабули подвинулись, освобождая ему место.

— У меня тоже несколько внуков, — начала Уши, едва только он сел, — точнее, пятеро, один уже женат, вот только, кажется, с детишками у них там что-то не ладится, а ведь у самого так много братьев и сестер, должно быть, все дело в его жене, у нас в семье такого еще не было. Другие — те помоложе, один учится, что-то там иностранное, но сейчас, как говорит мой сын, когда все так много путешествуют, у него хорошие перспективы…

— Что ж, мы в свое время тоже поездили, мой муж был моряком, он плавал по Рейну, от Страсбурга до Роттердама, и так по нескольку раз в год, пока дети не пошли в школу, тогда я уж перестала…

— Да вы ведь уже рассказывали, фрау Войтович.

— А молодой человек не слышал. Он же еще ничего не видел в жизни.

Ну до чего долго все опять тянется, а тут еще эти заспорили; пациенты ждут, а этот Попугай знай заговаривает зубы его бабушке.

— Вы тоже на уколы?

— Помилуйте, ну сколько меня еще колоть, на той неделе уже три раза, и все три в мягкое место.

Петер ухмыльнулся.

— Значит, вы и сейчас ждете уколов, пойду-ка я задам им жару.

— Нет-нет, ради бога, только не встревайте, мы здесь сидим просто так, мы всегда здесь сидим, это наша скамейка, здесь у каждого свое место, и мы всегда сидим здесь. Вы только ничего не говорите фрау Шнайдер. Разве вы очень спешите?

Похоже, Искусственная Челюсть порядком перепугалась, забыла даже про свои зубы. Третья не произнесла ни слова, только пыхтела и переводила взгляд с одной на другую.

«Наверное, она совсем не может говорить, — подумал Петер. — Да они юмористки — просиживать здесь целый день, уж я бы придумал что-нибудь получше, диски или радио, вот перед магнитофоном я мог бы торчать часами, а здесь ведь со скуки помрешь».

Выйдя вместе с бабушкой из приемной, Попугай жестом подозвала его.

— Петер, пойдем-ка, — окликнула бабушка, и он пошел с ними.

Пройдя несколько шагов, заведующая остановилась, открыла какую-то дверь и пропустила бабушку вперед.

— Это наша комната отдыха, только не подумайте, что я вас соблазняю — столько заявлений на прием, — но разве здесь не чудесно?

Довольно просторное помещение, столики на четверых, цветные скатерти, букетики бессмертников, на светлых стенах фотографии пейзажей, похожие на те, что висели в вестибюле, портреты известных политических деятелей. Цветной телевизор.

— Ах, как здесь хорошо.

Петер тоже одобрительно кивнул.

— Смотри-ка даже цветной телевизор, здорово!

— Оформление только что закончили, нашим жильцам обязательно понравится, они должны чувствовать себя здесь как дома. Завтра вечером лекция о Кавказе с показом слайдов, мы заботимся, чтобы у наших старичков была смена впечатлений. — Заведующая с гордостью оглядела помещение, будто видела его впервые.

Уже на улице бабушка сказала:

— Хорошо у них там, иногда я даже подумываю…

— Чепуха, ба, тебе ведь и дома с нами хорошо.

Ничего не скажешь, неплохо у них там, и придумывают для них всякие разности, не можешь до Кавказа доехать — смотри картинки, и вообще, какое-никакое разнообразие. Но уйти туда? Он так привык к бабушке, ему и в голову никогда не приходила мысль о доме престарелых.

На следующий день, поднимаясь с трудом по ступенькам, они услышали взволнованные голоса:

— Если вам лень идти на лекцию, то в воскресенье прогулка на пароходе не состоится. На лекции должны присутствовать все, в противном случае будете сидеть дома.

Черт возьми, да ведь это звучит прямо как у сироты Фрэнки, босса Петера по ССНМ. Торопясь заглянуть за угол, Петер припустил через две ступеньки и еще успел заметить грозно поднятую руку заведующей. Попугай стремительно впорхнула в кабинет и захлопнула дверь. Три старушки кряхтя поднялись. Вальцовщица Уши сказала плачущим голосом:

— Моя дочь так много путешествует. А я никогда никуда не ездила, почему я должна идти на эту лекцию?

Для них стараются, а этим смешным старым курицам неинтересно. Однако, если бы Фрэнки стал грозить ему тем, что урежет премию за неявку на праздник бригады — хотя, по-честному, уж куда-куда, а на праздник-то его гнать не надо, — но если бы его, Петра Великого, все же стали заставлять, то это вышло бы Фрэнки боком, больше он бы его нигде не увидел.

— Петер, я ее просила уколоть разок в руку, поэтому давай сегодня зайдем вместе, а то как знать, вдруг она на меня тоже сердита.

Заведующая, вся красная, сидела за письменным столом и что-то шептала. Петера и бабушку она заметила только тогда, когда они уже были в кабинете. Она громко продолжала:

— Стараешься, организовываешь, пороги обиваешь, а им лень сделать несколько шагов по вестибюлю.

— А если им эта лекция неинтересна? — возразил Петер. Бабушка взглянула на него умоляюще.

— При чем тут интересно или неинтересно, — вновь закипела заведующая, — каждый, кто в состоянии передвигаться, должен быть на месте. Полупустым залом я себя позорить не буду, ни за что, в таком случае уж лучше я вообще ничего больше делать не буду. — От укола пошла кровь. Заведующая стала многословно извиняться. — Ах, я в таком возбуждении, все это действует мне на нервы, здесь такой плохой человеческий материал, две трети нуждающихся в постоянном уходе, только треть — нормальные обитатели дома престарелых, — попробуй, уследи за всем.

— Нам бы столько материала, мы бы тогда…

— Ну что ты в этом понимаешь, мальчишка.

— Ну-ну, не очень, — предупредил Петер, — идем, ба! Ты теперь тоже плохой материал.

— Петер, умей держать себя в руках, — сказала за дверью бабушка, — без фрау Шнайдер нам не обойтись, кроме того, она женщина элегантная, блузки меняет каждый день, все они красивые и выглядят всегда как новые.

— Хороший человеческий материал, ба.

— Петер, прошу тебя!

Рассказать Фрэнки — тот ни за что не поверит, он уверен, что такого быть не может. Вот когда завтра придут и скажут: «Нет материала?» или: «На́ тебе материал!» — тут-то он и расскажет про Попугая, решено, как только кто-нибудь произнесет слово «материал», он будет тут как тут с этой историей. А не то старухи будут до конца своих дней отданы на произвол этого Попугая. Сам-то он, допустим, наверняка бы сходил на эту лекцию, так, для разнообразия. Но с какой стати они, эти старухи, должны делать то, что им неинтересно? Они ведь не в детском саду. Им уже больше ничего не нужно. Просто доживают свой век в ожидании фамильного склепа или чего там еще.