Петра Вернер - Неожиданный визит [Рассказы и повести писательниц ГДР]

Служба общения! Новаторский почин Петера Мёллера. Петер гордо усмехнулся. Однако через некоторое время его охватили сомнения. Возможно ли вообще нечто подобное на предприятии, и не должны ли такие предложения каким-то образом выражаться в деньгах? Итак, какой выигрыш или экономию обещает твое предложение, дорогой Петер, прикинь-ка хотя бы приблизительно, для начала сойдет и так. Двухчасовая болтология и ее прослушивание без какого-либо другого дела — это два часа по 7,50 марки каждый, и того — 15 марок. Следовательно, это не экономия, а потеря. Это будет в свободное от работы время, защищал свою идею Петер. В таком случае это не имеет к нашему предприятию никакого отношения. Петер задумался. А в борьбе за звание? Как предложение для производственного соревнования? Петер, ты гений, это необходимо обсудить с Фрэнки, и хорошо бы еще сегодня, сразу после обеда. Петер поспешил домой к обеду. Как раз в тот момент, когда он собирался дать газ, его окликнула бабушка.

— Ба, мне сейчас некогда, — бросил он нетерпеливо.

— Ну вот, теперь и у тебя нет времени, Петер, а ведь я только хотела…

Петер не дослушал, так как был уже на пути к Фрэнки.

Перевод Вл. Крюкова.

По воскресеньям Вайлер открывал кафе в два. Он сам отпирал дверь, сам рассаживал уже ожидавших посетителей, и у каждого гостя еще в дверях создавалось впечатление, что хозяин находится здесь исключительно ради него, ради исполнения его желаний. Все это составляло особый дух кафе которым Вайлер очень гордился. Диваны в стиле бидермайер [24] Направление в немецком и австрийском искусстве ок. 1815–1848 гг. В демократическом искусстве представляло собой переработанный в духе интимности и домашнего уюта ампир. , кресла, обитые тканью в цветочек, традиционное музицирование в кафе, хозяин с благородной проседью в волосах, сам принимающий гостей, — да где еще сегодня встретишь такое?

Три пожилые дамы вошли в начале четвертого. Вайлер с ходу определил: две весьма состоятельные сестры с Запада приехали навестить третью сестру. Вайлер гордился своим умением разбираться в людях, он никогда не ошибался и даже иногда сожалел об этом. С юных лет его интересовали людские судьбы, но мало что могло вызвать его удивление: он всегда все знал наперед. Обе гостьи были в дорогих траурных костюмах и, несмотря на теплый майский ветерок, в мехах: на одной норковый палантин, на другой каракулевый жакет. А уж Вайлер знал в этом толк! Одна была нагружена яркими пакетами, в руках другой — букет слегка увядших цветов. Нет, вряд ли они приехали на похороны, подумал Вайлер, ведь у третьей сестры, явно старшей среди них, из-под простенького демисезонного пальто проглядывало светлое вязаное платье. Словом, ничего особенного: визит без какой-либо конкретной цели, свидание после многих лет разлуки, но Вайлер надеялся, что флюиды в его кафе придадут этой встрече оттенок чего-то неповторимого.

Вайлер отослал официанта за вазой, решив, что сам обслужит дам: ему хотелось убедиться, верны ли его предположения. Он пригласил их к только что освободившемуся столику у окна, где за изящно подобранными гардинами открывался чудесный вид, достойный рекламных фото: на фоне сочной красоты старых голландских построек, сложенных из обожженного кирпича, только что распустившийся каштан — второго такого дерева не найдешь во всей округе, — а надо всем этим сияющее майское небо. Нет, эта дама в светлом платье не зря привела своих родственниц к нему.

Вайлер помог Марте снять пальто, и та с легкой улыбкой смотрела, как он принимает меха у золовки и снохи. Она попросила Вайлера принести кофе и коньяк и, подождав, когда Фридрих закончит играть вальс-мечту, подняла рюмку и сказала одетым в траур Лисбет и Маргарет:

— Я хочу выпить за Рудольфа. — И добавила, чуть помедлив: — И за Ганса.

Дамы торжественно чокнулись. Фридрих заиграл тему хора «Свободу родине» из «Набукко» [25] Опера Дж. Верди «Набукко» («Навуходоносор»). .

— Как трогательно, — пробормотал Вайлер. Из-за стойки ему было видно, как Маргарет достала из сумочки изящные фотокарточки и по одной стала передавать их через стол Марте. Вайлер кивнул. Он знал это наперед.

Марта смотрела фотографии, а Маргарет изучала ее лицо, одежду, прическу, ее морщинистые руки, в которых слегка подрагивали цветные снимки.

Стало быть, это она. Моя свекровь. Без малого вот уже двадцать пять лет. Но я не нахожу никакого сходства с Гансом. Боже мой, эта серая мышка! Она выглядит старше своих семидесяти пяти. Не верится, что она была бургомистром города. Да и давно это было. Вероятно, за годы службы ей не удалось позаботиться о своей старости: выглядит она более чем скромно. И наверное, поэтому не присутствовала на погребении — постеснялась. Единственный сын… А может, не приехала из принципа. Подумать только, с таким спокойствием разглядывает фотографии, а сама с удовольствием лишила бы нас всего, что мы нажили, я и Ганс. «Альпийская роза» — прекраснейший отель во всей округе: крытый плавательный бассейн, парк, приспособленный для спортивных занятий, и вольера. Моя идея. Здесь гости могут наблюдать за сурками и сернами, не карабкаясь в горы. А трудиться Ганс умел (без труда не вытянешь и рыбку из пруда), но это у него совсем не от нее, а от Лисбет, которая его воспитала. Эта же о нем и не заботилась, она была поглощена политикой, угодила потом аж в тюрьму. Бедный Ганс, это родная-то мать!.. Денег Лисбет дала за ним не так уж много, но будь довольна, что вообще удалось выйти замуж в тридцать с лишним лет, да и выглядела я тогда далеко не так привлекательно, не то что теперь. Ганс прельстился моей гостиницей, но мужем все же был хорошим. Конечно, ему нужны были девочки, со временем я стала стара для него. Больше всего ему нравились иностранки — с ними не надо было разговаривать. А эта женщина никогда не стремилась вновь увидеть своего сына. Я бы не смогла быть столь бессердечной, хотя моя Барбара и не пошла в меня. Если бы эта только знала, что ее единственная внучка чуть не стала «красной», то-то порадовалась бы. Молодежь всегда хочет жить иначе, чем родители, это она должна бы знать по своему Гансу. А моя Барбара — она образумится, ребенка нужно только чем-нибудь увлечь. Я вот отправила ее в путешествие: надо же посмотреть мир. И теперь она шлет мне письма из Индии, из этого религиозного центра. Чуточку религии ей не помешает. А вернется — выдам ее получше замуж. Самое время, иначе дело может попасть в чужие руки.

— А вот это Барбара, — сказала Маргарет, передавая Марте последний снимок.

Марта улыбнулась девушке на фото.

— Ты только все улыбаешься, — пробурчала Лисбет. — Мы что, целое воскресенье просидим здесь, разглядывая карточки? Знаешь, я ужасно проголодалась!