Валерий Попов - Ты забыла свое крыло [Сборник]

Зотыч за это взялся.

— Только тактично! — я умолял.

Но уж не знаю, как результаты оценивать. Зотыч достал где-то стопку мешков и, подкарауливая гостей в камышах, ловил их в этот сачок! Об этом узнав, я гнал на своем ржавом скрипучем велосипеде на озеро — навстречу бежали по дороге «мешки». За ними, к счастью, ехал автобус, и я бережно, под локоток, их подсаживал... Международный скандал!

Но насекомые, и даже лягушки, и, ясно, утки, зуи так и не вернулись! Не вернулись и синеватые жуки. И даже враги синеватых жуков. И жук, который лапками поверхность прогибал, не вернулся! То, что даже прежней власти не поддалось, со всеми грандиознейшими ее ошибками, мы легко уничтожили, росчерком пера! К тому же Зотыч божился, что один микронекрофоб шпионом оказался — хотел нашу котельную подорвать.

Валентин отхлестал нас статьей — «Губители озера!». Мы, конечно, провели с ним беседу:

— Ну что, тля? Это ж ты за них грудью встал! Ну и где ж теперь твои Леда и Лебедь? Улетели нахер?

— Меня не запугаете! — тот гордо отвечал.

— Да! Тяжела ты, шапка олигарха! Ну и что мы натворили с тобой? Побриться — и застрелиться! — подытожил Фома.

В свой любимый журнал (превратившийся в желтый — реклама и скандалы) я по привычке еще ходил, но там царил теперь Валентин — и на все мое говорил: «Беззубо!» Но должны ли быть зубы у рассказов и стихов? До сих пор в этом не уверен.

— Валентин Трофимыч занят! — встала на моем пути секретарша.

— А скоро освободится? — пробормотал я.

— Понятия не имею! — гордо проговорила она.

Я тупо сидел. И чего, собственно, я тут надеюсь дождаться с моим беззубием? Распахнулась дверь. Вышел Валентин — и Бобон! Валентин гляделся обиженным, Бобон, наоборот, уверенным.

— В отдел рекламы пойдешь? — вдруг предложил мне Бобон.

Валентин смотрел в сторону. Предложение явно шло не от него.

— Можно, — откликнулся я.

В коллективе таком — все как можно хуже хочется делать. Я изгалялся как мог. «Моча — даром!» — помещал крупным шрифтом. И наутро у наших дверей колыхалась толпа с бидончиками. Какую-то страшную я почувствовал власть.

— Молоток! — Бобон меня поощрял. — Реклама должна быть безобразна и алогична!

«Проездом в нашем городе — Лариса Безверхняя и Иван Столбняк!» Наутро — очередь за билетами!

— Молоток! — хвалил он меня.

— Но их же... нет!

— Сделаем!

И теперь их славу уже «не вырубишь топором». Инга Вовлекайте! Анжела Рюмаху! Максим Гвоздцов!.. И все это, не скрою, детища моего пера! Артем Чемтоболеев! Сохейл Насери! Ансамбль «Секс Хенд». «Дешевле — только повеситься!» «Не у тех искал утех!» «Льну к льну!» «Обувь для гордых!» «Шампунь “Вдохновение”, улучшающий работу мозга!» И не скрою — все это я.

Совсем уже неприличные предложения вычеркивал слабеющей рукой... и тут же вписывал: «Если ты уже дристал — то прими скорей фестал!»

— Молоток! — Бобон хохотал. — Надо ближе к народу!

Моральное падение, оказывается, бесконечным может быть. Как говорил Зотыч: «Не те порты одел, которые хотел!»

А Валентин — поднимался! Уже нашего мэра бичевал! Про которого, правда, было известно, что его на дух не переносит президент. Меня это как-то не возбуждало. Журнал не читал. Забрел случайно в приемную.

— Чего новенького?

— Вы что? Не знаете? — изумилась секретарша. — Весь город гудит!

Взял журнал — и чуть не выронил со страху. В самом начале, жирным шрифтом — «Бобон»! Кличка нашего, можно сказать, шефа. Материалы о том, что он, когда занимался кладбищенским бизнесом, покойников воровал.

— Вот как надо писать! Весь тираж разлетелся!

И произнес это... Бобон!

Когда он появился в приемной, я пригнулся: будет пальба! И вдруг — благожелательная реакция.

— И ты так же пиши! — присоветовал мне.

И я попросил листик. И начирикал: «Прошу освободить...»

...И ушел в творческий загул вместе с Фомой. Сидели у него. Тут же шустрила их дочурка, загадочно улыбалась Убигюль. Идиллия. И вдруг — стук! Сначала думали, Жос. Но как-то слишком громоподобно. Распахнули ворота — и въехал белый лимузин. И из него вышел... Дед, с иголочки одет! Миллионерский загар! Новые зубы! Вот из каких краев теперь миллионеры выходят. И первым делом преподнес Убигюль роскошный букет.

— А нам? — злобно проговорил Фома.

— Будет и вам! — усмехнулся Дед.

И назавтра — Фома мне поведал — приполз к нему сам Бобон на четвереньках, низко кланялся, лысиной в пыль:

— Фома Георгич, Фома Георгич! Не согласитесь ли вы возглавить нашенское ОАО? С вашим опытом!

Во как Дед стал хозяйничать — всех поставил на место!

А я! Приплелся в журнал за расчетом. И вижу там... продолжение сна? Совсем другие — незнакомые, — но приятные люди. Любезно раскланиваются. Захожу в приемную — и секретарша совсем другая. Робко говорит:

— А я вам звонила!

— Да? Не слышал... А главный редактор пришел?

Она смотрит на меня почему-то с ужасом и шепчет еле слышно:

— Пришел.

— Так могу я к нему пройти?

Она, девчонка совсем, лепечет в отчаянии:

— Я не знаю...

— А почему это вы ничего не знаете?!

— ...а потому что главный редактор... ВЫ!

Сел в кресло — и вскоре явился Валентин.

— Извините, — церемонно расшаркался, — можно вещи забрать? Если я, разумеется, вас не побеспокою.

— Ты чего? Хватит! Садись! Работай.

— Кем, позвольте поинтересоваться?

— Ну... редактором. Но не главным.

— И где же будет моя каморка? Под лестницей?

— Ладно! Хватит уже!.. Садись.

— Чистоплотность не позволяет! — надменно произнес он.

— Знаешь, — сказал я Фоме, — пора и нам что-то хорошее сделать!

— А что? — Он изумился. Отвык!

— Хочу фауну в озеро вернуть!

— Ты что, Всемогущий?

— Порою да.

Где фауна наша, с озера, я знал. Кровью за это знание платил! Располагалась теперь она в подвале моего городского дома. Зудят комары. Лягушки квакают. Утки летают. Ноев ковчег! Только зуи (с ударением на «и»), гордые белые цапли, исчезли полностью...

И вот 30 мая мы спустились в подвал. Комары в изумленье умолкли, но потом все же опомнились. Впились. Смотрю, стоит Фома, весь пронзенный, как святой Себастьян.

— Погнали!

Выскочили мы с Фомой из подвала. За нами — комары! Мы сели на наш велосипед-тандем и помчались к озеру через весь город. За комарами — лягушки! За лягушками — утки! За утками — пресса! И с разгону — все в озеро!

...И вот — тихое утро. Я приехал на берег — и замер: прилетели зуи!

Прошло десять лет. Благодаря успехам на литературном фронте — с кочегарской площади — в том же Елово — перебрался на ту, где жила некогда знаменитая поэтесса. Площадь, кстати, рядом. И не шибко отличалась. Только — больше проблем.