Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

— ...Колготки детские.

Вычеркнули, обливаясь слезами. Все-таки Пека был человек добросовестный, вел строжайший баланс и учет: что именно пропито, какого числа. И главное — в какое время. Вот так!

— Ты поймешь, что там за люди у нас. Слова упрека не скажут! Вот увидишь. — Пека вглядывался в сияющую даль. Такой оптимистический взгляд на мир свойственен вообще начинающим алкоголикам: вот сейчас, еще один глоток, и все засияет!

— О-хо-хо!

Мы снова с ним валялись у цистерны с хирсой.

— Рада предлагает мне ее заместителем по производственной части пойти. Квартира, машина, — выдал страшную кладбищенскую тайну мой друг.

Я резко (или мне показалось, что резко) сел. Ах, вот оно что! Прощальный ужин! Прощай, наш трудовой с Пекой подвиг, неродившийся наш сценарий!

— На Пьяную Гору, стало быть, не вернешься? — самым незаинтересованным тоном осведомился я.

— Не только я вернусь на Пьяную Гору — но и ты туда поедешь. Все!

Он решительно поднялся.

Мы приблизились к сказочному домику за оградой. Рядом сиял пожарный водоем. По его поверхности, искажая гладь, сновали всяческие водомерки и уховертки.

— Ты первый заходи, — вдруг смалодушничал Пека.

— Нет уж, ты!

Рада сидела за столом, в углу висели саван, коса. Все как положено.

— Скажи, чтобы он ушел! — Она ткнула в меня острым пальцем.

— Наоборот, это я ухожу! — смело Пека произнес.

— Недоволен? Ты сколько взял с этих фраеров? Мало тебе?

— Меня это уже не колышет.

— Ах так?

Вскочила с кресла и в то же мгновение была уже в саване, с косой! Лезвие сверкнуло у Пеки над головой — еле пригнулся. Вторым ударом она разбила сервант: целила в меня, но я успел рухнуть на колени. Широко машет! Звенели стекла. Имущества не жалеет! Или казенное оно? Мысли скакали галопом, а сам я ласточкой вылетел в окно, скатился по склону, пробежал по воде, аки посуху, и вломился в кусты. Я слышал за собой треск и горячо надеялся, что это бежит мой друг.

— Темпо, темпо! — донеслось из кустов.

Пека на оставшиеся деньги вдруг шубу себе купил. Странно распорядился. Причем какую! Искусственный серый спутанный ворс. И такую же шапку. Только с отчаяния можно такое купить. «Все! — окончательно понял я, глядя на него. — В столице нам ничего не светит!»

— Ну как? — гордо поворачивался.

— Э-э-э... Ну, мне кажется... на дальних широтах больше приняты натуральные меха. Что там у вас? Соболь? Песец?

— Не угадал! В наших широтах все только в искусственном ходят.

Почему? Но позже, увы, подтвердился этот парадокс. Не предполагал я лишь одного — что и мне тот наряд придется впору!

Установочная сессия для нас, студентов-заочников, тянулась незабываемые две недели и вот кончилась — пора расставаться. Ежов, истинный мастер, учил нас не только хорошо работать, но и красиво выпивать. Для этого и провел нас на премьеру в Дом кино... но вышло криво. В процессе набирающего откровенность разговора выяснилось вдруг, что у всех все хорошо — только у нас с Пекой все плохо.

— Эту тему, про рабочий класс, и преподаватели ненавидят, и даже начальство, которое заказывает ее. Так что частично это распространяется и на вас, — разоткровенничался, слегка выпив, мастер. Чего это он расклеился так?

Выяснилось, что уже можно писать всю правду о пограничниках, разведчиках. Даже о балеринах! А вот о рабочих почему-то нельзя.

Ежов, потея, промакивал промокшим платочком лоб.

— Хватит лгать! — вскричал Гуня, откинув шелковый локон, хотя я сильно сомневаюсь, чтоб он когда-нибудь лгал.

Потом начались пьянка и гвалт, про нас уже и забыли вроде. Да не совсем.

В уборной застал я Ежова — в неловкий вроде момент... неловкость была еще и в том, что он явно хотел что-то сказать мне, но не решался. Он долго стряхивал капли, а я стоял и покорно ждал.

— Да, — наконец он решился, — ты, похоже, опять умудрился вытянуть проигрышный билет. — И, резко задвинув молнию, ушел.

А я стоял, потрясенный. Забыл даже, зачем пришел. «Проигрышный билет!» И что значит «опять»? Что он — знает мою предыдущую жизнь и видит прошлую? Да. Приговор!

Вернувшись, я сделал знак Пеке, и мы пошли. И никто из-за нашего ухода особенно не убивался! Так, несколько смешков... Раньше я скорей к насмешникам этим относился, но теперь к Пеке душою прикипел.

— Скажи... Ты сильно переживать будешь, если плюнем на все это, слюной?

— Пешки назад не ходят! — гордо Пека отвечал.

Комендантша в общежитии ревниво произнесла:

— Вас тут женщина спрашивала.

Обиженный взгляд комендантши можно понять — проволынили тут, наобещали — и не сделали ничего.

— Кого? — спросили мы хором.

— Обоих, — как-то мстительно проговорила она.

— Какая она?

— Ничего особенного. В саване, с косой. Ждала долго, но не выдержала. Сказала, что еще зайдет.

Пора в дорогу.

— Отчислены! — сладострастно Сысоева произнесла. Дождалась-таки своего часа!

— А Ежов где? — поинтересовался я.

— Сегодня рано утром улетел в Акапулько. А что вы, собственно, хотите от него? Вариант ваш не лезет ни в какие ворота — мнение единодушно. Вспомните содержание!

«Бляшки. Гнилой конец»... Да, сценарий о рабочем классе сложился нестандартный. Вышли. Пека хотя бы слово сказал!

— А ты, вообще, на хрена существуешь? Где Федор-то твой? Ты, кажется, что-то обещал ей!

— Федор тут бессилен.

Такого я уже из его уст не мог перенести. «Федор бессилен»! Это уже полный конец!

— Пошли-ка назад!

Минут семь боролись с застенчивостью, потом вошли все-таки в заветный подъезд, опять в бурную атмосферу ВГИКа окунулись. Подошли к деканату.

— Заходи.

— Прямо сейчас?

— Не бойся. Я с тобой.

Зашли. Сысоева, мне показалось, обрадованно брови взметнула.

— Мы согласны.

— На что это, интересно? — улыбнулась она.

— Вот он скажет! — Я Пеку вперед вытолкнул.

— Да! — он произнес. Небогато. Но это сыграло, видимо, решающую роль! Глаза Сысоевой заиграли.

— Мы напишем! — уточнил я.

— Как это? — поинтересовалась она. — Насколько я знаю, вы разъезжаетесь?

— Нет... — проговорил я. — Мы вместе едем!

И удивился сам.

— Ну поглядим, — улыбнулась она и вернула студенческие.

Спасение свое бурно отметили... Кому-то это обошлось в «телевизор цветной». Шли через пустырь, благоухавший полынью, пихаясь и хохоча, бутылки в наших руках сверкали! На кривом ящике за магазином сидела старушка и, сощуря свои васильковые глазки, смотрела на нас. Осуждает?

— Чего, бабушка? — мы ласково к ней подошли.

— Я б с вами пошла! — восхищенно тряся головкой, сказала она.

И это, может, и был самый счастливый миг нашей жизни.

Смело реализуя наличность, до раздела «Книги» дошли. Я уже занес свое хищное перо...

— А вот это — нет! — произнес Пека неожиданно твердо.