Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Потом помню нас в роскошном магазине с высоким резным потолком... Потолок помню потому, что шарик, только что купленный мне папой, вдруг выдернул из моих пальцев скользкую нитку и улетел вверх. Кто-то, встав на стул, лихорадочно пытался поднятой шваброй сбить его вниз. Были, значит, у деда сила и власть, чтобы заставить людей суетиться! Шарик был торжественно вручен мне, я подбежал, счастливый, к маме и папе... Но лица у них были расстроенные, отвлеченные. “Да, да”, — рассеянно произнесла мама, погладив меня по коротко стриженной голове.

Помню, как в зеркальном фойе театра мать (перед началом или в антракте?) очаровательно кокетничала, весело и молодо вертелась перед зеркалом — но пронзительную тревогу всего происходящего я остро чувствовал и ясно запомнил. Тогда и начал писать? Помню еще багрово-серебристый бархат ложи, солидный черный рукав деда-академика с твердой белой манжетой — поставил на барьер открытую коробку шоколадных конфет в гофрированных золотых, громко шуршащих юбочках.

Больше не помню почти ничего... Смутно: мы в коммунальном коридоре с двоюродным братом крутим велосипед, и открывается дверь с площадки, и возвращаются из каких-то гостей расстроенные, молчаливые мать с отцом. Все! Ничего не получилось! Москва не помогла. Помню, как отводили виновато глаза провожавшие нас друзья и родственники. И что бы было тогда с родителями, если бы вдруг сквозь туман времен они увидели бы меня теперешнего — седого, потертого, безуспешно пытающегося стремительностью движений скрыть дефекты одежды, норовящего что-то втолковать чужим людям, занятым вовсе другим...

Вскоре после той поездки родители развелись. Всегда все бывает как-то наперекосяк: в последний момент им вдруг дали большую квартиру в новостройке, но отец уже не въехал в нее. Скоро и Оля уехала в Москву, познакомившись в байдарочном походе с Геннадием, потом отчалила и мама нянчить внучку, и мы с женой остались в большой и еще необорудованной квартире одни... И вскоре квартирка превратилась в распивочную для всей пьяни с окружающих пустырей... Ну, может, и не для всей, а лишь той, что выдавала себя за богему, но таких в России всегда миллион: можно, ссылаясь на гениальность, не делать ни хрена! Ну как очередного беспутного гения не впустить, хоть и ночь уже? И я чуял, что погибаю и это не остановить: лишь моя рука, хватая воздух, из топи торчит! И спасало одно: “Мама приехала!” Она действительно изредка приезжала навещать квартиру, сокрушенно качала головой, замечая разруху, хотя мы с женой пытались порядок навести. И это время можно было передохнуть: “Мама приехала”. Потом, уже чувствуя в себе силу сочинителя, правящего жизнью, я уверенно говорил по телефону звонившим с утра: “Мама приехала!” И грязь, урча, отступала — против “Мама приехала” не сказать ничего! И хотя мама находилась в это время в Москве, но спасала меня. “Мама приехала”. Теперь уже не приедет!

— Так что вы можете благодарить Яна Альбертыча! — снова прорезалась Я.Сущак.

Спасибо обоим им. “Мама приехала!” Написал рассказ! Я пошел. Этот неуловимый Ян мне уже надоел.

— Он втравил вас фактически в уголовное дело! Если бы это, — она тряхнула бумагами, — поимело бы ход, вас могли бы осудить как мошенника! Да и ему мало бы не досталось. Я фактически спасла вас, изъяв эти бумаги.

— Хорошо, хорошо. — Я, улыбаясь, двигался к выходу. Спросил из вежливости: — Но денег я, значит, от него не верну?

— С кого? — саркастически усмехнулась она.

— Ах да, извините. Все? Я могу идти? Надеюсь, ко мне не будет применено... уголовное преследование?

Внешность ее ежесекундно менялась. Надо же, ломает как!

— Вы пытались незаконно присвоить наследство матери!

— Но я же не знал.

— Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности!

Ловко! Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности... а изменение пола? Незнание законов не освобождает от уголовной ответственности... но знание, видимо, освобождает. А интересно — если у Сущака Яна Альбертовича было какое-то имущество (квартира — несомненно), сумел ли он завещать его Сущак Яне Альбертовне — в тот момент, правда, несуществующей? Несомненно! Для этого они тут и сидят. Знание законов! Это мы лишь страдаем тут. Законы постоянно меняются... нотариусы в процессе сложного дела меняют пол и убеждения. Загадочное учреждение! Впрочем, все такие у нас.

— С концами скрылся! — глянув в зеркало, злобно проговорила она...»

Поднял свой взгляд... а зал-то чудный! Дышит сообща. Глаза умные, интеллигентные, сочувствующие — давно таких не видал. А это что за вдумчивый взгляд? Знакомое лицо — лишь бородка незнакомая. Гуня! Родной! А где же еще быть интеллигентному человеку в этот миг?

— Здорово! Как дела?! — обнял его радостно.

— Да как и всегда, — ответил скромно.

— А чего ж тут?

— Да влип, как всегда. Пытаюсь в меру скромных своих сил...

А на самом деле читай: безграничных!

— Пытаюсь, как закон того требует...

Читай: не закон, а заказчики!

— Тендер тут провести...

Тендер — читай: конкурс.

— На лучшее...

Читай: худшее...

— ...использование этого региона. Как-то его спасти!

— И как?

— Да пока что кисло все.

Это я вижу. Зато у меня все хорошо! Даже Софья Павловна, от рояля восстав, посетила. И ученицы ее. И какие-то усталые интеллигенты. Таких родных, внимательных глаз после этого уже не видел. И даже Пекины друзья-заговорщики в процессе моего чтения героически поднимали свои измученные головы от стола и вникали. Успех! Да. Было тепло. Как Инна и обещала. Только вот Митьки не было. И зря! Я победно глянул на Инну. Ну что, довольна? Довольна... да не совсем? Теперь уже, распаренный победитель, я мог трепать ее как хотел... Схимичила с Митей? Как поняла, что не удался ее расчет и что на Англию я работать не буду, решила меня вырубить, дабы я не смущал юный ум. Выгадала?

Сказала, пока шли сюда, абсолютно искренне:

— Жаль, Митьку не выпускают. Карантин у них. Даже пальто их заперли, чтобы не сбежал никто!

Граница на замке! Зуб даю, что она все это и организовала, как наверняка член какого-нибудь просветительско-попечительского родительского больничного комитета, и добилась того, что заперли пальто. Поставив цель, средств уже не жалеет. Сперва заманила Митькой, потом отлучила от него — мол, хорошему не научу. И что же? Теперь я уже вполне снисходительно на нее смотрел. «Ну что, довольна?» Она смущенно отвернулась. «Нет, недовольна. Теперь понимаю — на этом празднике духа Митьке надо бы быть». И действительно — так тепло потом уже не было.

И тут распахнулась дверь, и влетел розовощекий Митька — без пальто! Я прилетел сюда без пальто, и он — без пальто. Обнялись... Вот оно, счастье. Сын мой!