Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

Митька, счастливый, снова в больницу убежал, и я от счастья заснуть не мог. Пытался и Пеку взбодрить:

— ...Ну, раз Гуня тут проблему решает... так может — не безнадежно все?

— Да что знает он? Тротилу не нюхал!

Видимо — это обязательный элемент образования? Ну, тогда и я ноль!

На потолке вдруг задрожала тень рамы! Я в восторге поднялся... Северное сияние наконец?

— Все! Подожгли, суки! — Пека вскочил.

Горела «изба», где я только что был счастлив! Пронзила мысль: «Это ведь они и меня, суки, сожгли». Пека выскочил — и тень его с улицы заняла весь потолок... Записал. Деталь, конечно, не богатая, но по бедности сгодится. Потом рядом с его головой появились тени в касках.

Нет ничего противней — и сиротливей — запаха пожарища, а тем более — мокрых сгоревших книг.

— Ну что, — сказала Инна Пеке, — тебе мало еще?

Пека сидел, уронив черные руки, но тут вскочил.

— Я с этими суками разберусь! И я тут построю... Дворец книг!

— Ясно. — Она набрала номер на телефоне. — Все, папа! Давай, жду! — Повесила трубку, глянула на меня. — Ну, а ты что?

Я что?

Зазвонил телефон. Она взяла.

— Тебя, — протянула трубку, тяжелую, как гантель.

Язык жены заплетался.

— Настя пропала!

— Как?

— Обиделась на что-то. И вторую ночь нет.

Да уж есть на что обидеться!

— Может, у бабки она? Ты бабке звонила?

— Думаешь, она там?

— Тебе думать надо! — брякнул трубкой.

Дочурка — будем считать — у бабки спасается... хотя и бабка тоже не вариант!

— Ну? — Инна и прижавшийся к ней Митька стояли передо мной.

— Завал, — сказал я Инне, кивая на трубку. Выбрал!

— Ясно, — проговорила она. Прогрохотал злобно сброшенный с антресолей чемодан. Выбрал я. Как всегда, не то. Проиграл. Как и все проигрываю. Это я только в литературе лют.

— Черт, убери эту дрянь! — Инна металась, собираясь, и елка, так и не установленная, постоянно оказывалась у нее под ногами.

— Погоди, ведь Новый год! — привел я последний жалкий аргумент.

— Ничего! В Англии Новый год тоже умеют встретить!

Подъехал тот самый черный катафалк. На фоне пепелища, еще светящихся головешек, неплохо смотрелся. Хорошо, что Пека валялся в отрубе и этого не видал... Хотя хорошего мало.

Я вынес за Инной и Митей чемоданы. Грязные слезы от дыма текли. Или не только от дыма? Митя какой-то подавленный был. Надо бы устроить с ним бодрый языческий танец на углях! Не было сил.

— Ну, ты что, остаешься здесь? — уточнила Инна.

— Да нет, своего хватает. Скоро к себе.

Инна махнула белой ручкою, и они с Митей скрылись за черным стеклом.

— А? Что? — Пека очнулся. Хорошо, что я хотя бы рядом был. — Улетели?

— Еще нет.

— Митьку не дам! Его здесь место!

— Но не все это выдержат.

— А как мы тут?! — Пека произнес.

А как мы... этого я еще сам толком не понял. Сели в его авто, понеслись. Пришлось, правда, чтобы выехать из гаража, убирать с-под колес остатки пиршества.

Аллея героев! Навстречу катафалк возвращается. Вот и хорошо. Вот все и устроилось. И на кладбище нас отвезет. Здесь мое место. Рассчитаем точку... березку для венка чистую подберем.

— Давай! — это я скомандовал. Лучший конец!

— Ур-р-ра-а!

...Потом мы вместе с машиной валялись в канаве. Вот так. Эффектное окончание, в стиле «совок»... но для ВГИКа годится. Или нас давно отчислили из него? Сознание плыло.

— Хило поцеловались! — Пека прохрипел.

В небо, весь светящийся, как новогодняя елка, взмыл самолет...

...Мобильник мой огорчал меня. Мог ли я десять лет назад хотя бы представить, что маленький кармашек рубашки сможет вместить такой сгусток неприятностей и проблем? Порой, когда я его вытаскивал и тупо глядел на поступившие неприятные сообщения, я думал: а размахнись ты пошире, закинь его вон на крышу сарая и там оставь, и с проблемами и неприятностями будет покончено — никаким иным способом они не пробьются к тебе! Давно уже никто не звонит тебе по обычному телефону, привычная прежде почта словно испарилась, да и не нужна — кому ныне придет в голову мысль писать длинное пространное письмо на бумаге? А тут — потыкал по клавишам, послал и — получите неприятность. Прогресс!

Просматривая сообщения, я раскинулся в тихом московском дворике — рухнул здесь абсолютно случайно, уже не было никаких сил брести по раскаленной душной Москве, а тут вдруг потянуло свежестью, и меня засосало сюда. Действительно, тут имелся кусок покоя и прохлады под старинным, мощным, корявым, наклонным и как бы перекрученным по спирали вязом. Очень старые деревья время вот таким странным образом выкручивает — замечал это не раз — отжимает, словно белье.

Тут имелся еще один московский старожил: белый московский флигель с маленькими сводчатыми окнами, приплывший явно из тьмы веков, как и вяз. Вернее, наоборот — это они были давно, когда тут еще ходили бояре, а постепенно приплыло сюда остальное: этот огромный шикарный дом, украшенный пестрым кафелем, эпохи эклектики и империализма, и жестяная (и бездушная) табличка на флигеле «Строение 2», от которой буквально разило эпохой инвентаризации и социализма... Впрочем, с этим, возможно, я ошибаюсь... И как это сладко вдруг — иметь право безнаказанно ошибиться хоть в чем! Как приятно вот так наконец расслабиться, отдаться потоку необязательных мыслей, в которых можно вот так лениво ошибиться, — и это не будет иметь никаких зловещих последствий. В основной жизни такая роскошь недоступна давно, а тут ошибайся сколько влезет, расслабляйся, отдыхай! То ли это табличка времен позднего социализма, то ли раннего капитализма... какая разница! И то и другое безопасно для тебя. Не надо в связи с этим куда-то срочно звонить и ехать, как ты уже привык, и уже не можешь остановиться... а вот, оказывается, могу!

Конечно, и тут есть элементы беспокойства — больная душа их везде найдет. Специально не обращал на это внимание, умиротворенно отдыхал взглядом на старине... старина успокаивает. Конечно, и там было беспокойно — но зато спокойно смотреть теперь: столетия все умиротворяют. Чуть ближе — и уже беспокойней. Совсем близко — и совсем беспокойно. Хотя бы вот это размалеванное сказочное царство — избушки, лебедушки, резные скамеюшки под старину, на одной из которых я сейчас воровато и сижу. Детский городок эпохи современного купечества, которое и в показной своей заботе о детях демонстрирует такие же безвкусицу и размах, как и во всем прочем! В этой эпохе я, увы, гость — как по благосостоянию, так и по возрасту. И первый же барственно появившийся тут двухлетний господин с совочком «сдует» меня отсюда — эта роскошь его, а я пользуюсь ею не по праву, пока не видит никто.

Так воспользуемся же этой украденной роскошью, минутой покоя и тишины, попробуем хоть относительно трезво разобраться во всем... или хотя бы в одном. И опять не обойтись без этого тяжеленького телефончика, вестника радостей и бед... в основном второго. Не выходит забросить его на крышу сарая, покосившегося в углу двора (чудом сохранившаяся «эпоха дров»). Этот аппаратик тяжел... но это последнее и единственное доказательство того, что ты еще как-то связан с жизнью и кому-то еще нужен в ней. Подул ветерок, и листья заструились. Может, это последняя Божья благодать, последняя поддержка (во всяком случае, на этот день), последняя подсказка: «Держись! Соберись и сделай что должно. Развалишься — будет тебя потом не собрать. Поэтому хотя бы внешне будь внутри своей оболочки!»