Валерий Попов - Сон, похожий на жизнь [Повести и рассказы]

— Ну и, надеюсь, выросла? — подстегнул я сюжет.

— Прихожу к ним с дипломом. С цветами... Она одна.

— Та-ак, — произнес я настороженно. От Пеки нужно ждать опасности на каждом шагу.

— Гляжу — она смутилась даже. Теперь-то ее не смутишь.

Сложные, видимо, отношения.

— Ну, а тогда-то встречались мы.

Почему у него каждая формулировка угрожающе звучит?

— «Ты, наверное, в Москве хочешь остаться?» — спрашивает. Зарделась вся.

Везет некоторым.

— Это мне — горняку?! — Пека вдруг рявкнул. Я даже отшатнулся от него. Слава богу, я ничего такого ему не предлагал.

— Во! — Пека характерным жестом гулко хлопнул ладонью по сгибу руки.

— И она это видела?

— Нет, — Пека с сожалением произнес. — Так догадалась.

— Так чего мы идем?

— Так а ты на что? Разберись!

Поручил мне ответственный участок. Я-то думал, что я на нем еду. А фактически — он на мне.

— Так ты с той поры не показывался, что ли, ей? — какой-то я нездоровый интерес ощутил к делу.

— Почему? Заезжал к Кузьмину по делам.

Понимаю: шнеки, резцы.

— И дочерью интересовался, — подсказал я.

— Ну — когда время было, — скупо подтвердил. — Сейчас она уже фу-ты ну-ты... искусствоведша вся! — Пека повертел костлявой рукой. Неужели такая страшная? — Только Ранний Ренессанс интересует ее. Когда он был, кстати? Ну ладно. Разберись.

Большие полномочия дает.

— Во ВГИК этот поганый она направила меня!

На «поганый» я обиделся.

— А другой дочери, попроще, у него нет?

— Для тебя, что ли? — добродушно спросил.

— Да нет. Для тебя.

— Нет, — произнес грустно.

— Тогда, может, выждем? Закончим ВГИК...

— Да понимаешь, какое дело... — стал репу чесать.

Производственная необходимость?

— Тут еще нарисовался жених.

Задача осложняется.

— Кто такой?

— Да сам же я его прислал!

— С какой целью?

Пека мучительно чесался — затрудняясь, видимо, назвать цель.

— Ну, поступила к нам жалоба... в партком, на руднике.

Издалека идет.

— От Виолетты, ночной уборщицы нашей. Обидел ее молодой специалист. Ну, Виолетту любили у нас. Вызываем. Раньше не видел его — сразу после института к нам в рудоуправление прислан. Ну, надо мягче с ним. Спрашиваю его в шутку: «Что же ты? К тебе ночью подходит дама — и ты не знаешь, как с ней вежливо обойтись?» — «Отстаньте от меня с вашими ночными дамами!» — вдруг закричал. Вижу — не вписывается паренек. Находится вне компании. В наших условиях так не проживешь. Дано не каждому. Ладно, написали направление в аспирантуру ему. Свою тему ему отдал, «горение руд», и все наработанные связи мои, Кузьмину письмишко... И вот — притулился он, мелкими услугами промышлял. Защитился, в министерстве работает... И тут место забил.

— Пробился, значит?

— Так у него родни тут полгорода! Коренной москвич. Знатного рода. Тут у него целый клан. Оказывается, ночью тогда, в раздевалке, он сценарий писал. Ну... когда Виолетта подъехала к нему.

Еще один сценарист?

— Да ты видел его, — вздохнул Пека.

— Я?!

— Да возле сортира приставал к тебе.

— Возле какого сортира?

— Во ВГИКе же! Ну ты тупой.

— Ланской?!

— Сообразил наконец-то!

Да... Крепких он себе подбирает соперников!

— А она что?

— Да говорю тебе — только Ранний Ренессанс интересует ее.

— Да-а. Надо было, видимо, до Ренессанса брать.

— А ты на что? Разберись.

Поставил, считай, начальником участка.

Мы прошли Кожевенную слободу, свернули в Сыромятническую. В простое место Пека не поведет!

— И на руднике голова кругом, а тут еще эту проблему надо решать! Ну ты, в общем, прикинешь тут все.

Спецзадание! Мы прошли Сыромятническую улицу, свернули в Сыромятнический тупик. Только еще этого тупика нам не хватало!

— Явился! — радостно закричал хозяин, увидев Пеку.

Я почему-то представлял Кузьмина маленьким и надутым, а он был сутулый, веселый, с кустистой бородой. Дом был деревянный, старый — несколько неожиданный для большого человека.

— Он же ведь каторжник! И отец каторжник его! Думаешь — чего он сюда пришел? Ограбить кого-нибудь! — радостно сообщил Кузьмин почему-то мне. — Инка, выходи!

И вышла она... Царевна!

Да-а... Теперь мою музу уже не Риммой зовут.

Пека бодрого тона не поддерживал, свесив косую прядь, играл желваками. Но и она, что меня безусловно порадовало, Пеку встретила значительно холоднее, чем ее отец. Мать ее была, оказывается, северянка, прожила недолго... Ну почему все не в те руки идет?! Кроме Пеки, тут еще и Ланской, блистательный наш теперь сокурсник. И Кузьмина, как я понял, правая рука. А Пека о нем: «Стоял у сортира!» У сортира, похоже, нам придется стоять... Ланской сочувственно мне кивнул. Но хозяин почему-то гадкого Пеку предпочитал.

— Так что, Инка, берегись! — ликовал папа.

— А с чего ты выдумал, что он ко мне? — холодно произнесла она. — Это у вас, кажется, дела?

Крепкая дочурка.

— Дела у нас, да! Он у нас такой — парень жох! Криво не насадит! — любовался хозяин неказистым, на мой взгляд, Пекой. Я испугался, что при словах «криво не насадит» она зардеется... но не дождался.

— Ну пойдем, — жадно сказал Кузьмин Пеке. — Намурлыкаться успеешь еще.

Но тот, похоже, мурлыкать и не думал.

— Момэнт! — Пека поднял костлявый палец, жест этот, как понял я, адресуя невесте.

— Гуня, развлекай гостя пока, — приказал хозяин Ланскому.

Да, судя по обращению — он совсем домашний у них.

— Пека, конечно, — усмехнувшись, Гуня сказал, — вам рассказывал свою версию моего появления тут?

Это «конечно» мне жутко не понравилось, мол: «О чем же вам еще говорить с Пекой, как не обо мне?» И, конечно, «Пека не из тех благородных людей, что умеют хранить сокровенное...» Нехорошо так оценивать моего соавтора!

— Не припоминаю, — сухо проговорил я. Но его высокомерие даже не заметило моего.

— Эти люди... — еще один неслабый тычок в наше с Пекой самолюбие, — удивляются: почему мы не глушим их бормотуху и не заримся на их уборщиц? Им это кажется непонятным — и мы автоматически попадаем в разряд чужих! И наступает реакция отторжения! — Он вздохнул.

Вербует меня в сторонники!

«Но для тебя эта “реакция отторжения” неплохо прошла!» — враждебно подумал я.

— И в последнее время такое хамство чуть ли не пропагандируется официально! — вздохнул он.

И у него, видимо, наболело на душе. Раньше бы я с ним и согласился — но на конкретном этом примере согласиться не мог.

— Да я и сам не из дворян, — буркнул я.

Ланской понимающе усмехнулся — мол, не в титуле дело, мы с вами прекрасно понимаем, о чем речь. Из открытого окна вдруг донесся гогот Пеки.

— Мне кажется, — тонко усмехнувшись, произнес Ланской, — Кузьмин сознательно его держит таким дикарем. Такой ему время от времени и бывает нужен.