Валерий Попов - Тетрада Фалло

— Ты знаешь, как фонд «Врачи мира» помогает нам! — произнесла директриса.

— Так половина пособий — от них! — Я не стала с ней спорить.

«Интересно только, — подумала я, — откуда у нее эта помада? Тоже от „Врачей мира“?»

— Так вот... скоро к нам приедет их главный менеджер...

Слова-то научилась говорить какие!

— Джуди Макбейн. — Она строго глянула почему-то на меня. — А это, сама понимаешь, налагает!..

— Ну, так не все же пособия есть — не все получается! — с отчаянием проговорила я. Кто же знал, что эта Джуди так скоро приедет, — я всего полгода после возвращения проработала тут!

— Ну, как раз помогать нам в этом она и приедет, — сказала Изергина. — Интернат как раз не очень беспокоит меня — у нас все более-менее, в меру наших сил! — Она скромно вздохнула. — Меня больше беспокоит другое...

Что же, интересно, еще, кроме интерната, может так уж беспокоить ее?

— Город, — проговорила она и уставилась на меня в упор. Мол, город — это уже по вашей части. Да нет. Многовато чести!

— А что ж я могу?

— Вот. — Она взяла с нижней полки журнального столика газету и положила наверх.

«Утро». Городская газета. Одно время прекратила свое серое существование (помню, одни мелкие буквы, однообразный фон) и вот — внезапно возродилась, став гораздо пестрей.

— Вот. Выпускается на средства твоего папы...

К папе все же подобрались!

— Ну не на личные, разумеется, на общественные! — поправилась Изергина. — И вот — статейка. Режет нас без ножа!

Броско напечатано! Раньше у нас «Вечерка» позволяла себе такой более-менее бойкий стиль. Но «Вечерка» исчезла. И видимо, «лучшие кадры» влились сюда. «Похитители душ». Подпись — О. Невинный. Хороший псевдоним!.. Это мы, оказывается, «похитители душ» — с помощью американских методик, разработанных ЦРУ, помогаем этой организации похищать души наших детей (причем — ослабленные души больных детей!). Мы вселяем в них алчность, агрессию, чуждую нам мораль: «Утопи ближнего!» и т. д. Как будто раньше их души цвели... Они вообще спали!

Я подняла взгляд на Изергину. Выражение ее лица меня испугало. Зависть, страх, ненависть — и соус какой-то сладкой льстивости. Что она думает обо мне? Что-то такое, видимо, чего я сама не знаю! Однако я выдержала ее взгляд.

— Ну... и что скажете? — Она вдруг перешла даже на «вы».

Судя по проницательному ее взгляду, она ждала от меня не политической оценки: тут, как говорится, все было ясно и ежу. Она выведывала что-то другое... Ага! Поняла.

— Ну... Ясно, что автор довольно подробно знает, как тут у нас. Или кто-то... ему рассказывает!

Глаза Изергиной вспыхнули черным пламенем. В цель! Взгляд ее стал еще пронзительней: «Ну! Намекни хотя бы!»

Ах вот она о чем! Не засланный ли я казачок? Точнее — казачка! От папы — в это богоугодное заведение, в котором мировой капитал точит свои зубы. Я — О. Невинный? Вот почему она так со мной почтительна! Боится, приглядывается... с чего это дочь «самого» в столь убогое заведение пожаловала? Чуют, может, золотой дождь? Не упустить бы! Вот что читалось во взгляде Изергиной... Да, много чего на мои хрупкие плечи. Это в мирные, называется, игры они тут играли, добро сеяли в душах!.. такой оскал.

— Ну, я бы, наверное... женский псевдоним бы взяла. — Это я произнесла, кажется, вслух.

— Так кто же тогда? — воскликнула она.

«А может, — я поглядела на нее, — это она сама почти одновременно играет на двух роялях?.. Была у нас в училище такая развлекуха».

Но тогда не глядела б так страстно на меня? Притворяется?

— Только не я! — сказала я твердо.

Пусть и не мечтает о том, что «разоблачила шпиона». У меня же теперь вся жизнь связана с этой работой, все надежды... на какое-то искупление! Этого я конечно же не сказала ей. Говорить все, кроме правды, во всяком случае кроме самого сокровенного... это уж точно. Побережем себя.

— Тогда мы должны сходить с тобой к твоему отцу. Жестко поговорить с ним: что ж это такое деется? — Она возмущенно тряхнула газетный лист.

— А без меня вы не можете? — робко пискнула я.

Изергина задумчиво смотрела на меня с легкой усмешкой: похоже, она не верила вовсе в нашу ссору с отцом: мол, зачем ссориться в такой-то семейке, которая может взять все? Просто так, мол, разбились на фланги... А если и поссорились, то так... пустяки. И помирить их — святое дело. Заблудшую овечку привести, растопить каменное сердце тирана. Вот в какие игры они играли тут — и похоже, еще играют. Обменять меня на О. Невинного. Мол, я вам дочь, вы мне этого, языкастого... который срывает «процесс, что пошел». А батя, «уссурийский тигр», на это поддастся? Не уверена. Но если он — «уссурийский тигр», то я — «уссурийская тигрица». Со временем, думаю, мы с ним на равных будем.

— Вы ему скажете, — произнесла я, — что эта Джуди Макбейн мечтает буквально — первый свой визит по приезде ему нанести... городскому голове... поделиться мечтами, планами...

Главное, конечно, в проект его взять, совместно пролить над детишками общую слезу, а не ссориться, из-за детишков-то. Детишков-то хватит для того, чтобы всех морально возвысить — и так называемых приспешников ЦРУ, и «уссурийского тигра».

— А Джуди, вы думаете, согласится? — уже просительно заглядывая мне в глаза, произнесла Изергина.

— Джуди ведь ваша подруга? — проговорила я. — Думаю, она счастлива будет, если городской голова с объятиями примет ее!

То, что папа сориентируется правильно, я не сомневалась.

— Ну, обговорят там кое-что. Город наш на путь демократии встанет. А то все время в какой-то «красный пояс» записывают нас.

— Сейчас же звоню Джуди! — возликовала она.

— Сначала обговорите все же с Павлом Петровичем! — строго поправила я.

Изергина, радостно кивая, проводила меня.

— У них такие планы! — щебетала она. — Вплоть до того, что больных наших детишек за границей лечить!

Я вышла... Детишки поедут за границу, вылечатся, увидят мир... Только моя дочь ничего не увидела! Даже снега за окном!

Который, кстати, тает уже. Сосульки сияют.

Влад

Работать на экстренной «скорой», или, как ее называют, «штурмовой», — удовольствие не большое. Дело суровое. Это не то что хирургу — спокойно стоять себе в операционной. Кстати, кроме «штурмовой», мне ничего и не предлагали по возвращении в Троицк. Какой я теперь хирург, с ушибом головного мозга?

— Такому герою, как ты, на «штурмовой» самое место! — Гриня, командир нашего здравоохранения, меня напутствовал.

При этом, конечно, все уже знали тут, что увечье свое я не в бою получил. Герой тыла! Инвалид «битвы при столовой». За это, в отличие от настоящих героев (и боевых инвалидов), не получил я ни почестей, ни благ.

Так что спасибо Грине, что хоть на «штурмовую» доверил мне. У меня ведь и припадки случаются... пока я их не определяю как эпилептические — просто помутнение разума на почве бешенства, время от времени охватывающего меня. Ну, не бешенства... ярости, скорее. Пока удавалось сдерживать себя. Благодарить я за это, конечно, должен Кошелева, городского голову, и его любвеобильную дочку, бросивших меня в этот котел, в армию, откуда я вырвался вот такой лишь ценой! Месяц лирического опьянения — и расплата длиною в жизнь. Такое наше «счастье»... но, может, и удастся поквитаться как-нибудь.