Валерий Попов - Запомните нас такими

— Ручки-то укоротили тебе! — сладострастно говорил он.

Гораздо более волнительно происходила вторая наша попытка, на Валдайской возвышенности. После первой попытки прошло много лет, и плотная волна сексуальной революции, уйдя с Запада, накрыла нашу страну. Как мы могли уклониться. Мы просто не имели права остаться в стороне! Вся жизнь наша была борьбой за свободу — и вот она пришла. Только где же она?

В одном из желтых листков, расплодившихся в последнее время, я прочел, что возле трассы Москва — Петербург, на боковом шоссе, обозначенном на атласе К-129, толпами стоят «податливые валдайки», как окрестил их Пушкин. Только выбирай. Причем внести надо только раз: после того как твой гонорар пропивается совместно, разнежившиеся валдайки кормят и поят уже сами, ведут в баньку и в камыши — и ты погружаешься в добрый валдайский рай. Операция была спланирована тщательно. Друг подобрал меня на Ленинградском шоссе. Долго нас, старых борцов с тоталитаризмом, кидало по рытвинам и колдобинам боковых дорог, но кроме древних старух, к тому же крайне неприветливых, мы не встречали никого.

— Ну почему ты не взял атлас? Я же велел тебе!

— Причем здесь атлас, бумажная твоя душа! Ты смотри не в атлас, а в окно, на реальную жизнь... Ничего! И ты мог поверить прессе?

— Вам, журналистам, виднее.

— В желтой прессе я не работал никогда!

— ...А ты уверен хотя бы, что это Валдайская возвышенность? Ничего возвышенного я не вижу. Хоть убей!

Но все же наше упорство было оценено — хотя не совсем так, как мы мечтали. На одном из перекрестков наш «форд», уже покрытый грязью, как ломовая лошадь, остановился у колодца — и тут мы увидели ее... Она буквально плыла с ведрами на коромыслах!

— Это талантливо! — прошептал Фома. — С местным колоритом работает! Как бы воду несет!.. Девушка, простите, что мы вас отрываем! Не дадите ли водицы испить усталым путникам? — своим роскошным голосом, известным всем телезрителям, произнес Фома.

— Отчего же не дать-то? — одурманивающе пропела она и сводящим с ума движением бедер присела и поставила ведра, чуть плеснув на пышную теплую пыль, вода так и лежала на ней бисерными каплями.

Хорохорясь и раздувая грудь, Фома вышел к ней из кабины и заходил петухом.

— Если вы не возражаете, — рокотал он, — я наполню свою верную флягу стар-рого бр-родяги до кр-раев! Каких только «дринков» не побывало в ней — и старый добрый джин, и виски, и кальвадос, но думаю, что более сладостного напитка... — урчал, он, примащиваясь к ней и частично к ведру.

— Скажите, — спросил я ее, — вы не подскажете, как выехать нам на дорогу К-129?

— А зачем вам туда? — игриво поинтересовалась она.

— А и действительно зачем? — строго и даже надменно произнес он, уже будучи духовно гораздо ближе с нею, чем со мной. И это друг. — Мы, кажется, уже приехали? Или я не прав?

— Но все же покажите, если можете, дорогу, — гнул я свое. Мне шибко не нравился амбал, буквально не помещающийся за амбаром и поглядывающий на нас явно неодобрительно. Я указал Фоме взглядом на него.

— Ты что, не понял? Это же сутенэ-э-эр! — прошептал Фома. — Тут все организовано! Вылезай!

— Может, вы все же покажете нам дорогу? — ныл я.

— Прям с ведрами? — игриво проговорила она.

И тут (если это был сутенер, то довольно странный) амбал выскочил из-за амбара с колом и жахнул по-нашему багажнику, фактически вмяв его.

— Ой! — как бы испуганно проговорила красавица и поплыла.

— Уверен, что у него брат-жестянщик починяет кузова! — сказал я, когда мы отъехали на приличное расстояние. — Но как его найти?

— Обойдемся! — сухо проговорил Фома, видно, прикидывая, во что обойдется наш загул.

И вот третья попытка! Последняя, давшаяся нам особенно тяжело, — сколько лжи, унижений, скаредности стоила нам ее подготовка... Из последних сил! Тем более мы не имеем права на ошибку.

— Все! Поехали! — не допив чай (меня слегка подташнивало), твердо произнес я.

— А может, того... слегка поправимся? — предложил вдруг Фома.

Я оцепенел.

— Что ты такое говоришь?! Я ослышался? Как же ты после этого будешь вести машину?

— Куда?

— Ну если ты не помнишь куда — нам лучше расстаться!

— Я помню все... но на машине не поеду!

— Ты посмотри на себя. Ты пожилой огородник! Курточку получше ты не сообразил надеть? Кому нужны пожилые огородники, рассуждающие в минуты близости о мохнатой жужелице, медведке, тле, опустошающей грядки? Ты сообразил? Только машина может нас спасти, придать нам хоть какой более или менее завлекательный статус — в машине нас не видно с головы до ног.

— А ты ее видал?

— Кого?

— Машину.

— Смотря какую.

— Тогда выйдем во двор.

Мы вышли.

— Ну что же... вполне заслуженный «форд».

— Это не наша машина, старик. Вот наша машина! — он указал на облупленный голубой «Москвич» с ржавым багажником наверху, обмотанным грязными веревками.

— ...Это твоя машина?

— Это наша машина, старик! Ты, наверное, уже забыл, что в прошлом году я попросил тебя оформить машину для меня на свое имя. Это наша машина.

— ...Ну и на что же ты на ней рассчитываешь?

— Мы рассчитываем, мой друг!

— Но ты не мог взять другую?

— Н-нет. Я и так с трудом смог убедить мою супругу, что еду за фанерой для починки туалета!

— Можешь поздравить себя — впервые в жизни, пусть невольно, ты сказал чистую правду... Но где же фанера?!

— Наши планы неизменны, старик!

— Представляю, как она будет вставать парусом, когда мы гордо выедем на проспект!

— Фанера никуда не уйдет — это наша крыша, прикрытие. Под ней мы можем что угодно творить!

— Думаю, что никто и никогда за всю историю шпионажа не работал под лучшим прикрытием, чем мы... и столь безуспешно!

— Ну почему ты так жесток?

— Поехали!

— На ней?

— А у нас что, есть другая? Иначе через полчаса ты непременно напьешься, и операция будет провалена.

— Ты прав! — проговорил он прочувствованно. — Садись!

Мы выехали на Невский. Машина шла толчками, словно он толкал ее рукой.

— Все! Хватит лжи, ханжества, лицемерия! — хорохорился он.

— А куда, кстати, ты едешь?

— Это я должен спросить у тебя — ты же занимался теоретической частью!

— Я?

Собрав все имеющиеся в голове сведения, я доложил, что по агентурным данным (впрочем, не проверенным) петербурженки стоят на Суворовском, Старый Невский же оккупирован приезжими из Киришей, Лодейного Поля.

— С некоторых пор я не доверяю селянкам. На Суворовский! — решил он.

На Суворовском, накаленном солнцем, текла мирная обывательская жизнь: плелись старушки с кошелками, и лишь всего несколько человек уже успели напиться.

— Как всегда, дезинформация! — кипел Фома.

— Вам, журналистам, виднее!

— Прошу не тыкать носом в грязь! Я не мальчишка!