Валерий Попов - Очаровательное захолустье [Повести]

— Понял, — сказал шофер. — Выходи.

— Р-р-р-ря! — азартно выкрикнул Жоз.

...Очевидно, что-то не поняли мы. Выскочили с Жозом на поле, размахивая атласными форменными трусами в руках, никакой одежды на нас не оказалось. Я, впрочем, был не совсем гол: прихваченный полотенцем, болтался рулон обоев — приличия мы все ж таки соблюли! Трибуны встретили нас овацией... Наконец-то победа! Мы обежали полный круг, и тут-то, опомнившись, нас стала ловить милиция, но от нее мы отбились. Им главное было — выкинуть нас со стадиона. Удалось затеряться в народе. Бомжи помогли нам переодеться к ужину...

Ночевали мы с Жозом на Морвокзале, из-за которого, в общем, все это и началось. Тут тоже победа полная: народ ночевал теперь абсолютно свободно, я бы сказал, чересчур — даже лежа на батареях. Нам, фактическим освободителям, нашли местечко только лишь в туалете, в углу, на кафеле, на полу. Гримасы свободы. Спалось не особенно сладко, душили запахи — и мысли. Конечно, не все произошло так, как мечталось, хотя все сбылось. Но как-то не думал я, что окажусь тут в такой роли... В какой?! Дождя, естественно, не было — даже вода в туалете прекратилась. Лежи уж на завоеванном месте, а то и это займут! По-братски расстелив обои, мы задремали. Но кое-что отвлекало! Не то, что вы думаете, — это-то как раз естественно тут. Странно другое — тоже веяние времени, жесткое коммерческое использование площадей, — по-нашему, по-капиталистически, даже в уборной теперь стояли игровые автоматы, у стенки, свободной от писсуаров. И автоматы эти, что удивительно, вызывали ажиотаж значительно больший, чем те, что были в зале ожидания, — какие-то коммерческие тонкости... Люди ерзали на маленьких стульчиках, лупили по клавишам, зыркали на экран. Там открывались карты: тройки, семерки, дамы.

Мы с Жозом ворочались. Конечно, можно было заночевать в степи, но — за что боролись?

— ...Мимо! Семен, у тебя сколько?

— Девяносто. А у тебя?

— Сто десять!

— Да. Похоже, тут нечего больше ловить.

Что интересно, эта пагубная страсть охомутала людей самых разных: и зачуханного интеллигента, и вальяжного бизнесмена, и стриженого амбала.

— Ну что... пошли, что ли?

— Мне некуда отсюда идти!

Интересное признание из уст вальяжного бизнесмена!

— Говорили, тут можно еще!

— Кто говорил-то?

— Кто — кто! Ерема, кто же еще!

— Так где же он, сученыш!

— ...Обещал.

Разговор про Ерему возобновлялся каждые пять минут. Какой же он, Ерема? Я уже не замечал неудобств. Когда-то я и сам блистал в этой отрасли — но потом, тщеславно возомнив себя литератором, отказался от этой малины ради Буквы. И чего достиг?

— Так где же он? — общий стон.

К сожалению, не обо мне. Все они, попавшие в одну беду, жадно ждали какого-то Ерему, а он все не шел. В моем распаленном воображении он представлялся уже высоколобым интеллектуалом, сияющим гением... И, видно, кичась своим величием, он пренебрегал нами, не шел к нам...

— Ну, Ерема! Ты даешь!

— Наконец-то!

Я протирал глаза кулаками — хотя на кафельном полу уснуть было трудно. Да-а-а-а! Явившись наконец, Ерема оказался изможденным, оборванным подростком лет двенадцати, явно детдомовского вида. Кочковатая, криво постриженная голова в пятнах зеленки, тонкие бледные руки торчат из тесной мятой курточки. Жидкие отечественные джинсы с вьющимися на обшлаге нитками. Однако величия его это не умаляло — наоборот, небрежность в одежде лишь подчеркивала его величие.

— Ерема! Глянь! — заскулили все наперебой.

Затягиваясь поганым чинариком, он неторопливо приблизился. Скучая, глянул на крайний автомат.

— Этот оставь. Пусто.

— Ну как же! — взвыл респектабельный бизнесмен. — Я же в тюрягу пойду! Я же думал...

— Иди, — произнес безжалостный виртуоз, уже приглядываясь к следующему автомату. Стукнул по клавише. — Тут половить можно.

Зачуханный интеллигент расцвел.

— Много не наловишь, — припечатал Ерема.

Но тот все равно сиял, тряс костлявую Еремину руку.

— Пусто, — проговорил Ерема, чуть глянув на следующий экранчик.

— Ерема! Ну погоди! Куда ж ты?

Этот юный Моцарт, похитивший у меня инструмент, когда-то рабски покорный мне, вызывал у меня восторг — и жгучую зависть: ни в одном деле я его славы не достиг!

К тому же за нами, кажется, пришли.

— Встать! — прогремело над нами.

— О! — Жоз поднял голову. — Вдруг откуда ни возьмись...

Мы кинулись к выходу, но и там нас ждали. Меня жестко отбили, как бильярдный шар, а Жоз — прорвался.

— Лови! — Высоко под потолком я кинул ему рулон обоев.

Пусть они долетят.

— Ты, Серж, не лютуй особенно-то! — посоветовал Петр.

Лысый Серж усмехнулся. И я сразу его вспомнил, хотя десять лет прошло с нашей встречи: Серж как раз был злой следователь, а Петр — тот добрый.

— Возьми... может, пригодится. — Заботливый Петр протянул ему мой «терновый венец».

— Кто же мне даст в наши дни особенно-то лютовать? — произнес Серж, и усмешка его ох как мне не понравилась. У него небось тоже «имиджмейкеры» уже наготове. — Поведение в общественном месте... с особым цинизмом... это еще не расстрел! — приободрил меня Серж. — Ну ладно... пошли. Там тебя один старый друг заждался.

Сердце екнуло. «Старый друг»? Неужели Жоза повязали? Но это не означает — «заждался». Кореец? Обрадовался: может, несколько моих строк на корейский переведет?.. Нет, оптимизм твой неизлечим! — понял я, пока шли мы по глухому коридору. Навряд ли... Так кто же тогда, лицемерно себя спрашивал, хотя уже, в общем, догадывался кто.

Затхлая камера. С нижней шконки (так называется в тюрьмах приспособление для сна) свисала мощная голая рука с буквами.

— Ну что, совсем уже забыл Геру?

— ...Н-нет.

Гера, сонно щурясь, уселся на шконке, злобно глядел на Сержа.

— Ты что вообще лепишь? Я тебе велел его посадить, — кивнул на меня, — а ты что же? Меня сюда? Совсем, что ли?

— А это чтобы вам беседовать было сподручнее! — Серж улыбнулся. — А за тебя, Гера, отдельно заплачено! Кстати, — он повернулся ко мне, — что там у вас творится? Где транш?

— Вот тебе транш! — Гера мощной рукой врезал Сержу. Тот отлетел в угол камеры, сполз по стенке, но повел себя, в общем-то, миролюбиво, пробормотав только:

— Ты не очень-то.

— Ладно... иди. — Гера выхватил у него из рук мою «плащаницу с терниями», кинул на шконку, повернулся ко мне.

Серж вышел, обиженно сморкаясь.

— Ну что... будешь работать на меня? — спросил Гера задумчиво.

— Н-нет.

— Зря! Нам сейчас хорошие люди во как нужны!

— Зачем?!

— ...Тайна, понял?

— Нет. Не могу.

— Брезгуешь?

— Нет! Просто... меня телемагнат перекупил. Вот.

— Врешь, сука! Тебя невозможно купить!.. И знаешь почему?

— ...Почему?

— Потому что ты ни хрена не стоишь!