Валерий Попов - Грибники ходят с ножами [Повесть и рассказы]

Тут, кланяясь, вышли из сумрака сразу три таиландца, поставили фарфоровую горелку с тихим, чуть вздрагивающим пламенем над ней, много баночек, видимо, с разными соусами, потом — бадью с торчащими из нее палочками. Я схватил одну из палочек, поднял ее — с нее, как тонкий полупрозрачный флажок, свисал ломтик мяса.

— Ну — тут разные экзотические виды мяса... ну там, лань, гималайский медведь, ягнятина... все! — Он нетерпеливо махнул рукой. — Осторожно подогреваешь на пламени, потом — в какой-нибудь соус — и ешь!

— В сыром виде?

— Конечно! — Гага небрежно пожал плечом.

— Изобрази!

Он изобразил. Я последовал его примеру.

— С-с-с! Отлично! — просасывая через рот охлаждающий воздух, проговорил я.

Потом — таиландец поставил на стол графинчик с золотыми птицами.

Мы торопливо налили по рюмке и выпили: я выпил зажмурясь, сосредоточившись, дегустируя.

— Ну? — успокоив наконец дыхание, спросил Гага.

— Грушевка! — воскликнул я.

Точно такое — грушевый самогон — я пил две недели назад на Кубани.

— Да, точно... грушевая водка! — несколько разочарованно произнес Гага.

— Но — отличная штука... какой аромат! — Я зажмурился. — Ну и, ясное дело, качество значительно выше!

Удовлетворенный этим признанием, добродушно оттопырив губу, Гага налил по второй.

Потом появился Володя — плотный, слегка прихрамывающий, с черными усиками. Приподнявшись, я тряхнул ему руку. Лицо его показалось мне знакомо... но, наверное, в основном теми неуловимыми отличиями, которыми отмечается лицо всякого нашего соотечественника, оказавшегося на чужбине.

Наш разговор с Гагой к тому времени уже кипел, продвигался вперед странными рывками.

— Давай... Баптисты!.. Какая рифма?!

— Баб тискать!

— Точно! — Мы радостно хохотали.

— Давно не виделись-то? — поинтересовался Володя.

— Четыре года! — сказал Гага. — Думали — все! И тут на тебе! Перестройка! И этот тип тут как тут! Приехал меня спаивать!

— Ну давай... чтобы еще не видеться, лет пять! — Мы радостно чокнулись.

— Как приятно наконец услышать родную ахинею! — довольный, сожмурился Володя.

— Да, тут мы — полные чемпионы! — самодовольно заметил Гага.

И действительно — ахинея удалась! После таиландского ресторана, где Гага безуспешно пытался склеить таиландку с маленькой балалаечкой, мы оказались в итальянском ресторане, потом — в испанском, где поели паэльи и где я поимел от Гаги скандал за развязное пользование зубочисткой и где потом — под ритмичные хлопки Вовы — мы исполняли огненный танец фламенко. Потом, уже без Володи, были в каком-то изысканном пристанище местной богемы, оформленном каким-то моднейшим дизайнером в виде сарая: неструганые скамейки, мятые вентиляционные трубы из светлого кровельного железа. Оборванные завсегдатаи, одетые почему-то почти по-зимнему. Но это уже мало занимало нас — мы, наконец, были в состоянии полного счастья, абсолютно слились... Ритмично рубя ладошками и как бы отталкивая друг друга от текста, радостно опережая: “Я знаю лучше!” — выкрикивали наше общее юношеское (назовем это так) стихотворение... Все теперь у нас было разное, но эти дурацкие стихи помнили на всей планете лишь мы вдвоем:

Дочитав, оборвав стихотворение одновременно, мы с Гагой глянули друг на друга и радостно захохотали.

Естественно, что в момент нашего позднего прихода Ренатушка встретила нас в прихожей бледная, скорбно прижав руки к груди... И, естественно, сейчас, поутру, довольно чопорно с нами обращалась. Гага, повернув голову, посмотрел ей вслед. Судя по добродушно оттопыренной нижней губе и блеску глаз, он был доволен, что гулянье, редкое в его теперешней жизни, блистательно удалось.

Ренатушка вышла из ванной уже причесанная, свежая, подтянутая, как и положено молодой немке.

— Я все понимаю, Игор, — заговорила она. — Но скажи мне, зачем ты взял сумку с получкой — ведь ты же знал, что напьешься и потеряешь ее!

“Ну, во-первых, там была уже не вся получка...” — подумал я.

— Но ты же прекрасно знаешь, Рената, — слегка передразнивая занудливость ее тона, произнес Гага, — что сумку вернут: сколько раз я напивался и терял ее — и каждый раз приносили!

— Но зачем тебе нужно столько раз напрягать нашу социальную систему, вновь и вновь проверять ее честность! — взволнованно проговорила она.

— Но мне кажется — это ей приятно! — вступил я.

Гага мне подмигнул.

— Ну что ты, Валера, тепер хочешь на завтрак? — уже весело и дружелюбно (вот жена!) обратилась ко мне Рената.

— Думаю — корочку хлеба за такое поведение! — радостно воскликнул я.

— Дай ему корочку хлеба... и йогурт... и сыр... и кофе свари! — уже вполне сварливо скомандовал хозяин. — В дорогу нам положи только питье: этому — пиво, мне — швепс! Жратвы не клади — купим что-нибудь по дороге.

Чисто химический приступ жадности бушевал в моем друге.

Потом мы спустились по лестнице в прохладный и сумрачный гараж под домом и подошли к машине... Гага сосредоточенно молчал — чувствовалось (и даже я проникся), что предстояло путешествие достаточно серьезное.

Мы поцеловали в разные щеки Ренатушку, положили сумки на заднее сиденье, сели сами на передние.

— Пристегни, Валера, тряпочку! — Рената, протянув руку, подняла с сиденья ремень страховки.

Я пристегнулся, утопил кнопочку возле стекла, блокирующую дверь, — так на моей памяти поступали все серьезные автомобилисты — поерзал, поудобней устраиваясь.

— Ну — спокойно, Рената! — Игорек поднял руку. — Вечером позвоню!

— С богом! — Рената взволнованно подняла руку.

По наклонному бетону мы подъехали к воротам, Гага нажал пальцем кнопку радиопульта, зажатого в руке, и ворота разъехались.

— Кстати... — Он достал темные очки, набросил на нос. — Кнопочку блокировочную вытащи! — тщательно выруливая по дорожкам, отрывисто произнес он.

— Пач-чему?!

— Я, кажется, сказал!

— Но у нас все ее втыкают. — Я взбунтовался.

— Но в Европе, — он слегка издевательски глянул на меня, — давно уже ее... никто не втыкает!