Валерий Попов - Разбойница

Потом вдруг разговор перекинулся на футбол, которого, по сути, теперь и не существует, потом на спорт вообще, потом я стала делать «мостик», и тут вдруг овации оборвались. Я перевернутыми глазами посмотрела на дверь — там оказался перевернутый Александр.

Я встала прыжком, овации снова грянули.

— Гуляете?! — злобно произнес он... А мне одному за всех приходится пахать!

— Гуляем! — с вызовом проговорил Ечкин. Кивком головы Александр приказал мне выйти за ним.

Послав всем прощальный поцелуй, я вышла.

— Помоги вынести Виолончель, — прохрипел он.

— Слушаюсь! — я отдала честь.

— А сможешь? — с надеждой проговорил он на ходу.

— А чего тут мочь? Шапками закидаем! — грубо сказала я.

При упоминании шапок он болезненно поморщился.

— Извини... я не хотела! — я нежно погладила его по плечу. — Ну... может, в буфет, поправимся?

— Нет! Лучше я буду находиться в депрессии. Но туда не могу, к этой... Ладно, зайдем.

В буфете мы взяли бутылочку винца «Гара-Еры», разговорились по-честному.

— Какого-то подлеца из меня куют! Должен делать всё, как им хочется, а отказываюсь — сразу подлец! Раньше хоть в пьянку умел скрываться, чуть начнет баба прижимать, я сразу — нырь! А теперь: нырь, а она там!

— Хватит ныть. За работу! — сказала я.

— Погоди! Посидим ещё! Вот ты — классная! Тебя самому приходится искать!

— Многие так до сих пор ещё не нашли!

— Эта говорит: «Как ты мог? — «Что, как я мог?» Оказывается, как я мог в Германию уехать! Соображает — нет?!

— Действительно!.. Как бы ты со мной тогда познакомился?

— И то!

— Кто она такая, вообще?

— Да учительница.

— И чему такая научит?

— Другая, раз в гости едет к человеку, навезла бы разных печений, кручений!

— Ясное дело! Таких людей, как ты, голыми руками не возьмешь!

— Ясное дело!

Так мы долго душевно беседовали: отправляться к Виолончели он люто не хотел. Хотела уже пинками гнать его, но в этот момент к нам за столик подсел хороший человек, якут, сообщил удивительную для него самого вещь: почему-то в этом непривычном климате ему все время хочется женщину.

— Да, климат здесь необычный. По себе замечаю! — я взволнованно махнула грудью. — Это надо обсудить более тщательно. Вас не затруднит взять немного вина?

Якут на крепких ногах умчался к стойке, а я, прильнув к Александру, жарко прошептала:

— Никогда ещё не пробовала якутов. Представляешь?

Александр лишь безвольно махнул рукой.

— А это ваш друг? — якут осторожно кивнул в его сторону.

— Бывший! Теперь он мне изменил и, видите, — переживает... Вы когда-нибудь видели член моржа? — перевела я разговор с неприятного.

— Зачем моржа? — гордо проговорил он.

— Тогда пройдемте в апартаменты!

Мы с другом-якутом бодро шли под ручку по коридору, сзади от стены к стене мотался Александр. То, что не могли с ним сделать целые анфилады коньяку, сделала одна скромная бутылочка «Гара-Еры»!

Когда мы вошли в комнату, Виолончель, как и положено, дико вскрикнув, закрыла ладошками агромадную свою грудь.

Александр плюхнулся лицом в подушку и захрапел. А я стала слегка заигрывать с гостем. Сняв с уха одну клипсу, задумчиво протаскивала её по его губам. Потом, слегка пританцовывая, подошла к зеркалу, распустила волосы и из их глубины бросила взгляд на гостя... Молодец! Звереет быстро!

— Мне кажется, тут уж слишком много народа! — прозвучал грудной голос Виолончели.

— Чего ж много-то? — удивилась я. — В самый раз. Вся молодость в общаге прошла, по шесть человек в одной койке, тьфу, комнате! Ваши? — я взяла со стула трусики с колокольчиком, игриво позвонила.

Виолончель теперь прикрыла ладошками лицо, открыв грудь.

Я запустила палец к кадыку гостя и, глядя ему прямо в глаза, медленно раздвигала узел галстука.

Якут захрипел. Да, климат, вижу, действует благотворно.

Потом Виолончель то взвизгивала, то испуганно умолкала, то закрывала лицо простыней, то открывала. Умелыми действиями якута голова моя оказалась крепко зажата между кроватью и стеной, и я всё видела слегка перекрученно и фрагментарно — то испуганно-изумлённый глаз гостьи, то лицо якута, медленно восходящее над моими холмами, как луна. Якут, надо отметить, оказался большим умельцем и, ещё не прикоснувшись ко мне ничем, кроме губ, сумел довести меня почти до экстаза... Дать? В виде исключения? В скромном ключе, без пуфа?

Взвизгнув, Виолончель выпрыгнула из постели, оказавшись в длинной ночной рубашке, убежала сначала в ванную, а потом в коридор... Ну так что решаем? Завод, надо сказать, дикий... Но тут Саша всхрапнул, и это все решило. Жарко прильнув к якуту, я шепнула, чтобы он вышел на пять минут из номера, за это время я удалю кого надо и пущу его. Оторвавшись с чпоканьем, как присоска, якут ушёл, покачиваясь, что-то бормоча по-своему. Я тут же вскочила и на два оборота закрыла дверь. И тут же грубо разбудила хозяина: вот теперь он мне ответит за всё! Он проснулся даже слегка испуганно... Но в кровати, надо отметить, без Виолончели и якута оказалось куда просторнее! Потом по очереди яростно скрипела и вся прочая мебель. Якут яростно грыз дверь снаружи, летели щепки.

— Что вы делаете? — донёсся голос Виолончели из-за ванной двери. — ...Что вы делаете?!

По изменению интонации чувствовалось, что якут прогрыз и вторую дверь и наслаждался Виолончелью...

Полетели!

Крики её стали удаляться.

Проснулись мы, однако, законно, на кровати, лежали рядом, сцепившись мизинцами, и долго задумчиво смотрели на люстру.

— Да. Как раз на люстре ещё не пробовали, — прохрипела я.

— А смогём? — привстав на локте, он смотрел на меня.

— Всё смогём!

— ...Дай-ка мне вин-ца... а то мне не подвину-ца! Ну, что скажешь? — он победно гляделся в зеркало.

— Что скажу? — я задумчиво поцокала ногтем по зубу. — Что скажу? Ну как бы это точней ... Ты очень хороший скульптор, по живому материалу, понимаешь? Всегда мгновенно находишь и придаёшь идеальную форму... Понимаешь?

— Понимаю, — благожелательно кивал он. — Роден?

— Да.

— Майоль...

— Да!

— Генри Мур...

— Мур-мур. Ну и потом... сами понимаете, — я потрогала тонкими пальчиками его бицепс.

— Ну! — он вздул жилы. — Знаешь, что во флотской газете писали? «Всю жизнь свою капитан второго ранга Паншин повязал со штангою»! Во.

— Вижу!

— А вообще-то я нравлюсь тебе — в смысле, как человек?

— А то стала бы я так стараться?

— Может просто... мгм... не умеешь по-другому?

— Умею. Знаю, как за секунду у кого хочешь отвращение вызвать... даже у каменотёса, который ничего вроде не боится, даже камня!

— Так. А где Виолончель?

— Вынесли.

— «Вынесем всё»! — он бодро выскочил из постели. Через минуту он высунулся из ванны намыленный.