Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

— Ну что... будешь, сволочь, петь?..

Никакого ответа.

Крадучись — не дай бог его разбужу! — я спускаюсь по лестнице, отрывисто, каждый момент прислушиваясь, набираю номер. Сверху — тихие струнные аккорды (это еще ничего!). Но только она произносит: «Алло» — как жирное, самодовольное пение затопляет все!

Душа напряглась, прыгнула... «Первая ступень»?!

Тут было посветлее, и я вдруг вспомнил, как у меня прошлым летом украли телевизор, я стремительно мчался за похитителем по пахучим кустам полыни, чабреца, мать-и-мачехи. Шнур ускользал от меня, как хвост ящерицы — и вот в акробатическом прыжке я наступил на него, он натянулся, как струна, и выскочил из разъема в телевизоре! Ага-а-а-а!! Ворюга, поняв бессмысленность телевизора без такого важного, дефицитного шнура, грязно выругавшись, швырнул ненужный уже прибор в бордовые лопухи. Они спружинили, смягчили удар, от сотрясения телевизор переключился на батарейки, закричал сердито: «Если будут такие условия, мы отказываемся работать!» Я подошел к нему: «Ну, ничего! Извини!» ...Жара, лето, пахучие заросли. Похититель добродушно вернулся: «Дай хоть закурить!»

Стало еще светлее...

Теперь вспомнился вдруг совершенно безумный год «активного солнца» — я все лето тогда бегал по крышам, вдыхая горелый запах кровельного железа, ночевал, затаившись, в Эрмитаже, плыл по тихому, как пруд, заливу на дощатом плоту... Посреди залива, в стрекочущей тишине, на удилище сел зеленый, с отливом, майский жук...

Я чувствовал, что вылезаю все выше, вода все гуще наполнена светом, и вот я с плеском появился на поверхности, зажмурился! Потом я шел уже по мелкой воде с гладким каменным дном, ликуя, ударил развернутой ступней: солнечно-водяной протуберанец полетел к берегу.

Опустив взгляд, я осмотрел себя: и тело кое-какое есть, не только душа — для нынешних условий и это неплохо!

На гладком и уже сухом камне, по которому я теперь шел, в мелком пологом углублении стояла светлая, теплая, уютная вода — я плюхнулся спиной в эту ванну, полежал, глядя вверх.

Желто-зеленая долина головокружительно поднималась. На гребне, сливаясь с небом, стояли высокие дома.

Я шел уже по сухому камню, печатая мокрые следы. Я не исчез! Ликование душило меня.

От одежды шел пар. Как страшный сон, где-то на краю сознания брезжили темные ледяные пространства, которые я когда-то пересекал... или приснилось? Здесь стояла жара!

Уже для сохранения свежести я занырнул в последнее скопление воды в мелкой каменной «ванне», зачерпнул рукавами, выпрямился — вода потекла по груди и ниже, приятно охлаждая струйками, но не обжигая.

Мокрые незашнурованные ботинки жирно чавкали. Я смутился, сел, вылил воду, потом дотянулся до раздвоенной светло-серой коряги, надел на ее концы ботинки, перекинул за спину. На ходу оглянулся: ботинки буквально дымились в этой жаре!

Начался берег, трава — вялая, белесая, спутанная, с плешинами — вышедшая из-под снега и еще не просохшая... Легкая неожиданность! Когда я шел фактически по морю — было сухо и тепло, а вышел на берег — стало сыро, я даже поежился.

Лужок был странный... из-под снега вылезло много всего. Согнувшись, я стал разглядывать — и похолодел... Да — хватит туманить себе мозги, обходить самое страшное — исчез из жизни, и одновременно как бы не исчез, а просто оказался в какой-то зоне отдыха... нет — то не зона отдыха! Не случайной была россыпь предметов, как бы небрежно разбросанных по лужку... маленький красно-синий мячик с разделяющей белой полосой и круглой, с копейку, вмятиной на боку — ее можно было гонять по поверхности, но она не исчезала... мне ли ее забыть? Мячик этот — первый предмет моей сознательной жизни, который был и исчез. Первые внятные рыдания, связанные с загадочным его исчезновением... Вот он куда закатился!

Раздавленная чьим-то каблуком благородно-серая авторучка... как гордо я ее вынимал, думая, что наконец-то поднялся к успеху! Исчезла, как все исчезает! Теперь — здесь... Нет — это не зона отдыха, это — другое. Тут же, чуть в стороне лежал сохранивший остатки закручивания у горла длинненький целлофановый пакетик — прозрачный, но сейчас затуманенный каплями росы... его ли не помнить? Как с ним исчезли все мои сбереженья, глупо вынесенные из дому... а с ними — надежды на спокойную жизнь! Я взял его, раскрутил горлышко. Вот оно, потерянное богатство — к сожалению, в старых купюрах, отмененных в девяносто первом году! Оказывается, здесь тоже умеют шутить!

Стерев с пакета мокрый туман ладонью, я сунул его в задний с пуговкой карман, в странной надежде — что здесь другие законы и реформы денег не было... может хоть здесь что-то быть необычное?!

Вот мячик — первое потерянное счастье. Вот — деньги — последнее. Какой короткий промежуток!

Я резко полез вверх по склону — тут трава уже высохла, кололась. Все, хватит уже пребывать в соплях!

Уши вдруг раскупорились (вылилась вода?), а теперь меня словно подталкивали вверх ритмичные гулкие удары теннисного мяча — мне ли не помнить их, мне ли не подпрыгивать душой при этих звуках!

Я вплотную подошел к металлической сетке, ограждающей корты, разделил лицо на сегменты, вжавшись в ограду. Какой-то здешний супермен с полосатой лентой на длинных волосах и на голени (признак хай-класса) методично дубасил мячиком в зеленую стенку. Как он напоминал мне Егора. Именно за теннис всегда так отчаянно хватался он — как за главный признак своего преуспеяния! И эти английские ленты на голове и ноге, и эти лимонного цвета мячи, вынимаемые из длинной консервной банки с надписью «Данлоп»! Как мне все это знакомо!

Помню, мы скромно уехали с ним в глухую деревеньку, чтобы удалиться от суеты мира, заняться «мелкой деревянной поделкой», и, выйдя ранним росным утром на трухлявое крыльцо, увидели «мерседесы», «тойоты» и «порше», выруливающие к нашей убогой избушке. Согнувшись, как для атаки, в белых «пумовских» теннисках из машин выныривали дипломаты, аккредитованные в нашей стране, которых Егор тренировал за большие «бабки».

— Я их сюда не звал! — истерически вскричал Егор, неизвестно откуда взявшейся «стетсоновской» ракеткой отбивая первый резаный «смэш».

Туман, солнце на росе, маленькая, «дворовая», бесцветная радуга над мокрой травой. Как то утро напоминает сегодняшнее! Хотя годится ли тут слово «сегодняшний»?

...И несколько странно — корты уже кончились, а металлическая сетка — нет, я все шел и шел боком вдоль нее, перебирая ее пальцами, как струны арфы, но звук был отрывистый и глухой.

Вот так вот! Сетка шла до крутого обрыва, дальше уже нужно было без какого-либо комфорта ссыпаться вниз — но о каком комфорте беспокоиться мне, пришедшему сюда по темному дну?

Я обулся и поехал боком вниз, колючие камешки влетали в распахнутые ботинки. Удержался на краю за мохнатую, колючую ветвь. Здесь море пихалось грудью с широкой рекой, мутная желтизна моталась туда-сюда.