Валерий Попов - Любовь тигра [Повести и рассказы]

Держась за колючие кусты, я пробирался по осыпающейся кромке над водой... куда?! Упругий стук мяча заменял стук сердца... или снова уже стучало оно? Пот, во всяком случае, уже лился ручьем, как при каком-нибудь страшно рисковом, отчаянном побеге из детского сада в момент жаркого, сонного, неподвижного тихого часа.

Вот так вот — только что шел по оврагу, ускользнув в тихий час из детсада, и с тоской, отчаянием, с предчувствием неминуемой вечной разлуки смотрел неподвижно вверх, на бабушку, деловито высунувшуюся с террасы по каким-то делам, озабоченную, не видящую меня... первый край жизни. И вот — словно мгновение с того прошло, — последний край, а вернее — уже за краем! И никакая бабушка уже не появится из окошка — лишь пыльные колючие кусты. А вдруг — появится?.. Где, собственно, я?

— Ладно, хватит! — внезапная ярость вдруг охватила меня. Жарко, сухо, от какой-то липкой пыли чешется спина. — Хватит! Я не какой-нибудь сэр Оливер Маклинколби, чтобы исследовать берега девственной Амазонки. Меня это не трогает!

Я стал карабкаться вверх сквозь колючий кустарник, срывался, сжатые руки проезжали по колючкам, но крови не было... Еще чего! На том свете — крови захотел! Обнаглел!

Я выбрался наверх, огляделся... слепила абсолютно пустая, широкая река... Нет — здесь сравнительно еще ничего! Не-е-е... Вполне! Я стал энергичнее озираться, словно бы тоже явился сюда по делу... Но какие тут приняты дела?

— Так-так-так! — задумчиво прижав пальцем нос, пробормотал я...

Нет — для начала неплохо! Ну а ты как думал? Что тут будет приготовлено нечто ужасное?.. А кто ж, по-твоему, это ужасное будет специально для тебя приготовлять? Не жирно ли?

Я искусственно взбодрился — как это каждый день делал я, вытягивая себя, словно Мюнхгаузен, за волосы из болота.

Не теряя бодрости, я пошел вперед. Вниз уходила долина, полная полыни и пыли. Но была дорога, и даже вмятая кривая колея. Упругий стук мяча, и высокие дома на гребне оказались сзади. Слава богу, и тут уже — кое-что позади! — я держался в бодром духе — оказывается, и здесь так-то лучше!

По дороге, по теплой толстой пыли я пошагал вниз. Ботинки превратились в каких-то котят... но стоит ли, если вдуматься, их беречь?

Где здесь все, что обещано: летейские чащи, стигийские болота? — я уже надменно огляделся вокруг. Ничего этого, как мы правильно подозреваем, тут нет. Все очень просто: что сам себе сделаешь, то и будет!

Ярко-ржавая подкова... пнул. Отлетающие сухие пленки.

Егор, конечно же, вряд ли находится здесь, в этой не особенно изысканной обстановке — ему подай другое, с особым значком.

Даже когда, лет десять назад, я позвонил ему и сказал: «Из больницы», он сразу же строго спросил: «...Имени кого?» А «имени кого» это жаркое пустое пространство?.. А «имени меня»!

Я поднялся на первый холм. Огромная, но душная, замкнутая долина. Через равные промежутки, словно капли из шланга, кругленькие серебристые кроны масличных деревьев, заполняющих все пространство. Да — важную часть своей жизни провел я среди таких пространств! Ну, как водится — странные повороты жизни выходят из необычных черт характера, или — организма. У меня — из второго... Я уже рассказывал о соседе-бандите, который, несмотря на свою мощь, завидовал всем.

— Ну чего, чего ты лыбишься? — стонал при встрече со мною он.

— Да сам не понимаю! — виновато говорил я.

Скрипя зубами, он проходил мимо, ибо забрать у меня было нечего, а забрать у меня душу он не решался. Но зато как раз напротив моих окон, на том же этаже жил некто Быков — полугений-полусумасшедший, у которого было что отнять. Окно его постоянно горело в ночи, и часто, вынырнув из сна, я с тоской и завистью глядел на единственное во всем доме его светящееся окно... ведь что-то делает человек, не спит! Почему же это я так пуст? Ведь есть, значит, что делать — окно же не гаснет!

Потом вдруг к этому сиянию добавилось новое: он построил во дворе под окнами длинную стеклянную оранжерею, где стал выращивать гигантские цветы! Оказалось, что они зреют быстрей, если освещать их импульсами — и я часто лежал ночью без сна, глядя на приходящие от оранжереи снизу тусклые, периодические вспышки на потолке. Ведь я тоже когда-то умел «выращивать» цветы! И куда все делось! Даже никто почти об этом и не узнал!

Однажды вспышки вдруг почему-то зачастили, послышался звон. Это сосед мой со своими молодчиками громил оранжерею! Я вскочил. Огромные тени мелькали по соседнему дому. И вот вспышки погасли. Темнота — и тишина. Полный порядок! Раньше сосед со своими дружками с дикими трудами привозили и продавали жалкую, осыпающуюся желтой трухою мимозу... могли ли они терпеть, чтобы безнаказанно под их носом росли роскошные цветы? Ясное дело, нет... Я медленно оделся, спустился в оранжерею. Все было разгромлено, растоптано, но одна лампочка, в самом низу, методично вспыхивала... Идея, дух живы — и никак их не разгромить! Я вдруг почувствовал почти что счастье. Я расстегнул свои брюки... ведь получалось же! Струя, дымясь, зашуршала — я захохотал!

Быков в ту ночь отсутствовал и не ведал ничего — но каково же было изумление громил, когда поутру они увидели, что белыми гладиолусами заросло полдвора!

Это еще что за конкурент? Вычислить было легко — меня взяли на улице, запихнули, отвезли на какое-то их ранчо, вывели на участок сухой земли: «Давай!» — «Нет вдохновения!»

Удар снизу ногой... так, по их мнению, создается вдохновение.

...Помню, когда мы сидели в оранжерее у Быкова, пили чай, «доброжелатели» приговаривали, качая головами... «Ой — дождешься ты, душа грешная! Придут к тебе эти самые... с лампасами... все разгромят!» «А почему — с лампасами-то?» — спрашивал Быков. Объяснялось, что это мода такая у рэкетиров, спортивные брюки модных фирм с лампасами по бокам... Теперь я, согнувшись, видел ноги... Да — брюки спортивные, но без лампасов!

— Почему... без лампасов-то? — пытаясь разогнуться, полюбопытствовал я.

С проклятьями обрушился град ударов. Оказывается, я задел их за живое «лампасами», намекая на их военную выправку... Влип, как курица!

Действительно — гладко выбритый человек, в штатском, но с выправкой, утром вежливо спрашивал у меня, почему же я не хочу помочь «единственной реальной силе нашего общества?»

— Если реальная — так делайте сами!

Вырвавшись, наконец, от них, я в сердцах унесся по фиктивному приглашению в Италию: ряды серебристых масличных крон, ровно «расчесанные» на пологих холмах виноградные лозы... но там мой талант почему-то увял. Во-первых, и без меня там было полно цветов — не просто ярких, но и пестрых, «тигровых»... на каждой улице стеклянные будки, полные цветов... даже в туалетах стояли цветы, что я воспринял, как обидный намек: можешь не стараться, у нас все есть!