Борис Дышленко - Людмила

— Не будем говорить о правде, — примирительно сказал я. — Правда, не будем.

— Не будем, — облегченно согласилась Людмила.

Мы молча курили. Внезапно я подумал, что, и в самом деле, боюсь узнать правду. И не просто боюсь, не вообще, а боюсь узнать ее именно от этой хрупкой блондинки. Но почему я так уверен, что она что-то знает?

Людмила осторожно коснулась моего плеча.

— Вы совсем не такой, каким хотите казаться, — сказала она участливо и нежно.

— О, конечно, я совсем не такой, — бодро согласился я, обнимая ее за талию, а сам подумал, что я как раз хочу казаться таким, каков я есть, только она все равно принимает меня за кого-то другого.

Она положила голову мне на плечо, и я почувствовал прохладный запах ее духов. Знакомый запах, слабый, едва уловимый, но я уверен, это были те же самые духи. Моя рука лежала у нее на талии, она взяла ее и поправила так, чтобы было удобней. Это движение было спокойным, естественным, даже как будто привычным, каким-то домашним, но меня это не возмутило.

Мы сидели, не было никакой напряженности, мимо нашей скамейки продефилировала блондинка в сногсшибательной «мини». Нас это не трогало. Людмила ровно дышала у меня на плече, так что мне показалось, что она спит.

Она подняла голову и, повернувшись ко мне, положила обе ладони мне на плечи. Она улыбнулась мне так, как будто мы знакомы тысячу лет, как улыбаются законному любовнику, тепло и ласково и без всяких «ресниц».

— Может быть, поднимемся наверх и допьем вино?

Я улыбнулся ей (тоже тепло и ласково). Я подумал, как быстро она освоилась в этой ситуации.

— Нет — сказал я. — Боюсь, что тогда я уже не смогу спуститься вниз.

— Кто вас гонит? — она насмешливо улыбнулась. — А может быть, вы боитесь меня?

«Может быть», — подумал я, но не сказал этого.

— Извините, — сказал я. — Давайте допьем его в другой раз. У меня сегодня еще есть некоторые дела.

— Интересно, — она улыбнулась. — В такое время?

— Ничего интересного, — сказал я. — Пара звонков.

— Ну хорошо, — сказала она. — Но у вас еще найдется пять минут, чтобы проводить меня до квартиры?

Мы вошли в подъезд. Здесь она чуть замедлила шаги, но не остановилась. Я придержал ее за локоть — она обернулась. Лампочка внизу не горела, и свет со второй площадки, разбитый лестничной решеткой, желтыми пятнами упал на нее и исказил лицо. Мне почудилась на нем гримаса страха.

— Нет-нет, прошу вас, наверх, до самой комнаты. Пожалуйста.

— Хорошо, — я погладил ее по руке. — Пойдем.

Я вспомнил, как она задрожала тогда наверху, возле своей двери.

«Что ж, это понятно», — подумал я.

Мы поднялись, и на верхней площадке я заметил, что она старается не смотреть в сторону окна.

«Все верно».

Она открыла дверь, мы вошли. Дверь захлопнулась, и мы оказались в темноте. Я обернулся и не почувствовал ее рядом с собой. Сделав шаг, я протянул руки вперед и, поискав, нашел ее в темноте. Она стояла, забившись в угол у дверей, и мелко дрожала.

— Свет там, дальше по коридору, — зашептала она. — Возле моей комнаты. Здесь лампочка перегорела.

Я увидел едва различимый белесоватый свет впереди и пошел туда. Я нащупал ее дверь, потом выключатель возле двери и включил свет. Людмила торопливо прошла ко мне по коридору. Ее лицо было озабоченным и напряженным — она выглядела совсем беззащитно. Я толкнул дверь, и Людмила, проскользнув мимо меня, дернула кисточку торшера возле дивана. Став над столиком, сложила руки у горла и громко выдохнула воздух.

— Извините меня, — сказала она, — я такая истеричка. Сама не знаю, что со мной.

— Ничего, — сказал я. — Пройдет.

Я не знаю, что выражали ее глаза, но мне стало жалко ее.

— Можно мне закурить? — для чего-то спросил я.

— О, конечно, курите, — она казалась ужасно обрадованной. — Курите. Присядьте на минуту. Пожалуйста. Я — сейчас.

Она выбежала за дверь, и я услышал ее удаляющиеся шаги. Я достал сигареты. Она вошла, ее лицо уже не выглядело таким испуганным.

— Может быть действительно выпить? — предложил я.

Она прямо расцвела. Ее губы заходили от непрестанно меняющейся улыбки. От радости она не знала, куда девать руки. Я взял бокалы.

— Ополосну, — сказал я.

— Я с вами. Я покажу.

Она смотрела на кухне, как я мою бокалы. Мы вернулись. Я налил. Она присела рядом со мной на край дивана, взяла в обе руки бокал.

— Ну, а теперь за что? — быстро спросила она.

— За вас, — сказал я. — За что ж еще?

Мы отпили понемногу. Я увидел, что она смотрит на меня. Улыбнулся ей.

— Поднимемся туда? — я кивнул головой на дверь. На ту, за которой была деревянная лестница. — Посмотрим?

— Да-а, с удовольствием, — сказала она, и я увидел, что это действительно доставит ей удовольствие.

Мы поднялись по скрипучей лестнице и стали там у стола. Сиротливый свет изо всех четырех окон не отбрасывал тени. Он ровно освещал потемневшую карту на столе, на темном фоне сейчас едва угадывалась название страны.

— Нет, — вздохнул я, — никогда не привыкну к белым ночам.

— Вы южанин? — спросила она меня.

— Южанин? Да нет, не южанин.

«А правда, — подумал я, — южанин?»

Людмила осторожно, придерживая на коленях платье рукой, спустилась по лестнице, внизу я встретил ее. Она оперлась на мою руку. Мы вошли в комнату.

— А теперь пейте залпом, — приказал я.

Людмила послушалась.

— И этот, — сказал я, снова наполнив бокалы.

— Ой, что вы! Я не могу, — испугалась Людмила.

— Пейте! — прикрикнул я.

Мы чокнулись.

— Ох, я буду пьяная-пьяная, — она покачала головой.

— Как раз то что надо, — сказал я.

— Вы не хотите что-нибудь послушать? — спросила Людмила.

— Нет, — сказал я, — не сейчас. Проводите меня до двери, пока вы еще держитесь на ногах.

— Ой, да! Вам же надо звонить, — сказала Людмила. — Или... Нет, наоборот, это вам будут звонить. А может быть, это не важно?

— Важно, — сказал я. Я видел, что через минуту ей будет все нипочем. — Да, постойте. У вас есть целая лампочка?

— Лампочка? — она соображала. — Есть. Сейчас.

Мы вышли на кухню, и, порывшись в столе, она довольно быстро разыскала новую лампочку.

В коридоре она с уважением смотрела, как я ввинчиваю лампочку в патрон.

— Какой вы высокий, — сказала она. — Вам даже не нужно влезать на табурет.

— Стандарт, — сказал я. — Сто восемьдесят три.

Я подвигал крепкий железный засов на двери.

— Отличная штука, — сказал я. — Надежнее пулемета. Будь у меня такой, я бы не выходил из дому.

— Правда? — медленно сказала она. — Вы считаете...

— Да-да, — сказал я. — Я бы и сам так сделал. Ну, спокойной ночи, — я вежливо улыбнулся.

Она сделал два шага ко мне, прижалась к моей щеке щекой.

— Большое вам спасибо! — горячо прошептала она.