Дэйзи Джонсон - В самой глубине

На воздухе было еще холодней, чем в воде. Одежда на нем отяжелела. Туман скрывал подножия деревьев, и сосны словно вздымались из воздуха. Прибрежные валуны были скользкими, он задел щекой о жесткий тростник и увидел, как вода за ним тут же окрасилась красным. Гретель могла бы сказать ему слово, обозначавшее знание правды о чем-то, когда было уже слишком поздно; он знал только то, что он должен был снять ботинки перед тем, как прыгнуть в воду. Он стянул один, и из него вылилась вода. Он чувствовал все нервы в своих челюстях, натянутые словно веревка между деревьями. Он убил Чарли. Он переспал с Сарой.

Он пошел вдоль берега к клетке. Она стояла близко к воде, и он обошел ее сзади. Зубы стучали у него во рту. В клетке было тихо, и он подумал, не ошибся ли он. Он опустился на четвереньки и приблизился к ней. Клетка была прямо перед ним, укрытая листвой для маскировки. Какие-то птицы протяжно перекликались с верхушек деревьев. Он сдвинул перепутанные ветви. Он был готов ко встрече с этим нечто. Он не мог вообразить, что сейчас будет; зверь вырвется из клетки и бросится на него.

Только клетка была пуста. Дверца захлопнулась сама собой. Он обошел кругом и привалился к дверце, пытаясь приподнять ее и вернуть в исходное положение. Прямо за ним шумела река. Его ноги разъезжались по вязкой грязи. Он обхватил край дверцы, потянул сильнее и почувствовал, как она начинает подниматься.

Раздался какой-то звук с лодки. Когда он поднял взгляд, баркас стоял вдоль по течению и, казалось, был готов сорваться с места, а швартовы были натянуты у него под ногами. На крыше показалась Сара, она смотрела на него. Он не мог различить ее лица в тусклом свете. Ее фигурка была точно лезвие во тьме.

Дверца выскользнула у него из рук и снова захлопнулась. Он поднял ее и повернулся, пытаясь лучше рассмотреть Сару и, может быть, что-то сказать ей. Что он мог сказать? Прямо перед ним бежала река, стремительно и свободно. Берег был неровным, испещренным ямами. Грязь засасывала его ноги, и он споткнулся и повалился в воду. Он со всего размаху бухнулся в бегущую реку.

Течение сразу его подхватило и понесло его вдаль от берега и ловушки. Вода была на вкус как ее похоть; пальцы во рту по самые костяшки. Он закрыл глаза, но когда открыл, ничего не изменилось. Он брыкался, пытаясь выплыть на поверхность. Он ждал, что она приплывет за ним. Она видела, как он упал. Она придет к нему. Воздух перешел из ее легких в его, ее холодный рот прижался к его холодному рту. Она спасет его, потому что она его мать. Он рванулся вверх, не чувствуя одной ноги, и почти выплыл. Только там, где он ожидал вдохнуть воздуха, опять оказалась вода. Из него вышли пузырьки и затерялись в высоте. Он широко раскрыл глаза, ища белой вспышки ее тела, входящего в воду. Речной мусор, несшийся в воде многие мили, подхватил его под ребра и понес за собой. Что-то ударило его по лицу, и его охватила слепящая боль перед тем, как все поглотил холод. Тьма принесла ему покой. Он ощущал ее на ощупь. Она все никак не приходила. Он продолжал ее ждать. Река затягивала его вниз, все глубже и глубже.

Течение быстро подхватило его на руки и понесло вдаль от этого места под соснами. Река называлась Айсис, и ей не первый раз случалось нести чье-то тело, по всему пути до Темзы и дальше, до самого моря. Вода была полна талого снега и дождя, и река несла его быстро, поворачивая во все стороны, то лицом вниз, то вверх, к свету над мозаичной поверхностью воды. Через города и дамбы с застрявшими деревьями, и дальше. И кто-нибудь мог бы найти его. Рыбаки, сидящие на холоде в ожидании клева. Или пригородные рабочие, остановившиеся на тихом мосту покурить. Кто угодно мог бы найти его, вытащить из воды и вызвать полицию, которая бы в итоге разыскала Роджера и Лору, много лет ожидавших подобного звонка, и им бы пришлось идти в морг на опознание, как пришлось однажды мне. И после этого вся их жизнь стала бы другой или не стала.

Только никто его не нашел. Река унесла его так далеко, как ей захотелось, и сама похоронила его.

Я сидела с тобой у костра, на берегу реки.

Я хочу есть, сказала ты.

Меня тревожит воспоминание. Воспоминание о том, как мы ели с Фионой, вторглось в мою голову, словно незнакомка, подошедшая к кухонному окну и стучащая о стекло.

Ты меня слышала? Я хочу есть.

Мы скоро пойдем, сказала я. Ты хочешь? У меня коттедж на холме. Думаю, тебе там понравится.

Ты посмотрела на меня как на ненормальную. Мы не можем оставить его, сказала ты. Не можем оставить здесь одного.

Я оставила тебя у костра и пошла к деревьям. Я чувствовала запах китайской еды, слышала, как вилка Фионы выскребает тарелки, как шеф на кухне спорит с кем-то по телефону. Рассказав почти всю историю, Фиона сделала паузу и откинулась на спинку стула, уперев кулаки в ребра. Она смотрела на меня. Лучше пусть это отомрет. Пусть это здесь отомрет. Но я только сидела и ждала, пока она не пожала плечами, качнулась вперед и начала мне рассказывать, что случилось в ночь дня рождения Роджера. О запахе свечей на торте, который попыталась испечь Фиона, но тесто не поднялось. Фаршированные блинчики, заказанные с доставкой, оказались недостаточно хрустящими. Все были немного пьяны, в мусорной корзине стояли пустые винные бутылки, в холодильнике лежали неровно отрезанные кусочки сыра. Я увидела Марго у раковины, спиной к столу. Она надела желтые резиновые перчатки, а ее длинные волосы были подвязаны, чтобы не касаться ее нежного, милого лица. У нее были твои глаза. Разумеется. У нее были мои глаза. Фиона подошла к ней сзади и стала говорить. Она сказала: ты убьешь своего отца. Ты переспишь со своей матерью.

Я скрючилась под соснами и погрузила руки в сосновые иголки. Язык в горле раздулся, и я напрасно попыталась позвать тебя. Я чувствовала, как слова сыплются из меня так же легко, как они сыпались из тебя. Я могла представить Марго в кухне этого дома. Она смотрела через плечо Фионы на меня. Она была призраком. Я чувствовала ее призрачные ладони на своем лице и руках. Она считала, что ее родителями были Роджер и Лора, и ушла из дома, чтобы обезопасить их. Я чувствовала ее дыхание у себя во рту, ее кулак, шевелящийся в моей открытой ладони. Только они не были ее родителями. Я опустила голову на землю. Я слышала, как ты бормочешь что-то у костра, иногда замолкая, словно прислушиваясь, иногда смеясь незнакомым мне смехом. Тошнота прошла, как слоистый туман на берегу. От земли исходил влажный запах грибного перегноя. Прижавшись к земле ладонями, я отчетливо почувствовала этот рыхлый дерн из насекомых и растущих корней. Я выпрямила спину. Из-за зарослей тебя было не слышно. Мне нужно было отвезти тебя в коттедж, где имелась еда, и вода, и постель. Мне нужно было решить, как быть с тобой и как быть с собой. Я встала и повернулась. Между тонкими соснами возник какой-то силуэт. Я подняла руку, заслоняя глаза от света, и в этот момент оно бросилось в мою сторону, стремительно приближаясь по ровной земле, перебирая мясистыми ногами, подняв голову и поводя хвостом. Я попятилась и чуть не споткнулась. Зверь приближался неумолимо, и я знала, что он намерен убить меня, чтобы ты и дальше оставалась на реке, и тогда – словно из ниоткуда – возникла ты, размахивая лопатой над головой, крича какой-то боевой клич, и бросилась на Бонака – ведь это был именно Бонак, – отчего тот в последний момент поменял направление и бросился наутек между деревьями. А ты понеслась за ним и скрылась из вида.