Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Назад! — крикнул я и выстрелил в потолок.

Двери тут же захлопнулись.

Вслед за перепуганными детьми выскочил Никитин, скомандовал:

— В автобус!

Мы испуганной стайкой затопали вразнобой по лестнице вниз. Старуха, то ли уборщица, то ли гардеробщица, смотрела на нас молча, разинув рот. Стояла столбом, не шевелилась. Ей, видно, казалось: шевельнись она, мы ее тут же ухлопаем.

— Ну вот, теперь видишь куда? — сказал ей громко Никитин.

«Бля, не может без шуток! Дай поерничать!» — подумал я с раздражением. Я был напряжен, взвинчен. А ему шуточки!

— Дети, куртки в охапку и в автобус! — крикнул Никитин. — На улице холодно!

Пока ребята и учительница искали, снимали с вешалок свои курточки, одевались, застывшая старуха не шевелилась, как обмерла.

Никитин первым выскочил на улицу и указал учительнице на распахнутые двери автобуса:

— Любовь Васильна, карета подана. Прошу! Располагайтесь поудобнее. Давайте, давайте…

Учительница первой влезла в автобус. Ребята, теснясь торопливо, вслед за ней. Никитин не успел войти внутрь, как из школы вылетел седой мужчина, бросился к нему. Он вопил на бегу:

— Убейте меня! Убейте меня! Детей отпустите!

Никитин задержался на ступенях, шагнул навстречу учителю, ловко поймал его за шиворот, остановил, встряхнул, приговаривая:

— Успокойся, успокойся! От тебя зависит жизнь детей… Теперь слушай! Сейчас позвонишь в милицию и скажешь: террористы захватили детей и учительницу в заложники. У них автоматы и взрывчатка. Усек? Мы на автобусе отправляемся на военный аэродром. Если попытаются остановить, задержать, перестреляем детей. На аэродроме мы скажем, что нам надо и отпустим ребят. Запомнил? — Никитин еще раз встряхнул учителя, отпустил, потом ласково похлопал по щеке и добавил: — Пусть не шутят с нами. Нам терять нечего… Иди звони! — подтолкнул он старика по ступеням ко входу, шагнул в автобус и кинул водителю: — Поехали!

Я видел, как старик споткнулся на ступенях, задержался рукой, чтоб не упасть, обернулся к нам, что-то крикнул. Автобус тронулся и удалялся от него. Никитин стоял у двери, оглядывал детей. Вместе с учительницей заложников было десять человек. Четыре мальчика и пять девочек. Никитин взял ребят только с первых парт. Растерянные школьники еще не понимали, что происходит. Одна девочка была особенно напугана, дрожала, дышала тяжело открытым ртом. Никитин достал из кармана карамельки, развернул, сунул две штуки себе в рот под маску, а одну протянул перепуганной девочке. Она оттолкнула его руку и заревела. Завсхлипывала и сидевшая рядом с ней.

— Что с вами? — огорченно спросил Никитин. — Я не хотел вас обижать… Берите, — насильно всунул он им в руки по конфетке. — Ну дурочки… Любовь Васильна, успокойте их. Пересядьте, вот сюда к окошку поближе к ним.

Оттого, что он держал конфеты во рту, голос его был не страшный. Ребята сжались на сиденьях, как воробьи на морозе. Учительница, все еще не пришедшая в себя, деревянными шагами, держась за спинки сидений, перешла к окну. Никитин всыпал ей в ладонь горсть карамелек. Несколько штук не уместилось в ее маленькой ладони, упало на пол.

— Угости ребят и успокойся. Мы вас обижать не собираемся. От вас, Любовь Васильевна, от вашего спокойствия будет зависеть все, — похлопал ее по руке Никитин, перешел к кабине и обратился к водителю: — Вася, чувствуешь, жизнь этих детей в твоих руках. Будь умницей, кати и кати потихоньку, на гаишников внимания не обращай! С ними мы разберемся… — Никитин деловито оглядел салон, скомандовал нам: — Амбал, присядь к взрывчатке! Чуть что, взрывай!.. Хмырь, не торчи, присядь сзади, чтоб голову не видно было, и контролируй!

Я заметил, что кое-кто из ребят среагировали на клички Амбал и Хмырь, воровато оглянулись и снова опустили головы. Вид у них был такой, словно они не выучили урок и теперь боялись как бы их не вызвали отвечать. Учительница что-то шептала испуганной девочке, которая плакать перестала, но по-прежнему дрожала и не поднимала голову.

Сучков присел на корточки перед сумкой с кирпичами и взрывателем, расстегнул ее и устроился прямо на полу между сиденьями, положил автомат на колени. Я сел на ступени у задней двери, а Никитин, наоборот, у передней.

— Вась, дорогу на военный аэродром знаешь? — спросил он. — Кати туда!

Меня раздражало, что даже сейчас Никитин молчать не мог, а потом я понял: говорил он без умолку, чтобы снять напряжение, успокоить ребят. Если будем молчать, может случиться нервный срыв, истерика.

Понял и сам заговорил громко, впервые с начала операции. Конфету в рот сунуть не забыл.

— Ребята, хотите загадку? Сроду не отгадаете!

— Давай, Хмырь! — поддержал Никитин.

Я видел, что ребята прислушиваются, приободряются, почувствовали, что ничего плохого с ними не делают и вроде бы не собираются.

— Слушайте, — начал я. — К реке подошли два человека и увидели лодку. Но она оказалась одноместной. И все же они благополучно переправились и пошли дальше. Отгадайте, как они сумели переправиться?

Ребята молчали. Я думал, что они меня не слушали, не воспринимали. Но вдруг в тишине одна из девочек тихо произнесла.

— Они с разных сторон к реке подошли. Один переплыл в одну сторону, а другой обратно.

— Вот это да! — захохотал Никитин. — А я сижу, думаю, как же они ухитрились? Сроду бы не угадал… Ну ты молодец! Отличница, наверное?

Ребята зашевелились, оживились, стали смелее оглядывать нас.

— Ну, чего молчишь, отличница? Как тебя зовут? — спрашивал Никитин у девочки, разгадавшей загадку — Любовь Васильевна, как она учится?

— Лида хорошо учится, — ответила бесцветным голосом учительница. Она еще не пришла в себя. Носик ее по-прежнему был неестественно розовый.

— И зовут тебя хорошо, — говорил Никитин девочке. — Знаешь, даже стихи есть про тебя: хорошая девочка Лида в нашем Ростове живет. Я с именем этим ложился, я с именем этим вставал… «Хорошая девочка Лида!» — на парте своей написал…

— Милиция… За нами… — хрипло сказал водитель и прокашлялся. До этого он все время молчал.

Послышалась сирена. Я приподнялся, выглянул и заволновался сильней, крепче сжал в руке автомат. Нас догоняли две милицейские черные «Волги» с мигалками. Одна сходу обогнала нас, помаргивая фиолетовым фонарем на крыше, и пристроилась впереди. Другая осталась сзади. Не дай Бог, попытаются остановить, стрелять начнут! Что тогда? Тоскливо и тревожно было на душе. Но обе «Волги» не сбавляли хода. Никитин тоже выглядывал, следил за милицией. Убедился, что они не останавливают нас, а просто сопровождают и произнес:

— Молодцы! Сообразили… — и громко обратился к ребятам. — Видите, как президентов вас везем. И спереди мигалки, и сзади! Когда б вы еще так прокатились! А вы боялись? Моя милиция меня бережет, — засмеялся он.