Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

— Стольника с собой нет?

Роман машинально сунул руку в карман, хрустнул двумя червонцами, вытащил. Костя взял, повертел и, вздохнув, вернул:

— Не спасет… Стольника не хватает…

И после работы Костя был задумчив, медлителен, не торопился домой сначала, но вдруг засуетился и обратился к Роману впервые за месяц совместной работы:

— Махнем домой вместе? Я тачку возьму…

Роман поспешно согласился, понимая, что Ореховский чего-то опасается, не хочется ему быть одному.

Ресторан занимал первый этаж громадного жилого дома. Стоял он в глубине сквера. Летом здесь ночью хорошо. Прохладно, тихо. Приятно выйти из прокуренного ресторана, вдохнуть полной грудью запах листьев, постоять под деревьями с дружками, оттягивая прощание. От двери ресторана три аллеи лучами в разные стороны ведут.

Одевались возле гардероба неторопливо, но Костя чересчур внимательно и настороженно вглядывался в ночной полумрак сквозь стеклянную дверь. Спокойно было в сквере при тусклом свете фонарей.

— Налево сейчас, — буркнул Костя, надавливая рукой на дверь.

На улице он быстро двинулся по левой аллее, хотя нужно было идти прямо, чтобы выйти на площадь.

— Не спеши, Костик! — услышали они мужской голос, и Ореховский резко остановился. Роман от неожиданности ткнулся ему в спину.

— Ладно, ступай, — буркнул Костя вяло и тускло.

— Верно, малыш, ступай, ступай. — Рослый мужчина, подходя к ним, махнул рукой в сторону площади.

— Я не малыш! — вырвалось вдруг у Романа.

— А кто же ты? — насмешливо спросил мужчина.

Роман промолчал. Он отметил, что мужчина крепок на вид, усат. Усы густые, широкие. Роман в последнее время не брил под носом, но усишки у него росли реденькие, нежные. На голове у мужчины пыжиковая шапка, на плечах — финская куртка.

— Монах, — повернул он голову к ресторану и чуть повысил голос: — Проводите малыша к остановке.

От темной стены отделились две фигуры и стали быстро приближаться. Снег решительно хрупал у них под ногами. Было тихо среди темных стволов и белого снега. Сквозь деревья сквера были видны огоньки машин, проносившихся по площади. Доносились шуршание шин и скоротечный гул. Две фигуры торопливо приближались к Роману. Он почувствовал возбуждение и раздражение от их уверенности. Парни подошли к Роману, и один без остановки ткнулся в сугроб, а другой тут же полетел под дерево в противоположную сторону. Они не торопились выбираться, ковырялись в снегу, словно что-то искали в нем в полутьме.

— Ну, малыш! — выдохнул мужчина и шагнул к Роману.

Костя вдруг взвизгнул тонко, по-женски, и бросился прочь по аллее. Он не видел, как мужчина согнулся и сел в снег. Оглянулся Костя у выхода из сквера. За ним никто не бежал. Шел следом кто-то, кажется, Роман. Ореховский с недоверием приостановился, готовый снова рвануть дальше. Но подошел Роман, и они молча двинулись дальше. Костя поминутно оглядывался, но никто не пытался их догнать.

— Что им надо? — спросил Роман, когда они пересекли улицу и вышли на площадь.

— Грабит, гад… Купил… Сам я виноват, влез… Он и шантажирует, грозит…

С того вечера они подружились, верней Костя стал разговаривать, стал подсказывать Роману, натаскивать, и теперь Палубину кажется, что он познал все тонкости ремесла официанта. Ловко лавировал меж столов с подносом на пальцах у плеча. Ловко опускал на стол, расставлял, открывал, разливал. Четвертый день он самостоятельно обслуживал гостей, веселили душу первые хрустящие чаевые. Ресторан был с улицы не броский, но попасть в него не просто. Редко случайные посетители забредали, редко им места хватало. Свои были гости или свои своих. Ровно в семь, когда раздавались первые аккорды оркестра, появлялись три девицы: Надя, худенькая, высокая, с завитыми, неравномерно осветленными волосами, всегда на высоких каблуках, с походкой дрессированной лошади, как сказал однажды Костя; Жанна, невысокая толстушка с хитрыми глазками, и Ксюша, узколицая, горбоносая, с пустыми бесцветными глазами и редкими каштановыми волосами. Было им лет по девятнадцать. Приходили они вместе, занимали всегда один и тот же стол, располагались, вытаскивали сигареты, окидывали взглядами зал, надеясь увидеть иностранца и быстро застолбить его за собой. Роман вскоре заметил, что, если они неспешно, лениво пускали дым, разговаривали, указывая друг другу глазами на разных кандидатов для веселья, значит, не фартило сегодня, нет достойных клиентов, не будет у девочек высокого дохода, а у официантов хорошего навара. Но если девочки нервно улыбались, возбужденно и коротко роняли слова, навар будет. Однажды Роман находился рядом со столом девочек и слышал их негромкий разговор.

— Негр мой, — быстро бросила грудастая узколицая Ксюша.

— Это африканец, — насмешливо усмехнулась Надя.

— Пусть…

— Мой чернявый… у окна, — указала глазами простодушная толстушка Жанна.

— Не торопись, — уже по-иному, покровительственно, произнесла Надя.

— Сама хочешь?

— Дура… Он пустой.

— Как знать.

— Проверь. Ухлопай вечер…

— Ну ладно, — вздохнула Жанна.

Редко покидали они зал в одной компании. Несмотря на то, что внешне они были разные, можно их было за сестер принять, похожи веселой манерностью, улыбками, легким отношением ко всему окружающему, и выражения лиц у них одинаковые, какие-то наивно нагловатые.

Палубина они звали ласково — Ромашкой. Егоркин, когда ему рассказал Роман о девчонках, не поверил, что они торгуют телом. Может быть, просто повеселиться приходят, с мужиками бывают ради спортивного интереса. Он решил, что девчонки не интересны внешне, не привлекают внимания парней, вот и опустились так. Роман удивился наивности Ивана и впервые почувствовал свое превосходство над ним, но разубеждать не стал, зная напористый характер Ивана. Он должен сам увидеть, тогда поверит.

Девчонки сегодня работали без азарта. День будничный, да и клиенты, видно, такие, что расшибаться для них не хотелось. Надя и Жанна висли на своих партнерах, еле шевелились. Только Ксюша веселилась, отплясывала бурно то с одним, то с другим. Ее в самом начале вечера подозвал к себе лысый мужчина. Лысина у него была смуглая и словно полированная. Тусклый свет люстры поблескивал на затылке. Подозвал он требовательно, властно, но не слишком громко, чтоб внимания не привлекать, крикнул хрипловатым голосом:

— Каштанка!

Ксюша выходила из-за стола. Ее пригласил на танец сутулый широкоплечий парень с густой рыжей бородой. Она вышла из-за стола с кроткой улыбкой, услышала голос лысого, оглянулась. У лысого было самоуверенное лицо хозяйчика. Он поднял руку над столом и шевельнул указательным пальцем, подзывая. Ксюша глянула на бородача и направилась к лысому. Бородач остался ее дожидаться. Ксюша наклонилась к лысому. Он что-то сказал ей тихо. Ксюша взглянула на него оценивающе, кивнула с нежной улыбкой и вернулась к бородачу. С этого момента она веселилась, танцевала с разными парнями. Бородач больше ее не приглашал.