Пётр Алёшкин - Лагерная учительница

Лысый был в дорогом костюме, при галстуке. Лицо его, несмотря на несколько вульгарный вид хозяйчика, было приятное: смуглое, гладко выбритое, улыбчивое. Он, вероятно, был аккуратным человеком, следил за своей внешностью, любил производить приятное впечатление. Сидел он весь вечер за столом с хмурым парнем. И весь вечер они разговаривали, вернее, говорил лысый, а парень слушал, изредка кивал. Когда Роман подошел к ним, вежливый, приветливый, чтобы получить заказ, лысый улыбнулся ему:

— Не подсаживать к нам!

— Понятно, — склонился ниже Роман.

Гости оплатят и два других места за столом. Большая часть этих денег пойдет директору, но и Роману, естественно, перепадет. С таким гостем можно быть и поуслужливей. Палубин вспомнил, что лысый раза два был в ресторане, но сидел за столами других официантов. Заказал он ужин дорогой. Пили-ели не спеша, ни разу не станцевали. Деловая встреча деловых людей. Лысый, видать, человек денежный, счет вряд ли потребует, на трешку обсчитать можно, а может, и на пятерку. Романа лысый ни разу не позвал, хотя Палубин услужливо поглядывал на него. Лысый изредка поднимал глаза на Романа, улыбался ласково, но звать не звал.

Соседний с ними стол занимали паренек двадцатилетний с двумя девушками. Они, наоборот, ни одного танца не пропустили. Шампанское в их бокалах выдохлось, еле пузырилось. За вечер бутылку не опорожнили. Видно, случайные посетители. Пропал стол. Этих не подоишь… За следующим столом — компания бородача, пять человек. Пришлось взять одно кресло от стола лысого. В компании только одна девушка. Парням приходилось партнерш для танца искать за другими столами. Пили они много, часто звали Романа, дозаказывали. Он менял пустые бутылки на полные, менял тарелки. Этот стол хороший.

Два остальных стола, которые обслуживал Палубин, занимали пары. За одним две молодые семьи отмечали годовщину свадьбы. Здесь больше шутили, чем пили, а за другим столом случай свел две незнакомые пары… Не может пока Роман перехватывать и усаживать за свои столы доходных гостей. Да и многие из таких хотят посидеть у своего официанта. Роман для них человек новый, чужак. Не все при нем сказать можно. Понимали, что случайный человек в этом ресторане официантом не станет, но все же…

Обычный сегодня будний день. Четвертый день самостоятельной работы Романа. Улыбка на лице его пока естественная, сияющая. Гости желанные. Приятно на него смотреть: юный, легкий, гибкий, расторопный, приветливый…

Гитарист Лева, руководитель ансамбля, с лицом Христа, рыжая реденькая бороденка, большие грустные глаза, объявил последний танец. На пятачке прыгал весь зал, кроме лысого и его молодого собеседника. Роман, извиваясь, петлял меж столов с подносом со стопками грязных тарелок. В двери посудомоечной он сталкивался с Костей и другими официантами, уступал дорогу.

Первыми расплатились отмечавшие годовщину свадьбы. Костя, улыбаясь, положил им на стол чек. Хотел накинуть рублишко, но удержался. Парень с обиженной улыбкой на бледном лице, сосредоточенный на чем-то, хотел взять чек, но молодая жена его перехватила бумажку. Тогда он суетливо сунул руку во внутренний карман пиджака и вытащил коричневый бумажник. Жена его, курносая, раскрасневшаяся от быстрого танца, с точечками пота на лбу и висках, нервновозбужденная, уставилась на мгновение в чек: но, наверное, ничего не увидела в нем, отодвинула к мужу и не удержалась, кинула возбужденный взгляд в сторону компании бородача, встретилась с тем глазами. Щеки ее ярче заалели. Муж, вытаскивая деньги из бумажника, перехватил ее взгляд, ревность всегда удивительно зорка, нахмурился сильнее, сдвинул брови, как от мгновенной боли, мрачно взглянул на итоговое число в чеке и протянул деньги Роману. Другие парень с девушкой за столом приводили себя в порядок или делали вид, что заняты этим: парень вытирал лицо платком, жена его, тоже возбужденная после танца, с озабоченной улыбкой перебирала в сумочке на коленях различные косметические принадлежности.

Палубин сдачу отсчитал до копейки, высыпал на стол перед ревнивым мужем. Парень трешку взял, а рубль с мелочью пододвинул на край стола к Роману.

— Спасибо за вечер, — проговорил он мрачно. — Очень приятно было…

— Да-да! — подхватила жена восхищенным голосом. Она не замечала состояния мужа или не хотела замечать. — Очень-очень!

— Приходите еще, — ответил Роман и с усмешкой отодвинул деньги назад.

— И кухня у вас хорошая, — сказала другая женщина. Она наконец-то отыскала в сумочке зеркальце и тюбик с губной помадой и положила на стол.

— И ансамбль! — снова восхищенно подхватила жена обиженного парня.

— Все это было только для вас! Приходите еще, снова постараемся, — улыбнулся Роман и отошел.

Его тут же подхватил под руку бородач. Пальцы его были мягкие, и вид сейчас напоминал Роману расплывшуюся на солнце медузу. «Чем он сумел покорить курносую?» — удивился Палубин, потихоньку освобождаясь от руки бородача, отодвигаясь, чтобы не чувствовать его пьяное дыхание на своем лице.

— Рома, — дружески проговорил, покачиваясь, бородач. — Пару бутылочек водочки с собой!

— Не положено.

— Рома! — Бородач сделал свое лицо удивленным. — Милый! Ты же друг мне! Сделай, сделай, старик. — Он похлопал по спине Романа и подтолкнул к двери в служебку.

Палубин послушно двинулся за водкой. Вернулся с двумя бутылками. Оторвал чек. Бородач скомкал бумажку, кинул на стол и потянулся обнимать Романа. Палубин уклонился, жалея, что накинул всего десятку. Бородач рассчитался. Сдачу — два рубля — отодвинул: обижаешь, старик. Вытащил из кармана мятый червонец, говоря:

— Старик, я тебя люблю за ласку… Выпей за Петю Лужина! Мы еще нагрянем с ним сюда… За Петю, старик!.. Он стоит того…

Роман спрятал червонец и повернулся к столу лысого с хорошим настроением. Понятно теперь, чем молодой жене приглянулся бородач: широтой натуры. Муж у нее, вероятно, жмет копейку, нудит, к сдержанности и терпению принуждает: в будущем, мол, окупится. А ей жить, жить хочется сейчас, жить, наслаждаясь, весело, беззаботно. Жизнь утекает, как песок. А тут бородач — веселый, легкий, ведет себя, как хочет, говорит, что хочет, плевать ему на то, что о нем подумают: живет человек, живет вольно, как лось. И Роману так жить хочется. Плохо одно — без денег не получится. Но теперь должны появиться, скоро и Роман будет королем. Он сам сделает деньги, сам! Пусть московские детки опустошают карманы папаш, он сам добьется уважения… Проходя мимо стола ревнивца-мужа и курносой супруги его — они уже ушли, — Палубин увидел придавленные прозрачной ножкой бокала деньги. Там и рубль был, и трешница, и мелочь. Роман ссыпал деньги в ладонь. «Тридцатка есть!» — мелькнуло в голове.