Александр Баринов - Босяки и комиссары

Впоследствии я часто вспоминал эти слова — что босякам и проходимцам нельзя много зарабатывать. Если бы я понял тогда, что таким босяком для них был и я, много бед и неприятностей не произошло бы потом и в моей жизни, и в жизни других. Но мне эти слова, хоть и резанули слух, поначалу не показались чем-то очень важным.

Они вполне укладывались в систему взглядов на мир, на человеческую жизнь, моральных ограничений и понятий, по которым жили Калле и его люди. Во всяком случае, той, что увидел в них я. Для них все прочие люди делились не на тех, кто живет по законам — писаным и божьим, и тех, кто их нарушает. Для них весь мир состоял только из тех, кто представляет какой-то интерес или обладает силой (любой), или властью, и тех, кто ничего особо не имеет, то есть босяков и проходимцев. Первые были для Калле и многих местных полицейских, которых я знал, уважаемыми или, может быть, равными по положению. А каких-то немногих они могли считать, наверное, и более старшими по занимаемому в этой жизни положению. С ними они могли говорить, считаться и вести совместные дела. Среди таких, как я понимаю, был тот же Марво. Его они уважали и имели с ним дело за то, что он вел себя так же, как и они, по тем же принципам делил людей на «своих» и «босяков». И так же считал, что с «босяками» нельзя церемониться, а надо только использовать, раз они такие идиоты и быдло, и для управления ими или борьбы с ними возможны любые способы и методы. Понятий «плохо» или хорошо», «честно» или «нечестно» здесь для них не существовало.

В этом отношении Калле и его люди по большому счету ничем не отличались от милиционеров и прочих сотрудников спецслужб, с которыми мне приходилось иметь дело в России или той же Украине. Менталитет у них всех совершенно одинаковый. Отдельные полицейские могут отличаться по характеру — быть злее или равнодушнее, вспыльчивее или спокойнее, эрудированнее или глупее, но всех объединяет то, что для них как бы вообще не существует категорий «хорошо» или «плохо». Поэтому, как правило, невозможно однозначно сказать, кто из них более честный или менее. По их работе и обращению с другими людьми невозможно определить, где заканчиваются служебные дела и интересы, где начинается коррупция, которая является тоже как бы в своем роде системой правил и ограничений, а где царит абсолютная анархия преступного мира, в котором вообще возможно все. Такие люди ходят, как считается, на работу, на которой, пользуясь данными им властью и полномочиями, собирают взятки, а попутно сами создают все новых и новых преступников, которых потом опять же отправляют в тюрьму.

Такие наблюдения наводили меня на размышления о том, почему же в полиции Финляндии или Швеции работают совершенно другие люди, как с другой планеты, хотя занимаются, в общем, той же самой работой и имеют дело с теми же самыми людьми. Все, кто сидел в тюрьмах в этих странах, а таких у меня среди знакомых было много, рассказывали, что там полицейские и тюремные надзиратели честны, словно наивные дети, еще не научившиеся обманывать родителей и учителей. Никому из них не приходит в голову просто на испуг взять задержанного, хотя бы даже слегка обмануть, чтоб заставить признаться.

По сути, это люди из другого мира, в котором понятия морали прямо противоположны тому, как рассуждают и поступают что Калле, что российские милиционеры. Было очевидно, что разделение проходит по границам бывшего Советского Союза. Но все равно оставалось не очень понятно, что же такого плохого и порочного было в советской системе, что заставляло людей мысленно переворачивать весь мир с ног на голову. Значило ли это, что сама суть советской власти была преступной с точки зрения морали? Или это просто люди, пришедшие в Советском Союзе к власти, оказались в большинстве с преступным менталитетом и заразили им всех, кто приходил на государственную службу?

Впрочем, тогда это были для меня скорее досужие рассуждения. Я считал, что как деловой партнер или пусть подчиненный, но все же нужен Марво, а уж тем более Калле — как куратору или своего рода хозяину нашего бизнеса и не отношусь в их глазах к категории «босяков». Где еще они смогут получать такой товар, что делаю для них я? Поэтому, даже оказавшись на службе у Калле, я по итогам долгих размышлений решил, что, в принципе, и в таком положении можно пытаться делать свой бизнес. Конечно, не так быстро, как рассчитывал раньше, и намного осторожнее, но можно.

Я полагал со временем, когда у нас установятся достаточно доверительные отношения с Калле, поговорить с ним о расширении производства и торговли, возможности выйти на новые рынки. Если у нас будет больше товара и лучшего качества, чем у других, то это представлялось не очень сложным. И тогда, думал я, можно было бы стать для него вроде как самостоятельным партнером, наравне с Марво. А если Калле на это согласится, то и Марво со своей компанией долго не протянет, просто потому, что они никогда не смогут найти столько сырья, сколько есть у меня. Мистер Чханг в Китае мог обеспечить практически неограниченные возможности. В таком случае в перспективе можно было бы рассчитывать на то, что Калле предоставил бы для моего товара все свои секретные полицейские каналы, по которым идет продажа экстази в Европе, а там, глядишь, и в США.

Такие надежды не разрушали даже весьма бесцеремонные по отношению ко мне выходки со стороны Калле, которые он регулярно позволял. Как-то зимой я собрался с подругой съездить отдохнуть в Таиланд. Я загодя предупредил Марво, отправил им вперед запас MDP и прочих необходимых химикатов, забронировал билеты и гостиницу. Но незадолго до отъезда Калле начал меня уговаривать перенести отпуск на чуть более поздний срок, поскольку у Марта, мол, опять закончился формамид, и вся работа стоит. Комиссар хотел, чтобы я сначала съездил в Россию за химикатами. Само собой, только ради одного Марта я менять планы не собирался. Калле же очень и не настаивал, во всяком случае прямо не приказывал и не угрожал. Поэтому я решил эту тему замылить, не говоря ни да ни нет, и поступить по-своему.

Вылетать в Таиланд мы должны были из Хельсинки, а туда добирались паромом. Но когда мы прибыли в Финляндию, в порту нас остановила таможня. Меня с подругой отвели в служебные помещения и продержали несколько часов, устроив самый тщательный обыск — переворошили все вещи, заставили раздеться догола и предоставить возможность изучить все возможные места на теле, где мелкие курьеры обычно наркотики прячут. Подруга, которая не знала, чем я занимаюсь на самом деле, конечно, была в шоке. В конце концов у нас ничего не нашли, а документы подтверждали наши слова, что мы и вправду летим на отдых в Таиланд.