Александр Фандеев - Кровавый закат

Подбежав к двери, он направил маленький кулачок к ней, чтобы постучать. Однако что-то говорило ему, что не стоит этого делать. Виной была песня, текст которой он слышал ещё где-то. Слова о мечтах не давали ему покоя. Песня человека в больших солнечных очках.

Сзади находился тихий, мрачный лес. Голод давал о себе знать. Мама наверняка уже ищет его.

Постучав два раза, он зашел и кое-что заметил.

Дом был похож на порождение ада. Комната, которая представляла из себя весь дом, была в чем-то красным, источавшим запах меди и железа. Кровь?

Все вещи, которые он успел различить, повергли его в ужас.

На стенах висели лица детей. Ковер, на котором кто-то качался на кресле-качалке, представлял собой человеческую кожу. Что-то не хотело отпускать Ли. Он замер и стал всматриваться в человека, который катался. Нет, он не мог быть человеком. Дьявол. Демон. Монстр. Кто угодно, но он не человек.

На кресле-качалке сидел тот самый мужчина. Он был в светлом костюме и больших солнечных очках. Это был Рой Орбисон.

3

— Маленький толстенький мальчик пропал с утра, — говорила мать Ли и была однозначно права. Это даже хорошо, что она не знала, через что пройдет её мальчик в аду.

Сообщив в полицию, она стала волноваться и ждать, когда его найдут.

Поиски вела поисковая группа из другого города.

Собаки искали мальчика около двух дней, но результаты не обнадеживали. Он будто провалился сквозь землю. Довольно иронично, но правда.

Однако, кое-что нашли, похожее на труп человека. Конкретнее, он был столь изуродованным, что никто бы не смог точно сказать, чем это было до смерти. В домике лесника находилось существо, которое ползало по полу и везде оставляло странные надписи. Кожа с пальцев полностью сошла, а лицо было изуродовано. Позже оказалось, что мальчик бился головой об стены, а руками чертил одно и то же предложение. Это повергло в шок больше всего. Он писал: « Я больше никогда не буду мучить животных ».

Здравствуй, Том Андерсон. Выглядит необычно, что я здороваюсь с самим собой. Однако, это не так важно. Личный дневник вряд ли кто-нибудь прочтет и, тем более, осудит. Но на всякий случай я не буду брать тебя с собой на работу. Дома ты будешь в безопасности. А если кто и решит ограбить меня, то в тебе он ничего ценного не найдет. Только не обижайся, ты не виноват. Скорее, я. Ничего дорого в моих записях нет, и заслуга в этом только моя.

Мой психолог, Джек Уильямс, стал причиной того, что я сейчас делаю. Сам бы я никогда в жизни не решился купить журнал. И, тем более, писать в нем о своих похождениях и душевных терзаниях. Джек советует, цитирую, — Том, тебе нужно начать меняться. Я знаю, что ты не можешь поделиться с кем-то своими муками. Сделай тогда так, как велит душа. Расскажи их самому себе. Найди причину и избавься от неё. Заведи личный журнал и каждый день пиши о том, что с тобой произошло, что тебя терзает, что ты ждешь от жизни. Не приноси мне его. Просто пиши для себя. Никто не поймет тебя лучше, чем ты сам. Поверь мне, Том. — удивительный человек, не правда ли? Считает, что я увернусь от апатии, как от клинка убийцы. Стану борцом за свою жизнь и свое новое «я». Только у меня ничего не получится. Почему я настолько уверен? Не знаю. Может быть, я боюсь перемен? Об этом я тоже не знаю. Мне хочется изменений, но не хочется участвовать в этом процессе. Боюсь, что наркотики и алкоголь убили во мне последние человечные качества.

Кстати, насчет алкоголя. Вчера я проснулся в парке. Мои кроссовки полностью были в грязи. Когда-то они были белого цвета и сливались со снегом воедино. Лицо, по ощущениям, выглядело опухшим. И сам я был похож на томат — такой же красный. Только вот, разве что, никто ещё не использовал меня в целях обучения поцелую. Голова сильно гудела (могу сравнить со звуком, который доносится с железнодорожных путей в то время, когда по ним несутся поезда), а руки и ноги болели так, словно возмездие карало меня и било своим ледяным кулаком. Довольно удачно получилось, что проснулся я ранним утром и успел добежать до дома тропами, по которым никто никогда не ходил.

Тропинки проросли мхами и папоротниками. Ветки деревьев, которые никто не срезал около пяти лет, били мне в лицо и все пытались снять с меня очки. Грязь приставала к моим ногам, и я, спеша, успел попасть лицом в эту мерзость не один раз. Так что, да, кроме всего выше перечисленного, я поцарапал щеки и сильно ударился виском.

Мой мобильный разбился и перестал проявлять какие-либо признаки жизни. Лишь один край экрана, спустя полчаса неудачных попыток, слегка загорелся. Я обязательно куплю новый. Это случится, когда я получу зарплату.

В карманах я нашел десять долларов и странный брелок, чем-то похожий на снеговика с шапкой Санты Клауса в руке. Он был излишне помят и потерт, но выглядел неплохо. Я все ещё не могу вспомнить, откуда он появился, но и выкидывать его особого желания нет. Даже сейчас я смотрю на него и все пытаюсь воссоздать события вчерашнего дня. К великому моему сожалению, мой мозг отказывается мне помогать. Я даже не могу точно сказать, с кем пил.

Переступив порог дома, я ещё раз осмотрел кроссовки. В этот момент я был похож на рабочего какой-нибудь фермы на севере. Это меня, естественно, ещё больше заставило стыдиться. Единственная светлая мысль, которая пришла мне в голову, основывалась на том, что я не голый. Смешно, наверное, было бы человеку, который мог бы это прочесть. Наверное, на то личный дневник и есть личный. Чтобы никто не узнал, о чем ты думаешь ночами, когда одиночество томит и заставляет сходить с ума.

Дома я быстро снял с себя всю одежду и выкинул в стиральную машинку. Кроссовки поместил в умывальник, а куртку оставил на пороге. Приняв душ и осмотрев свою пьяную физиономию в зеркале, я понял, что могу кое-как появляться на людях. Грязь сошла с волос, а лицо стало не таким ужасным, как это было до душа. Я взял её тональный крем, который она забыла в тот день. Мне больно писать об этом. Больно и тяжело. Я взял крем и намазал синяки. Убедившись в своей окончательной свежести, я переоделся и, закрыв дверь на два ключа, отправился на работу.

В школе, на удивление, никто не стал донимать меня вопросами об уроках и моем отсутствии на них. Скорее всего, я окончательно всех задрал своей выдуманной болезнью. Боюсь, что скоро меня выгонят. Хотя, с другой стороны, я так хочу перевестись на другую работу. А ещё лучше — в другой город.

Директора не было в своем кабинете, и после того, как я провел английский язык с одним из начальных классов, я вышел из школы и быстрым шагом устремился к метро.

По пути домой я случайно заметил Гарри. Это один из моих собутыльников. В этом году ему должно исполниться тридцать два, а он все ещё ведет себя как ребенок. Такие люди, как он, долго не живут. Обычно их ловят и избивают до смерти мужья женщин, к которым они ходят, или же, они умирают от передозировки. В любом случае, Гарри — подонок. Я мечтаю в один прекрасный день избить его и научить жизни, но эта туша, похожая на медведя из фильмов про выживание в лесу, вряд ли подпустит меня к себе ближе, чем на два метра. Впрочем, мои взаимоотношения с ним не важны. Важно то, что рядом с ним была одна из моих учениц. Ей шестнадцать. Семнадцать в этом году. И что-то подсказывает мне, что эта девушка ему не родственница, а компания, которую он ей составит, не базируется на сладких кренделях и кофе в мармеладных чашках.