Константин Минин - Своя правда

— Возьмем, например, тебя. Тебе шестнадцать лет.

— Почти семнадцать, — перебила я его.

— Ну да. Почти семнадцать, — коротко согласился он и продолжил, — так вот смотри. На сегодняшний день у тебя впереди…

Он прищурился, вычисляя что-то в уме.

— У тебя…, — продолжал он высчитывать. — Примерно тринадцать лет.

— На что? — с удивлением спросила я.

— На то, чтобы встретить свою любовь, и счастливо выйти замуж, — ответил он, продолжая чертить на столе невидимую кривую.

— Так вот, — сказал он.

Коснувшись пальцем стола, он провел им по диагонали вправо и вверх.

— Допустим, что ты сейчас вот здесь, в начале пути. С каждым новым годом количество вариантов, следовательно, и шансов встретить свою любовь, и счастливо выйти замуж для тебя будет расти.

— Ну, так это же хорошо, — с легкой усмешкой проговорила я.

— Конечно, хорошо, — быстро ответил отец и без паузы продолжил, — только продолжаться это будет примерно лет до двадцати трех.

Сказал он, остановив, но не оторвав от столешницы, палец.

Такое утверждение отца слегка обидело и расстроило меня, поэтому, не скрывая раздражения в голос, я спросила:

— А дальше что?

Он, стараясь привлечь мое внимание к своему прижатому к столешнице пальцу, продолжил рисовать невидимый график, двигая палец вправо и сначала плавно, а потом все круче и круче вниз.

— Дальше количество вариантов начнет снижаться. Сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Для тебя это означает, что и твои шансы на счастливый брак начнут снижаться вместе с количеством вариантов, если не произойдет одно событие.

— Что еще за событие? — с трудом разбирая его инженерные объяснения, спросила я.

Он, словно не услышав моего вопроса, продолжал прежнюю мысль:

— Шансы будут достаточно медленно снижаться лет до тридцати.

— А потом? — ошарашенно спросила я.

— А потом они резко упадут до минимума. В районе сорока будет небольшой скачок вверх, но он будет незначительным, а в остальном твои шансы в период с семнадцати до тридцати — это перевернутая парабола, а начиная с двадцати трех — это гипербола, которая вечно стремится к нулю, но никогда не будет ему равна.

Он усмехнулся, обрадованный удачно подобранной математической аналогии. И с глубокой нежностью в глазах посмотрел на меня.

Уловив его взгляд, я вдруг передумала обижаться, но, как-то по инерции повысив голос, спросила:

— Так что за событие должно изменить этот дурацкий график?

— Я сейчас объясню, — с улыбкой проговорил он, возвращаясь пальцем к нарисованному в его голове графику. — Мы с твоей мамой стали встречаться, когда ей было девятнадцать лет.

Он довел пальцем до середины воображаемого подъема и резким движением провел две вертикальные черты, одну вверх, а вторую вниз.

— С этого момента ее график раздвоился. С одной стороны, шансы выйти замуж стали стремиться к ста процентам, но вот количество вариантов сократилось до единицы. Понимаешь? — спросил он.

— Нет? — честно ответила я.

— Это просто, — с улыбкой продолжил он. — В девятнадцать лет в жизни твоей мамы произошло то самое событие.

— Событие, которое меняет график?

— Да. Она сделала выбор. По сути, она отдала мне все свое оставшееся время (я имею в виду время, отведенное ей жизнью на эффективный активный поиск), вложив его в наши отношения. Тем самым она изменила график, попутно лишив себя возможности выбора.

Он замолчал, рассматривая столешницу.

Не выдержав его молчания, я спросила:

— Ты считаешь, выбрав тебя, она ошиблась?

— Нет. Мне кажется, ошибся я.

— Ты же сказал, что ты любил ее.

— Любил.

— И в чем же тогда ошибка?

Объясняя любые сложные вопросы, отец всегда был склонен усложнять их, но в этот раз он побил все свои рекорды. С трудом удерживая в голове нить его рассуждений, я ждала ответа.

— Я принял этот дар. Я присвоил себе ее золотое время, я лишил ее шансов построить отношения с кем-то еще. А расплата за этот дар может быть только одна.

— Какая?

— Счастье, — коротко ответил он.

— Взяв ее золотое время, я обязан был отплатить ей счастьем. И я с радость принял на себя эту обязанность, я из кожи вон лез, чтобы сделать ее счастливой, и сам был счастлив от своих усилий. Я с таким упоением отдавал ей всего себя и так был счастлив этой возможности отдавать, что мне и в голову не приходило, что тем самым я лишаю ее возможности быть счастливой.

— Как это? — спросила я, разливая по чашкам дымящийся, приятно пахнущий чай лимонно-зеленого цвета.

— Счастье любви, Настя — это счастье дарить. Неважно что ты даришь: время, подарки, внимание, заботу. Даря все это любимому человеку, ты даришь ему самого себя и становишься вместе с ним счастливым, разделяя его радость от подарка. Но, если человек в паре лишен возможности дарить себя, он лишается возможности любить. Я был ослеплен любовью к твоей маме, я не замечал, что, стремясь отдать ей себя без остатка, я украл у нее возможность полюбить меня. Я своими собственными руками задушил в ней зародыш того чувства, которое могло сделать ее счастливой.

— Ты хочешь сказать, что все эти годы мама с тобой была несчастна?

— Нет! — горячо возразил он.

— Не то! Не то слово! Она была не несчастна, она была несчастлива!

— В чем разница?

— Во всем! Моя любовь и мое служение не позволяли ей почувствовать себя несчастной. Принимая постоянный, непрекращающийся поток моих подношений, я надеюсь, ты понимаешь, что я говорю не про подарки, хотя и они тоже были.

— Понимаю, — действительно понимая, сказала я, глотнув горячий чай.

— Хорошо.

Отец выдохнул и продолжил:

— Так вот. Принимая постоянный поток моих подношений, она научилась замещать потребность в счастье чувством удовлетворения, а со временем смогла убедить себя в том, что это чувство удовлетворения и есть счастье. Она никогда! Понимаешь?! Никогда за все время со мной не была счастлива! Но даримое мной чувство удовлетворения не позволяло ей почувствовать себя несчастной.

— А сейчас, что изменилось?

Он даже не прикоснулся к чаю, его глаза блестели нездоровым блеском и, нервно взглянув вглубь коридора, он ответил, понизив голос:

— Сейчас изменилось все. Я больше не люблю ее. Я не знаю, когда и как это произошло, но это так, и я с этим поделать ничего не могу. Поток подношений прекратился, и с каждым новым днем она будет становиться все более несчастной, это уже началось, даже ты можешь это заметить, если внимательно посмотришь. Твоей маме нужен другой источник чувства удовлетворенности. Пока что она будет его находить, жалея себя и заботясь о тебе, а потом, возможно, она встретит кого-нибудь, возможно, он будет умнее меня и позволит ей полюбить себя. Именно тогда она поймет, что означает быть счастливой и, скорее всего, возненавидит меня. Я ухожу, до того, как все это произойдет, я хочу дать ей шанс на счастье, — закончил он свою мысль и, долгим взглядом посмотрев на меня, спросил, — ты осуждаешь меня?