Наталья Потёмина - Сеть Сирано

Тогда, помилуй, на фига мне эти муки? Все брошу, брошу, брошу, убегу! Вопрос: куда? И он намного круче, чем пресловутое «to be — or not to be»?

А в чем загвоздка? Неужели в летах? И в длинных зимах разделивших нас? Всего какое-то десятилетье (пусть с хвостиком) меж нами пролегло! Не так уж много, если чуть подумать. Но если вновь подумать, то поймешь, какая бездна вдруг разверзлась и, притаившись, в гости жертву ждет.

Я говорю сама с собой! Почти стихами. Помилуй, боже, и прости меня! Поверь мне, это будет человечно. Уж если ты захочешь наказать, то разума лишаешь постепенно. Сейчас бы только закурить, и все пройдет.

Тетка глубоко затянулась и тут же почувствовала, что ей не хватает воздуха. Легкие под завязку были наполнены густым белым дымом, который себя там прекрасно чувствовал и не торопился выбираться наружу. Она стояла с открытым ртом, и вместо выдохов, опять делала лишние ненужные вдохи. Дым смешался с воздухом, стал легче, проворнее, по каким-то потайным путям проник в теткину голову и сразу навел там порядок.

Тетка сильно закашлялась, на ее глазах выступили слезы.

Надо вернуться к Марату и рассказать ему всю правду. Больше так продолжаться не может. А еще мне нужна помощь специалиста. Одна я уже не справляюсь. Если я сойду с ума, с кем останется Оленька?

Тетка сделала еще пару затяжек. Потом — пару глотков остывшего чая. Два раза куснула бутерброд с колбасой, и с трудом проглотив жирный гастрономический ком, вернулась к компьютеру.

Марат — Джоанне. 23 часа 11 минут.

— Ну не томи меня, а то я застрелюсь !

Тетка села за клавиатуру с твердым намереньем подвести черту.

Черта пролегла ровно по средней буквенной строке: ФЫВАПРОЛДЖЭ !

Марат — Джоанне. 23 часа 17 минут.

— Ты тоже! Тоже! Тоже! Я знал, что ты меня поймешь!

Из-под двери маминой комнаты выбивалась узкая полоска света. Я решила зайти на минутку, пожелать спокойной ночи. А там картина Репина «Все те же». На том же месте. В тот же поздний час.

Я вошла, она даже не шелохнулась. Тяжелые последствия глубокого интернетного проникновения были явно на лицо.

— Мама! — заорала я, — сколько уже можно?

Она вздрогнула и обернулась. Даже через очки было видно, какие у нее глупые и счастливые глаза:

— Оленька! Ты уже пришла?

— Мама! — снова заорала я, — я пришла два часа тому назад!

Она отвернулась от меня и уставилась в монитор. По экрану лениво слонялись бестолковые бежевые рыбки.

— Что ты на меня орешь? — тихо спросила мама.

— А что мне прикажешь с тобой делать? — разозлилась я, — раз ты сама не понимаешь, что у тебя проблемы!

— У меня проблемы? — удивилась она, продолжая наблюдать за своими подводными подопечными.

— Да еще какие!

— Какие? — спросила мама.

— Тебе рассказать или ты сама догадаешься?

Наконец она оторвалась от компьютера и соизволила обратить на меня внимание:

— Ты намекаешь, что у меня интернетная зависимость?

— Заметь! Не я это первая сказала!

Она покончила со своими рыбками и повернулась ко мне всем корпусом:

— Ну и что? Я знаю.

— Ну, так надо же с этим что-то делать!

— А зачем? — пожала плечами мама, — мне и так хорошо.

— Ну, это же нечестно! — вырвалось у меня.

— Не поняла? — мама подняла на лоб очки и внимательно на меня посмотрела: — Что здесь нечестного?

— Ты же — паразитка! Ты же ко мне присосалась и пользуешься!

— Каким образом я тобой пользуюсь, дорогая?

Ее ласково зазвеневший голос предупреждал меня о начале большого скандала. Ну и пусть, подумала я. Не мешало бы и нам выяснить, наконец, отношения.

— Конечно, я тебе очень благодарна за то, что ты для меня делаешь, — осторожно начала я, — но в будущем я бы хотела, чтоб ты больше не влезала в мою переписку.

— В твою переписку? — округлила глаза мать, — в какую еще такую твою переписку?

— Ну ладно! Хватит девочку из себя корчить! Причем, не только в переносном, но и в прямом смысле!

— Как тебе не стыдно! — повысила голос она. — Я же для тебя стараюсь!

— Для меня она старается! — расхохоталась я, — тоже мне мать Тереза! Обойдусь, как-нибудь, без вашей помощи!

— Ты? Без меня? — зловеще усмехнулась мать, — да ты же двух слов связать не сможешь! Читала я твои потуги! «ОК», «Вау», «Зашибись»! Разговаривать сначала научись, а потом суйся!

— Да ты! Да ты! Да ты.., — как будто ей в угоду я не находила слов.

Мать, напротив, только воодушевилась:

— Ты же понятия не имеешь, что такое искусство беседы! Ты думаешь, он тебя спросил — ты ему ответила и все? Поговорили?

— Да хоть бы так! Твое какое дело!

— Да я же помочь тебе хочу! У меня же опыт! Фишки свои есть, манки, завлекалочки! Я же любого на одну ладонь положу, другой прихлопну и все! Делай с ним, что хочешь!

— А твоя дочь — дура! — снова заорала я, — самой ей, без руководящей роли мамочки ни за что не справиться!

— Да какая же ты дура, Оленька! — мать резко сменила тактику. — Ты у меня умнее всех живых! Просто ты стесняешься. У тебя зажим. И ты преодолеть его не можешь. А у меня зажима нет! Потому что я лицо физически незаинтересованное! Мне вообще все равно! Я просто так время провожу! У меня же своей личной жизни нет, вот я твоей и пользуюсь!

— Вот я и говорю, разве так можно! Ты же не своей, ты моей жизнь живешь!

— Да как же, Оленька, я же тебе не чужая, как же мне твоей жизнью не жить?

— Свою заведи! — отрезала я.

В дискуссиях такого рода, мне редко удавалось одержать победу. Но сегодня, я чувствовала, победа была близка. Еще чуть-чуть дожать, и мамочка брякнется на лопатки. Она уже сейчас смотрит на меня глазами побитой собаки.

— Да где же мне ее взять, свою-то жизнь? — тихо спросила мама.

— А это уже не мои проблемы, — спокойно сказала я. И с чувством глубокого удовлетворения добавила: — И, вообще, в мой профайл больше не лезь. Я тебе запрещаю.

Мать, было, вскочила с кресла, и снова в него осела.

Знакомый приемчик. Для полноты картины не хватало, чтоб она еще схватилась за сердце и посмотрела на меня всепрощающим и одновременно презрительным взглядом. Я решила не дожидаться привычного финала и первая покинула поле боя. Лучше чайку попить на сон грядущий, чем наблюдать за ее кривляньями.

Но я рано радовалась. Казалось, лишь рукой подать, но на самом деле до полной и окончательной капитуляции было еще далеко.

Мать вошла на кухню и села напротив меня.

— Чай будешь? — спросила я намеренно равнодушно.

Она не ответила.

Мои внутренние кошки занервничали и приготовились выпустить когти. Если она так еще немножко посидит, я не выдержу и начну просить прощенья. Но мама меня опередила:

— Я виновата перед тобой, Оленька, — глухо сказала она, — я очень перед тобой виновата. Ты права, я действительно слишком далеко зашла.