Виктор Песиголовец - День Святого Соловья

Как-то раз Вася усадил возле себя свой возлюбленный Валяночек (он называл ее только так и не иначе) и попросил совета: я, дескать, хотел бы купить машину, как ты на это смотришь? Жена была в восторге. Нашли покупателя на его дом, продали, сами переехали в Валькину хату. Деньги получили неплохие, но Вася не хотел покупать дешевую «тачку», замахнулся, как минимум, на новенькую машину южнокорейского производства. Где взять нужную сумму? Дело уладила Валька. Намекнула бабке Матроне о семейных проблемах, и та с радостью согласилась помочь, попросила продать ее хату и отдать деньги Васе на автомобиль.

Так и сделали. Расстаться пришлось и с большей частью своего подсобного хозяйства: под нож пошли корова, бычок, два поросенка и несколько десятков гусей. Две тысячи долларов, которых все еще не хватало на «Шкоду» (теперь Васе уже хотелось «Шкоду»), Валентина заняла в бухгалтерии агрофирмы и у своей подруги — местной бизнесменши. Семья готовилась к радостному событию: вот-вот во дворе появится новенькая легковушка.

И вдруг однажды Вася не пришел домой ночевать. В конторе, куда наутро пошла Валька, никто ничего не знал. Не появился он и на другой день, и на третий, и через неделю. Как раз в это время бухгалтерия хозяйства обнаружила много «липы» в Васиных отчетах, было еще и серьезное подозрение, что он сильно занижал вес мяса и других продуктов, которые отвозил на реализацию в областной центр. Кинулись туда — павильон закрыт, реализатора никто из хозяйства, кроме Васи, в глаза не видел и не имел понятия, где его искать.

Валентина поехала в тот город, откуда Вася прибыл в село. Адрес его прежнего места проживания имелся, тем более, что муженек даже не удосужился прихватить с собой паспорт — он остался у Валентины.

На ее звонок дверь открыл симпатичный молодой мужчина.

— Кого вам?

— Где Вася Червоненко? — спросила она, забыв даже поздороваться.

— Я — Вася Червоненко, а что? — ответил мужчина, сладко улыбаясь. Сероглазая, курносенькая женщина ему понравилась.

Валька оторопело смотрела на хозяина квартиры и ничего не могла понять. Потом, кое-как овладев собой, протянула ему паспорт. Мужчина взял, полистал.

— Да, это моя «ксива». Только фотография чужая. Я потерял паспорт несколько лет назад. Уже давно новый получил.

Через пару месяцев Вася дал-таки о себе знать — прислал письмо своей «жене». «Извини за шутку, — писал он. — Я с радостью вспоминаю нашу совместную жизнь, ты была чудесной супругой. Директору вашему Митру Петровичу низко кланяйся от меня. Так же и бабке Матрене, дай ей Бог здоровья. Реализатора не ищите, то была моя настоящая жена, мы сейчас находимся с ней далеко, аж в Средней Азии. Спасибо, Валеночек, за все. Боже, как ты тогда, на нашей свадьбе, хорошо танцевала…»

Вот такая была у Вальки любовь. Дорого она обошлась ей — с работы выгнали, два с половиной года гнула спину за долги. Да еще и бабка Матрена от переживания вскоре отдала Богу душу, пришлось хоронить. А сколько сил и нервов потратила, чтобы восстановить свою девичью фамилию и отвадить настоящего Василия Червоненко, который считал, что коль они расписаны, то и должны жить одной семьей…

Весь остаток ночи Пал Саныч Байстрюковский тщетно пытался согреться, вливая в свое продрогшее нутро липкую наливку и носясь, как угорелый, из угла в угол сырого погреба. Он был близок к панике и не знал, что делать. Единственный путь к спасению — сдаться на милость Гальки — казался ему совершенно не приемлемым. Он считал, что лучше умереть, лучше быть заживо похороненным в этой холодной могиле, чем попасться в руки разъяренной жены.

Пал Саныч внутренне уже смирился с мыслью о скором и мучительном конце, как вдруг в дверь негромко постучали. Инстинктивно Байстрюковский бросился в угол погреба, чтобы спрятаться за банками с морсом. Но тут опять послышался стук, а затем кто-то сдавленным шепотом произнес:

— Пашка, это я! Слышь? Открой!

Директор затаил дыхание: кто же это мог быть? Голос знакомый, очень знакомый…

— Пашка, да открывай же ты! Галька в хате!

— Петро, ты, что ли? — откликнулся Байстрюковский со своего схрона.

— А кто же еще! Быстрее открывай!

Пал Саныч сделал несколько неуверенных шагов к лестнице. И, не решаясь идти дальше, остановился.

— Петро, это точно ты? — переспросил он, прислушиваясь к хриплому дыханию соседа на верху.

— Да я, я! Бегом давай, а то Галька увидит, — раздраженно прошептал Петро.

— Сейчас!

Байстрюковский, превозмогая дрожь в коленях и озноб во всем теле, взбежал по лестнице и стал оттаскивать от двери кадки с солениями. Затем боязливо приоткрыл дверь:

— Заходи! Быстрее!

Сосед протиснулся в щель и тут же принялся помогать Байстрюковскому надежно забаррикадировать свое убежище.

Когда с этим было покончено, мужики сошли вниз.

— Да ты совсем голый! — удивленно воскликнул Петро, оглядывая посиневшее тело соседа. Он мигом снял из себя тулуп и набросил ему на плечи. — Ну и дела! А что собственно произошло? Твоя Галька только что заходила ко мне и сказала, что ты, наверное, уже умер, спрятавшись от нее в погребе.

— Ну, понимаешь… — замялся Пал Саныч, не зная, что говорить соседу. — Вчера я…

— Ох, и ведьма, твоя Галька! — перебил его Петро, доставая из кармана штанов бутылку. — Настоящая кобра! Если бы моя Фенька такое вытворяла, я бы ее в бараний рог скрутил.

Байстрюковский взял предложенную соседом бутылку с самогоном и, вытянув зубами затычку, припал губами к горлышку. Отпив едва ли не половину, перевел дыхание и поинтересовался:

— А твоя знает, что я тут прячусь? Еще разляпает кому-нибудь…

— Не боись! — успокоил Петро, принимая из рук Байстрюковского бутылку. — Ее нет дома. Она позавчера еще поехала в Голодрабовку батьку проведать, захворал он.

— Ясно, — облегченно вздохнул директор. — А у меня тут наливка есть!

— Хорошая?

— Угу!

Мужики подошли к емкости с синевато-бордовой жидкостью и опустились на корточки.

— Погуляем! — мечтательно улыбнулся Петро. — Я вчера, между прочим, здорово набрался.

— Я тоже хорош был, — поддакнул Пал Саныч, прикрывая ноги полой тулупа. И вдруг встрепенулся, потом застыл, о чем-то задумавшись.

Петро смотрел на него в недоумении.

— Слушай, ты помнишь, что вчера делал вечером? — ни с того ни с сего и уже другим тоном спросил его директор.

— Ну, кое-что помню, — протянул Петро, не понимая, к чему клонит сосед.

— Тогда скажи, дружок, — в голосе Байстрюковского зазвенел металл, — что у тебя делала моя Галька?!

— Когда? — встрепенулся тот, в один миг сделавшись красным, как свекольный квас.

— Вчера! Вечером! — печатая слова, угрожающе произнес Пал Саныч. — И почему она была голая?!