Валерий Примост - Люди Джафара

Но Батраков не стал этого делать. Он никогда не любил издеваться. Ни над кем. Он просто показал нам, что умный дурака всё-равно накажет. По его же, дурака, закону.

«Ладно, товарищ майор, свободны.»

«Есть! Разрешите вести батарею на приём пищи?»

«Разрешаю.» «Батарея! — заорал Джафар, багровый от ярости. — В столовую бегом марш!..»

Ну, это-то было совершенно нормально. Надо же ему было оттянуться на подчинённых после такого унижения! А в столовую мы бежали с отличным настроением. Умный всё-равно накажет дурака. Вот что было главное!

Комбата Батракова батарея так любила, что о его пьяных похождениях — а нагрузиться беленькой майор никогда не брезговал — ходили целые героические предания. Некоторые из этих рассказов казались очень правдоподобными, иные выглядели байками или анекдотами, но и те, и другие по духу как нельзя лучше соответствовали яркому образу Батракова — рубаха-парня, забулдыги и раздолбая, который всегда умел заставить себя уважать и всегда знал, что ответить на любой вопрос.

Так, по дивизиону очень долго гуляла, пожалуй, одна из самых известных историй о майоре Батракове — «Сага о фальшивых деньгах». История эта заключалась в следующем.

Однажды майор Батраков получил зарплату — ни много, ни мало, а четыреста целковых, причём, с его счастьем, одними рублями. Подкрепившись обычной дозой «Пшеничной» в своей канцелярии, он попрощался с батареей и направился домой. По дороге, опять таки, с его счастьем, комбат попал под проливной дождь и явился домой в таком состоянии, как будто провёл час-другой в нутре сердитой стиральной машины. Все рублёвые бумажки тоже оказались совершенно мокрыми — хоть выжимай. Поэтому дома, переодевшись в сухое, Юрий Григорьевич начал с пьяной методичностью раскладывать на полу прихожей свои купюры. Вероятно, для того, чтобы высушить их. Купюр было так много — как-никак четыре сотни бумажек, — и они заняли весь пол.

В этот момент раздался звонок в дверь: это сосед зашёл одолжить спичек.

«Боже мой, что это такое?» — в изумлении спросил сосед, разглядывая разложенные на полу деньги.

«Фальшивые рубли напечатал, — не моргнув глазом ответил Юрий Григорьевич. — Вот теперь сушу.»

Сосед, не будь дурак, кинулся к себе и сообщил об этой странности куда следует. Буквально через десять минут на квартиру к Батракову прибыла поднятая по тревоге оперативная группа милиции.

«А где машинка для изготовления фальшивых денег, служивый?» — спросили стражи закона у Батракова.

«У соседа, где ж ещё?» — хладнокровно ответил комбат.

Конечно, при проверке выяснилось, что деньги были настоящими, а значит, у соседа в связи с ложным вызовом, введением в заблуждение властей и клеветой на офицера и члена партии возникли большие проблемы.

Кроме того, во время обыска у соседа нашли самогонный аппарат.

С Маринкой я познакомился в конце второго курса. И это действительно был счастливый случай, сверхъестественное везение. Потому как из-за совместной «любви» ко мне товарищей Чегликова, Резуна, Бобринского и, естественно, самого Джафара, в увольнительные я не ходил и даже полного смысла слова «увольнение» ещё не понимал. То-есть, изначально я был «невыездным». По определению.

С одной стороны, это конечно, очень удобно: никаких «прогнутых» поз перед начальством принимать уже не надо, и бояться попасть в чёрный список, и чувствовать себя должным, и прятаться от патрулей; всего этого уже не надо. Не надо прыгать в парадке через «коня» навстречу машущему «увольняшкой» комдиву.

Но в статусе «невыездного» есть, конечно, и свои минусы. Этот статус по-своему очень плох. Потому что никакой отдушины, потому что ни единого глотка чистого, свободного воздуха. Потому что постоянно, без перерыва хотя бы на несколько часов, вокруг тебя шелестят чёртовы странички проклятого Устава, и со всех сторон только глухие стены, и приказы, и красный кирпич, и хаки, и совсем ничего человеческого. Потому что ты двадцать четыре часа в сутки триста шестьдесят пять дней в году не принадлежишь себе, а напротив, принадлежишь кому-то другому, со всеми своими курсантскими потрохами.

И ещё. У тебя, «невыездного» дурака, нет человека, с которым можно просто поговорить, по-людски; человека, который не отсюда, который и слов-то армейских, уставных, не знает. У тебя нет такого человека, кусочка, осколка счастливого безграничного мира, раскинувшегося снаружи, за стенами училища. Да чего там говорить, ты уже просто не помнишь этого «наружного» мира и ингода искренне сомневаешься в том, что он вообще существует. Хоть где-то.

Вопрос: так где же я познакомился с Маринкой, если и за стену училища-то после присяги не выходил?

Ну, во-первых, я ведь уже упоминал, что мне просто повезло, волшебно повезло. А во-вторых, я всё же выходил иногда за стену училища, правда, очень недалеко и очень ненадолго.

Короче говоря, дело было так. В нашем училище, как в любой части, где есть парк техники, в числе прочих нарядов существует и так называемый наряд по КТП (контрольно-техническому пункту). И в обязанности дневального по КТП помимо всего прочего входит отпирание ворот стоянки офицерских автомобилей. Сама стоянка — внутри училища, а ворота — во внешней стороне. Таким образом, чтобы отпереть эти ворота, надо было выскочить через КПП из училища и пройти метров двести вдоль стены.

И вот однажды, в конце второго курса, стоял я в таком наряде. Где-то ближе к обеду выскакиваю с КПП в очередной раз открывать ворота. Как вдруг — глядь, а навстречу идёт такая куколка, какая и в нервных курсантских снах не привидится. А остановиться-то, чтобы попытаться познакомиться, — нельзя. Я же при исполнении. Не дай Бог, заметит кто из начальства, что я тут стою и лясы точу, проблем не оберёшься. И тогда я на ходу цепляю её под руку, разворачиваю, и как был — при повязке дневального и штык-ноже, — увлекаю за собой.

«Девушка, умоляю вас, не останавливайтесь и не отталкиваете меня — это вопрос жизни и смерти.»

«Что вам надо?» — немного нервно спрашивает она, но продолжает движение борт о борт со мной.

«Умоляю вас, девушка, никаких вопросов. Ваше имя и адрес.»

«Зачем?»

«Боже мой, девушка, если потом вы не захотите меня видеть, я исчезну — слово курсанта. Только ваше имя и адрес. Прошу вас, быстрее — осталось всего тридцать метров…»

Так мы с Маринкой и познакомились. Оказалось, она жила всего метрах в сорока от стены училища. Там стояли пятиэтажка, двухэтажка и ещё один частный дом на две семьи. Кто бы мог подумать, что как-раз в этом доме, так близко от гиенны, в которой я обертался, живёт такая красавица?

Тогда она училась в девятом классе. Жила вдвоём с матерью, Ниной Марковной, чудесной, доброй женщиной. Нина Марковна с первого же дня относилась ко мне очень хорошо: мрачные курсантские будни были ей отлично известны — в своё время она долго работала на складе РАВ (ракетно-артиллерийского вооружения) нашего училища.