Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

Марина выдирала страницы и совала их кому попало, а вокруг все хохотали, кто от души, а кто не очень. Алиса заодно с Меленой, Сельмой и Ханной кричала:

— И мне! И мне! Дай мне листок!

Теперь Алиса понимала, что Марина совершила очень скверный поступок, а она стала ее соучастницей. Тетрадный листок обжигал ей руки. Она разобрала слова: яд, ядовитый, смертельный. Скомкала листок и бросила его в корзину.

Сегодня вторник, значит, Алиса увидит Эллу на уроке латыни. Вообще-то Элла Кюипенс ей не нравилась, чокнутая она какая-то. Но это вовсе не значит, что нужно ее травить. Если Алиса и шипела иногда ей в спину «не ква, не ква», то просто за компанию. И еще чтобы избавить себя от насмешек язвы Марины. Алиса снова потрогала прыщ. Черт бы его подрал! У Эллы Кюипенс, небось, нет прыщей. У нее кожа как у младенца. И краской она мгновенно заливается. Девчонкам нравится смотреть, как она краснеет, вот они ее и мучают.

А в доме на соседней улице Элла собирала школьную сумку. Она купила себе новую тетрадь, но уж эта всегда у нее будет дома. И историю она начала совсем другую. Героя будут звать Джек. В пятнадцать лет он убежал от родителей, которые его истязали, взяв с собой синюю сумку и все свои богатства: нож, компас, сменную рубашку. Еще он взял кусок хлеба и несколько монет. Больше у него ничего не было, но он собрался совершить кругосветное путешествие. Элла не знала, где и в каком времени будет жить Джек. Возможно, в параллельном мире, как, в общем-то, живет она сама. На первой странице Эллиот Кюипенс написал название романа: «Сумка Джека».

Теперь вторник стал для Эллы сущим наказанием из-за последнего урока. Войдя в класс мадам Нозьер, она сразу почувствовала на себе взгляды пяти девочек из класса «Б». Может, они думали, что она будет жаловаться? Элла боялась одного: что мадам Нозьер снова спросит ее о романе. Но мадам Нозьер, заметив, как смутил Эллу ее вопрос, ограничилась приветливой улыбкой. Элла опустила голову, чтобы скрыть вспыхнувший румянец. Она была очень рада, когда вышла из школы на улицу без всяких приключений. Марина и ее компания, как видно, исчерпали свои запасы вредности. Элла села в автобус, размышляя о Джеке, составляя мысленно фразы, которые запишет, как только вернется домой. И тут она заметила, что на ее правой руке расплывается черное чернильное пятно. У Эллы замерло сердце, она представила себе открытую вену, из которой хлещут чернила. Но тут же поняла, что чернилами пачкается любимая синяя сумка, которая стоит у нее на коленях. Элле стало нехорошо.

— Мадемуазель! Мадемуазель! — Соседка, к которой Элла невольно привалилась, встряхнула ее, чтобы привести в чувство.

— Все в порядке, — пробормотала Элла. — Со мной иногда бывает.

— Расскажите об этом своему доктору, — посоветовала дама с легким раздражением в голосе.

«Расскажите доктору, расскажите доктору», — шла и повторяла про себя Элла. Спаситель сказал, чтобы она ему позвонила, если они снова начнут. На латыни одна из девчонок ухитрилась подобраться к ней сзади и выпачкать чернилами ее сумку, синюю, морскую, с белой полосой. Они чувствовали, чем она дорожит, что ее заденет. Нет, они хотели не задеть ее за живое, они хотели содрать с нее кожу заживо.

В этот вторник Самюэль поспешно одевался, собираясь идти к психологу.

— Котик, я сварила тебе какао, — послышался голос из кухни.

— Я же не люблю молоко, — сердито ответил Самюэль из своей комнаты.

— Вот новости!

Разговор этот повторялся изо дня в день, как всегда бывает в хорошо спевшемся дуэте. Далее следовала реплика мадам Каэн, матери Самюэля, о пользе кальция, необходимости плотно завтракать и гигиене питания. У себя в комнате Самюэль бурчал: «Ня-ня-ня-ня…»

— Хорошо, я принесу тебе завтрак в комнату, но это будет последний раз, — объявила мать, вплывая в комнату с подносом в руках.

— Но я же сказал, черт подери, что не буду завтракать!

Новый куплет дуэта начался с реплики мадам Каэн о недопустимости грубых слов, уважении к родной матери, и почему это доктору никак не удается улучшить манеры Самюэля? И почему Самюэль не проветривает свою комнату? Как это можно терпеть такой запах?!. Мадам Каэн водрузила поднос на стопку книг и, продолжая учить сына уму-разуму, принялась подбирать разбросанную на полу одежду.

— Не трогай! — завопил Самюэль. — Оставь все как есть!

— Выпей хотя бы какао, если не хочешь бутербродик съесть, — приговаривала мать, словно не замечая, что довела сына чуть ли не до истерики.

Она стояла в дверях, загораживая сыну дорогу, а он ведь и так уже опаздывал! Самюэль подхватил сумку и по пути опрокинул чашку с какао.

— Посмотри, что ты наделал! — с торжеством упрекнула его мать. — Испортил свои учебники! Беда-то какая!

Ярость захлестнула подростка. Он оттолкнул мать от двери. Она, держа в руках груду одежды, осела на пол и осталась сидеть. Из коридора Самюэль слышал, как она кричит, что он разбил ей лицо, что она истекает кровью, что позвонит в Центр защиты женщин от насилия, что он такой же изверг, как его отец…

Самюэль выбежал на улицу перепуганный, растерянный и твердил как маленький: «Мама! Мама!»

Когда Спаситель открыл дверь приемной, он не сразу разглядел Самюэля, прижавшегося к плотной двойной портьере.

— Самюэль? Что с тобой?

— Мама…

— Да?

— Она ударилась об угол.

— Об уголь? — не поверил своим ушам Спаситель.

— Нет! НЕТ! — заорал Самюэль в панике. — Угол! Край! О дверь! Я ее толкнул.

— Она что-то себе разбила?

— У нее течет кровь.

Он говорил так, словно кровь продолжала течь и в эту минуту. Спаситель обнял мальчика за плечи и проводил в кабинет. Потом взялся за телефонную трубку.

— Мадам Каэн? Да, это месье Сент-Ив. Ваш сын у меня. Как вы себя чувствуете? Так… Так… Хорошо. — Он назначил время консультации, повесил трубку и повернулся к подростку. — У твоей мамы большая шишка.

Сент-Ив уселся напротив Самюэля, который уже язвительно усмехался, представив себе, каким выставил себя дураком.

— Я не совсем понял, что произошло. Мама сказала, что ты будто бы нарочно облил горячим какао свои учебники.

Самюэль на секунду потерял дар речи и в полном недоумении уставился на психолога.

— Да нет же, все не так, это она… — начал он объяснять.

— Она облила твои книги горячим какао?

— Она специально поставила чашку на книги.

— Специально?

— Понимаю, это выглядит по-идиотски. Но с моей матерью…

Самюэль понурился. Он не понимал, что происходит. Казалось бы, мать только о нем и думает, печется с утра до ночи, доводит его своими заботами до ручки. Когда он оскорблял ее или даже толкал, то в следующую секунду испытывал мучительное чувство вины, превращавшее его в психопата.