Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

— Если бы ты мог поговорить с мамой спокойно, что бы ты ей сказал? — спросил Спаситель.

— Ну… Я… — Самюэль замолчал и всерьез задумался. — Я бы ей сказал: мама, мне уже не восемь лет. Я уже никакой не Котик. Я не могу тебе больше греть ноги, когда ты ложишься и жалуешься, что они ледяные. Я не хочу сидеть дома каждый вечер и все выходные. Я задыхаюсь. Ты не даешь мне дышать.

«Его запах — санитарный барьер наизнанку, он отпугивает им свою мать», — подумал Спаситель. А вслух спросил:

— Как, по-твоему, можно помочь делу?

— Я-то считал, что помогать — это ваша обязанность, — колко заметил Самюэль.

— Перемен надо захотеть.

— Тогда мы заранее проиграли. Она точно знает, что она хорошая мать, что я плохой сын, и посылает меня к вам, чтобы получить от вас хорошего мальчика, который пьет по утрам ее какао.

Резюме было исчерпывающим, Спаситель его оценил.

— Мы с тобой будем встречаться по вторникам три ближайшие недели. Подумай, что конкретно можно сделать, чтобы улучшить ваши отношения.

— Ничего! Ничего нельзя сделать! — вспыхнул Самюэль. — Хотя нет. Есть выход — интернат.

— Интернат?

— Да. Вот это было бы классно. У меня есть дружки в Ги-Моке, они в интернате всю неделю, а на выходные приходят домой.

— Хорошее решение.

Но они оба прекрасно знали, что мадам Каэн никогда на него не согласится.

— А что… с девочками? — поинтересовался Спаситель, зная, что в первую очередь занимает Самюэля.

Самюэль пожал плечами и сказал как самую очевидную вещь:

— Если хоть одна девочка меня полюбит, она ее убьет.

Спаситель имел дело с маленьким мальчиком, он блуждал по лесу, спасаясь от матери-людоедки.

— До будущего вторника, Самюэль.

Спасителю очень захотелось, чтобы существовал параллельный мир, похожий на этот, но в нем мадам Каэн была бы счастлива, узнав, что ее сын влюбился. Там на уроках латыни девочки помогали бы Элле. Там Габен поселился бы раз и навсегда на улице Мюрлен.

«Но ему все же придется уехать», — думал Спаситель, поднимаясь на чердак.

— What? [45] Что? (англ.) — подскочил Габен, срывая наушники. Слишком неожиданно возник Сент-Ив у его кровати…

— А ты здорово устроился, — заметил Спаситель, оглядывая спальню Габена и удивляясь его изобретательности. — Что слушаешь?

— Eagles of Death Metal. Они скоро будут в Париже. У меня есть приятель, он сможет достать мне билет.

— У тебя есть приятель? — переспросил Спаситель. По его представлению, Габен обходился без общества точно так же, как обходился без школы.

— Ну, не совсем приятель… — тут же отозвался Габен, словно желая успокоить своего психолога. — Он оборотень.

Спаситель проверил на прочность залатанное клубное кресло и уселся в него.

— В школу больше не ходишь? — Вопрос не был, собственно, вопросом. — И что ты делаешь по целым дням?

— Медитирую, покидаю тело. Чувствую, что стану следующим далай-ламой.

Спаситель протер глаза, он уже ощущал резь от пыли.

— Так не пойдет, Габен. Ко мне могут нагрянуть социальные службы. Ты несовершеннолетний, я тебе никто. По-настоящему я не твой психолог и не твой опекун. У тебя нет новостей от отца?

— Есть, конечно. Он усыновил обезьянку.

— Габен, перестань валять дурака. Достало.

Спаситель чихнул раз, потом еще раз. Аллергия давала о себе знать.

— Пора возвращаться в школу, Габен. Сходи к мадам Сандоз, школьной медсестре. Она сможет договориться о месте для тебя в интернате Ги-Моке. — Самюэль подсказал Спасителю приемлемое решение.

— Вы меня выкидываете…

— Да нет, Га… апчхи! Я тебе даже ключи от дома оставлю. Приходи когда хочешь, но ты… апчхи!

Спаситель поднялся, с трудом дыша, и показал жестом, что они еще вернутся к этому разговору. Но он так и не произнес: «Ты не мой сын, Габен». А Габен вновь надел наушники и принялся напевать фальцетом: «I only want you, I only want you!»

У Спасителя каждый день недели носил имя одного из его пациентов. Так, среда была днем Бландины. Однако в пять часов, заглянув в приемную, он увидел там только моложавую женщину лет сорока и еще раз внимательно оглядел комнату.

— Нет, я одна, — сказала мадам Дютийо. — Вы разочарованы?

Мать Бландины и Марго поднялась со своего места и, держа сумку и пальто в левой руке, протянула правую Спасителю. Он сразу отметил ее высокие каблуки и кулон в виде стрелы в вырезе облегающего платья.

— Бландина подойдет позже?

— Нет. Вам придется обойтись без нее. У нее заболел живот.

Спаситель не слишком охотно пригласил мадам Дютийо к себе в кабинет. Его настораживали флюиды взаимной враждебности и соблазна, которые мгновенно начинали витать в воздухе, стоило им увидеться [46] См. «Спаситель и сын», сезон 1., М.: Самокат, 2019. .

— Надеюсь, вы не слишком огорчены моим приходом? — Мадам Дютийо уселась в кресло и закинула ногу на ногу.

— Я предпочитаю, чтобы меня предупреждали телефонным звонком, — сказал Спаситель спокойно и отстраненно. — Вы пришли поговорить со мной о Бландине, пока ее нет?

— Да. Ее терапевт не находит никакого улучшения. Учителя на нее жалуются. Она постоянно возбуждена, болтает без умолку, забывает свои вещи, халтурит с заданиями. В музыкальной школе преподаватель стонет от нее. Отец считает ее умственно отсталой, но его мнение мне безразлично. Дома она вечный двигатель, действует на нервы сестре, говорит без передышки…

— Как вы сейчас.

Не успев кончить фразы, Спаситель сообразил, что откровенно нахамил. Мадам Дютийо сверкнула на него гневным взглядом, осыпав искрами.

— Мне посоветовали риталин. — И не без юмора прибавила: — Не для меня, для Бландины.

— Так-так-так.

Спаситель знал, что рано или поздно встанет вопрос о лекарствах для Бландины. Чтобы ее «успокоить».

— «Так-так-так» — это не ответ, — заметила мадам Дютийо.

— Беда в том, что мы не знаем, действительно ли Бландина страдает гиперактивностью. Если нет, то риталин, который является стимулятором, только повысит ее возбудимость и к тому же расстроит сон.

— Она и сейчас засыпает с трудом, может заявиться ко мне в комнату часов в одиннадцать и рассказывать о куклах Пуллип и еще бог знает о чем столь же увлекательном.

— Конечно, ей хочется привлечь ваше внимание.

— Что вы хотите сказать? Что я не интересуюсь своей дочерью? Да, вынуждена признать, на все меня не хватает. Я преподаю, меня постоянно дергает бывший муж, моя старшая дочь не желает ходить в школу, ей ставят разные диагнозы: то она депрессивная, то тревожная, то тревожно-депрессивная, меня вызывают на педсоветы из-за поведения Бландины. Вы не находите, что это перебор? Лично я нахожу!

Нервное возбуждение мадам Дютийо, очевидно, мешало ей заметить, что у нее задралась юбка, и Спаситель, стараясь смотреть ей только в лицо, чувствовал себя все скованней. Он опять перевел разговор на Бландину: