Мари-Од Мюрай - Спаситель и сын. Сезон 2

Короткий визит старого господина вдохнул в Луизу новые силы, и она принялась распаковывать коробки в гостиной. Ближе к вечеру она поняла, что ей очень хочется булочку с шоколадом или еще что-нибудь вкусненькое. Она вышла из квартиры одновременно с соседом по площадке. Но это был не старый господин. Этому соседу было лет тридцать. Любезность Жовановика расковала Луизу, она представилась и упомянула о старике, который, очевидно, приходился соседу дедушкой.

— Какой еще дедушка? — спросил он высокомерно.

— Ну как же… месье Жовановик…

Луиза увидела на лице соседа удивление, граничащее с сомнением в ее психическом здоровье.

— Простите, я сморозила глупость, — сказала она с улыбкой. — Конечно, это был сосед сверху. Или снизу.

— У нас нет никаких Жовов и Вановиков, — оборвал ее молодой человек и захлопнул перед ее носом дверь лифта.

Луиза стала спускаться по лестнице, внимательно оглядывая почтовые ящики с фамилиями, — только ее ящик был пока безымянным — и не нашла никакого Жовановика. Все это показалось ей настолько странным — ну не в параллельном же мире она побывала! — что ей захотелось позвонить Спасителю. Но она тут же вспомнила, что он не любит, когда его беспокоят во время консультаций, а в шесть часов вечера он еще работает.

Спаситель и в самом деле был у себя в рабочем кабинете, а напротив него сидела Шарли. Одна. За пять минут, что они сидели друг напротив друга, ничего, кроме «Здравствуйте, как дела?», произнесено не было.

— Вы меня не спросите, почему не пришла Алекс? — наконец выговорила Шарли.

— Почему не пришла Алекс?

— Потому что она на меня обиделась. А вы меня не спросите…

— Почему она на вас обиделась? — послушно спросил Спаситель.

— Потому что я сделала на этой неделе первые попытки.

Шарли объяснила, что она поговорила с возможным донором в интернете, молодым геем, который согласился дать свою сперму супружеской паре лесбиянок с тем, чтобы поддержать дело ЛГБТ. План был следующим: Шарли заказывает номер в гостинице, туда приходит молодой человек, оставляет сперму в пластиковом стаканчике и уходит. Потом туда приходит Шарли и впрыскивает ее пипеткой.

Спаситель слушал ее, и ни один мускул не дрогнул у него на лице.

— Ну да, знаю, нельзя говорить, что вы против того, что я делаю. Но могу я все-таки узнать ваше мнение? — спросила Шарли.

— Человек, чье мнение для вас по-настоящему важно, — это Александра, вы не находите?

— Вы всегда уходите в сторону! Но я же вам плачу! Плачу, чтобы знать ваше мнение!

— Не мое дело иметь мнение и тем более сообщать его вам.

— Ах вот как? А если я вам скажу, что собираюсь убить своего брата, вы тоже ничего мне не скажете?

— А вы собираетесь убить брата?

— Вы просто невыносимы! — простонала Шарли.

Но им обоим нравилось вот так бодаться.

— Почему я не смогу сделать своего ребенка счастливым? — задала новый вопрос Шарли. — Посмотрите на Элоди, она говорит повсюду, что у нее две мамы, это ее нисколько не смущает, и ее учительница находит, что она просто расцвела.

— Да, она расцвела, — подтвердил Спаситель.

— Ну и?..

— И она знает, как она появилась, кто ее отец и кто мать. Просто ей повезло получить вторую маму, очень ласковую и покладистую.

— Я скажу своему ребенку, что я его мать и что был еще очень славный молодой человек, который дал свою сперму, чтобы он родился.

— И который исчез, как исчезает, зачав ребенка, энное количество совсем не славных молодых людей.

— Вот видите, у вас есть мнение! — проскрипела Шарли. — Подлый трус. Узколобый буржуа! Психолог зашоренный!

— Зашоренный? Вам бы хотелось меня обидеть?

Шарли передернула плечами.

— На Алекс я злюсь, а на вас никак не могу разозлиться. — Она замолчала, глядя на клетку с мадам Гюставией. — Счастливое событие уже скоро?

— В понедельник или во вторник.

— И что вы будете делать с вашим выводком?

— Топить.

— Я не предлагаю взять хотя бы одного…

— Я бы вам и не отдал.

— Не гожусь даже для хомячковых младенцев. Ну что? Сеанс окончен?

— Если желаете, есть еще пять минут.

— В любом случае второй попытки не будет, — сказала Шарли, вставая. — Получится — значит, получится. Еще раз я пробовать не буду.

Они пожали друг другу руки.

— Скажите Александре, я надеюсь увидеться с ней в следующий раз.

Глаза Шарли наполнились слезами.

— Обещать не могу. Она обо всем этом даже слышать не хочет.

Спаситель досадливо чипнул [48] «Чип» — словечко, привезенное с Антильских островов, означающее у Спасителя крайнюю степень недовольства. и повторил:

— Надеюсь увидеться с ней в следующий раз.

Едва он успел закрыть дверь за Шарли, как в кабинете зазвонил телефон.

— Я не помешала? — Звонила Луиза.

— Надеюсь, ты не отменяешь завтрашнюю встречу?

— Нет, что ты! Я хочу тебе рассказать очень странную историю.

И она рассказала о старике, который представился ее соседом. А потом она, как и положено журналистке, расспросила о нем троих своих соседей, и все они сказали, что никакой такой старик не живет ни на ее площадке, ни вообще у них в подъезде.

— Так-так-так, — проговорил Спаситель. — Он сказал тебе, чем занимается?

— Только назвал фамилию. Жовановик.

Спаситель открыл рот, чтобы воскликнуть: «У меня есть пациентка с такой фамилией!» Но прикусил щеку изнутри и сохранил информацию для себя.

— Может, у старого господина начинается Альцгеймер?

Вечером, когда Спаситель просматривал газету «Репюблик дю Сантр», его удивило еще одно совпадение. На странице восемь в статье под названием «Школьник изменил жизнь иракских беженцев», подписанной Л. Р., речь шла о семье Хадад, они тоже были его пациентами. О бедах этой семьи в статье почти не говорилось, просто потому что Дина не рассказала о них Луизе. А их крестный путь не окончился 20 июня, когда они бежали из Мосула с тремя детьми, самому маленькому из которых еще не исполнилось и двух месяцев. Потом они прятались вместе со ста тридцатью другими беженцами в подвале православной церкви в Эрбиле. Потом благодаря многим добрым людям и небольшой сумме денег, которую Хададу удалось, рискуя собственной жизнью, утаить от террористов, они, перенеся множество лишений, все-таки добрались до прихода Сен-Патерн, где обрели наконец крышу над головой.

Мадам Хадад снова пришла в кабинет к психологу в субботу утром и опять оставила у него частичку тяжкой ноши, что лежала у нее на сердце. Спаситель подбадривал ее своими «так-так-так». Но он по-прежнему наводил страх на малютку Райю, и она опять сидела, вцепившись в маму и зажмурившись.

— Она… tired, — сказала мадам Хадад.

— Устала, — перевел Спаситель. — Да, она устала, но она слушает. Верно, Райя?