Евгений Мороков - Мыс Плака

— Да. Это хорошее место.

— Волшебное! Только люди этого не понимают. Они сбегают в мегаполисы, боясь остаться одни, боясь что-то упустить, а в итоге упускают жизнь.

Лиза рассказывала, какой ремонт бы сделала, какую собаку бы завела, какие цветы посадила. Большое счастье в маленьком доме. Как же тяжело понять, чего ты на самом деле хочешь в жизни. Вместо того чтобы слушать, развивать, познавать себя, мы подражаем другим в надежде стать кем-то, теряя себя.

Нам надо было пройти метров двести обратно по улице и на развилке затем повернуть налево. Возвращаясь на исходную позицию, на нас вышел мужик-экскурсовод, правда, нам повезло, он искал другую парочку. Бегал по всем улицам в поисках добычи. Разминувшись с нами, он обернулся.

— Вы не передумали, молодые люди?

— Нет! — ответил я.

— Чао, — сказала Лиза, взяв меня за руку.

Поднимаясь на Демерджи, нам повстречалась конная ферма. Лошади спокойно ходили у подножья гор, никого не боясь, чувствуя полную уверенность в своём доме. Лиза увидела ослика, осторожно подошла к нему и поделилась виноградом. Чем больше он поедал, тем сильнее она радовалась, словно ребёнок, попавший первый раз в зоопарк. Мы отправились дальше, надо было подняться к Долине привидений.

Голова Екатерины, Сиамские близнецы, Сфинкс — всего лишь каменные столбы, которые могут покорить воображение, заставить тебя найти одноклассника, соседа или домашнее животное из далёкого детства. Несколько часов мы бегали вокруг камней, пока не устроили привал на выступе, где открывался вид на Алушту, усыпанную мелкими домиками, напоминающими множество родинок на теле. На море, танцующее в блестящем платье, подаренном самим богом солнца Ра, на горы, которые стоят всегда в боевой стойке, готовые защищать людей от любых врагов.

Тёплое вино не утоляло жажду, оно растворялось в крови, напевая песнь свободы. «Эй, привет, мир!» — кричали мы с выступа. «Ответь нам, хотя бы дай знак», — думал я. Сколько свободы можно получить, не преклоняя головы? Не отдавая тело на растерзание безжалостным хищникам? Как долго мы должны отдаваться, чтобы получить каплю удовольствия взамен? Нас имеют люди, пожирающие власть на завтрак, обед и ужин. Спасибо вам за отпуск, где можно забыть грехи. Где можно вылечить душу от ран. Шрамы останутся навсегда. Правда, какой в них смысл? Да, я вижу ошибки, как вижу шрамы на руке, однако они уже не болят, я готов получать новые. Видеть ошибки и не забывать о них — далеко не одно и то же.

Бутылка вина выпита, а значит, пора идти дальше. Лиза побежала вперёд, прыгая от камня к камню, словно ребёнок, собирающий листья ореха во дворе. Я плёлся за ней, думая о том, как приятно будет спускаться вниз, вспоминая крутой подъём в такую жару. Никогда не знал названия цветов (особенно полевых), а в горах их оказалось много. Один за другим: синий, белый, жёлтый, о, а вот и сиреневый. Я собирал их, срывая по одному цветку, пытаясь создать уникальный букет, пряча его за спиной, когда Лиза оборачивалась, чтобы не потерять меня из виду. Она любила горы, любила настоящую красоту мира, которая давно вылетела из памяти людей. Это было очищение, куски грязи, отрывки фраз выходили из нас через пот, поднимаясь выше к небу, и растворялись. Голоса исчезли, лица потеряны, теперь лишь твоё «Я».

Я догнал Лизу, обнял её сзади, преподнося букет из полевых цветов.

— Надеюсь, вы любите сорняки.

— Дурак ты! — смеясь, сказала она. — Это полевые цветы. Они прекрасны.

— Пусть будет так.

Она взяла их и поцеловала меня.

— Я их высушу и буду хранить.

— Обычно цветы выкидывают.

— Они необычные, дуралей, пора бы знать это.

Горы — это игра в прятки, где ты прячешься до тех пор, пока сам не решишь сдаться. Мы сдались около пяти вечера, отправились на остановку, через худые улицы, обвешанные виноградом и орехами. Когда мы подошли к остановке, руки у меня были жёлтые от скорлупы грецких орехов. Пятнадцать лет назад я боролся с этим при помощи лимона и соды, чтобы в школе не выглядеть придурком. Придётся вспомнить былые деньки, завтра ведь рабочая смена.

На автовокзале никогда не бывало скучно. Мы наткнулись на двух полицейских, пытающихся в довольно мирной манере общения забрать в хлам пьяного паренька на глазах у его дяди, который только разводил руками и пытался что-то сказать либо предложить сотрудникам полиции. Нет, нет и нет. Никаких взяток в нашей стране при свете дня, под взглядами народа. Хотя чего наш народ только не видел. Одной взяткой больше, одной меньше — всего лишь плевок в колодец. А у полицейских и выбора нет. Если не возьмут взятку — не поверят люди, назовут козлами, а если возьмут, так хоть по делу назовут. Несколько бомжей раскинулись на железных стульях, выпрашивая у Господа время, чтобы пожить вдоволь. Цыганка, как кенгуру, таскала ребёнка в кармашке, выпрашивая мелочь на хлеб. «Ребёнок голодает!» — говорила она, забыв снять золотые серёжки с ушей. Раз нельзя жить без обмана, так почему бы не обманывать постоянно? Зачем человеку правда, если он плюёт в лица людей?

Автобус отходил через два часа. Других вариантов не было. Да и плевать, мы отправились перекусить на набережную. Два пива, две шаурмы и картошка фри — лучший ужин после прогулок в горах. Мы уселись в открытой столовке с кучей людей, пожирающих вместе с нами шаурму, запивая ледяным пивом, усыпанным водяными пупырышками. Музыка играла для фона, ведь на сцене выступали аниматоры, зазывающие прямо в ад. «Приходите и попробуйте», «У нас сегодня скидки» — такая уж работа, вылизывать бордюры, целовать обувь. Я сделал добрый глоток расслабляющего напитка и откинулся на спинку стула. Люди, держащие шаурму двумя руками, пугали меня, они словно пожирали младенцев, завёрнутых в простыню из лаваша. Хрясь, кусок морковки свисает с лаваша. Хрясь, внутренности из капусты посыпались на стол. Грязные рты залиты томатной кровью. Хрясь, хрясь, хрясь.

— Это всё не повторится. — Голос Лизы разбудил меня.

— Ты о чём? — спросил я.

— Обо всём этом! — Она оставила шаурму на кульке, раскинула руки и подтянула правую часть губы, приспустив веки.

— И хорошо, пусть никогда ничего не повторяется, чтобы остаться идеальным.

— Да… Жаль, что только здесь это и может быть идеальным.

— Прелесть курортных романов.

Мы улыбнулись.

— Почему всё всегда рушится? Почему с этим ничего нельзя поделать? — В правой руке она держала бокал, создавая в океане цунами.

— У всего есть предел. Наверное, наш предел уже давно наступил, просто мы не хотим в это верить.

— У всего есть предел… — Маленький глоток. — Может быть, но мне бы не хотелось, чтобы мы забыли друг о друге.

— Мы не сможем. — Я коснулся её руки. Ненавижу, ненавижу себя за причинённую боль.