Виктор Зотов - Небесная Любовь

— Очень приятно — широко улыбаясь, ответил он — а меня Владимир, вы, наверное, помните, это мое настоящее имя.

— Я знаю — потупив глаза, ответила Марта.

— Ну что, какой план наших действий, куда пойдем? — спросил Семуков. Хотя накануне Джулия говорила, что ей нужно быть на «работе», на очень важном мероприятии. Она — как бы врач. Девушка предлагала поговорить у нее на работе. Конечно, Семуков понимал, что «там» все приготовлено для записи и съемок, но что своряне запланировали снять в их тайном кино, — трудно было предугадать.

(Людоед с любопытством разглядывал женщину-провокатора. Именно она должна была осуществить действия, которые помогут отправить Семукова за решетку. Глаза его слезились и одновременно горели черным огнем. — «Я давно не встречал такую стерву, хороша-а-а, только в гробу была бы краше: хи-хи-хе: гнида! Сам злодей, а с таких снимал бы шкуру живьем. Тьфу, гр-р-р-ах, — он кашлянул и чиркнул когтями по асфальту)

Марта хотела что-то сказать в ответ Владимиру, но поперхнулась слезой набежавшей в глаза. — Ой, извините, это ветер. — Семуков усмехнулся. Людоед был где-то рядом — у НИХ не забалуешь, сразу селезенку вырвут. Он внимательно посмотрел на женщину.

— Надежда, где у вас ближайшее приличное кафе? Давайте посидим, поговорим, там будет удобно. — Семуков попытался сменить место встречи, но «Надежда» встрепенулась и решительно запротестовала.

— Ой, что вы, что вы, мне на работу надо. Я же вам говорила, у меня сложный больной, он такой хороший человек, его нельзя обманывать. Здесь недалеко. Сколько у вас есть времени? — Семуков оглянулся по сторонам. — «Сколько их здесь? Сразу не увидишь — это вокзал». «Бритые затылки», (так он называл шестерок из своры, «водивших» его и обеспечивавших скрытое наблюдение) здесь короли, у них естественное прикрытие — толпа. Он коротко и судорожно вздохнул.

— У меня свободный день. Я к таким встречам отношусь серьезно. — Он еще раз посмотрел по сторонам. «Нет, ИХ так не увидишь, слишком много народу».

— Вот только надо узнать, когда последние электрички на Ростов идут — он еще раз оглядел не знакомое пространство, намереваясь найти вход в вокзал.

— Вы ищите вход в вокзал? Вон там, идите, я вас подожду — она попыталась изобразить улыбку. Семуков, ничего не говоря, направился в сторону вокзала. Последняя электричка уходила в 19.50. Он постоял возле расписания, размышляя над последними минутами.

— «Развернуться и уехать?» — была первая мысль. — «Нет, только не это, они подумают, что я струсил.» И он решительно направился к выходу из вокзала. Джулия ждала его возле самой двери.

— Ну, что идемте — Семуков театрально приподнял локоть, она приняла предложение и взяла его под руку. Некоторое время они шли молча, собираясь с мыслями. Каждый думал о своем. Привокзальная площадь была грязной и не приветливой. Дул холодный ветер, под ноги летели какие-то бумажки, пустые коробки.

— Вообще-то вы правы, Надежда, вы известный в городе человек (он усмехнулся про себя) и светиться с незнакомым мужчиной не стоит. Я думаю, у вас на работе будет спокойней.

— Я живу в Таганроге уже 21 год. Так время пробежало, муж умер, вот осталась с сыном, ему уже 16, а дочка живет у бабушки.

Она говорила непрерывно, взахлеб. Семуков называл это про себя «словесной истерикой». Провокатор, чтобы подавить в себе страх или смущение перед человеком, завлекаемым в ловушку, стремится не дать возможности жертве вставить даже словечко в разговор.

Провокатору всегда мерещится, что его «подопечный» о чем-то догадывается. Тем самым он выдает себя с головой. Нельзя привыкнуть к подлости, которую совершаешь, ибо каждый человек создан Творцом для добра — хочет он того, или нет. Тебя так запрограммировал Всевышний, и, совершая зло против человека, который не причинил тебе вреда, ты прежде всего пропускаешь это зло через свою Душу. В первую очередь ты наносишь боль и вред самому себе. «Не суди и не судим будешь» сказано в Библии. «Своряне» все хотят быть судьями, но это не так просто, как кажется в первые мгновенья сотворения Зла.

Семуков заметил, что Джулия (так он звал ее про себя, ибо понимал, что «Надежда» имя вымышленное) все время смотрит по сторонам, сверяя названия улиц. — «Та-ак, она даже не ориентируется в городе. Интересная завязочка, ну и сюжет у моего кина…». — Он понимал, что идет на серьезный риск, но отступать уже было поздно.

— Вот мы и пришли — наконец остановила свой словесный поток Джулия. — Это старое здание больницы. Видите, какая разруха, все распродано и разграблено. А вон то здание и есть моя работа.

— Ну, хоть какой-то очаг жизни — попробовал шутить Семуков.

Здание, куда привела его «Джулия», даже отдаленно не напоминало медицинское учреждение, но было чистое и ухоженное. Одноэтажное, барачного типа — оно напоминало скорее какую-то контору ЖЭКа.

Входная дверь была закрыта на внутренний замок. «Джулия» позвонила и дверь тотчас отворилась. На пороге стояла пожилая женщина лет шестидесяти в белом халате, с деревенским платком на голове. Мрачно поздоровавшись, она пропустила их внутрь.

Коридор в здании был широким и каким-то необитаемым. Больных никого не было видно, стояла абсолютная тишина. — «Да, мало артистов вы набрали, чтобы имитировать лечебное заведение. Даже для вас это дорого и нельзя делать много шума».

«Джулия» завела Семукова в «кабинет». Это было продолговатое, светлое помещение с двумя окнами, в котором стояли четыре стола и четыре стула, кресло и журнальный столик, на котором темнел старый телефон. — «Все готово к „торжественному приему“, — мрачно усмехнулся Семуков — сейчас начнется основное „действо“, скорей бы. Что за „угощение“ они приготовили мне?»

Все это время женщина без умолку что-то щебетала, жужжала, жестикулируя руками и глазами. Она явно нервничала и понимала, что Семуков тоже это видит. Но остановиться уже не могла. За ее спиной мрачно маячила фигура Людоеда. Его физиономия, призрачно колыхаясь, превращалась то в лицо Хоменко, то Волошина. Почему-то лицо Кирилла не появлялось.

Зазвонил телефон. «Джулия» сделал удивленное лицо.

— Кто это может быть, ведь никто не знает, что я сейчас на работе — оправдывалась она беря трубку. — Ало? Да, да… нет… я сегодня занята — она повесила трубку. — Так один знакомый, интересуется здоровьем больного. — соврала она не моргнув глазом.

Семуков сделал нейтральную гримасу, приподняв плечи, и улыбнулся. «Вот, уже беспокоятся о ходе операции, подбадривают, имитируют живое помещение».

— Я пойду, займусь больными, — прервала его размышления «Джулия», — а вы пока посидите в одиночестве. Хорошо? Сейчас чай поставлю — она вышла из «кабинета». Владимир услышал ее удаляющиеся шаги. Он стал разглядывать устройство кабинета. — «Интересно, где они поставили „жучки“ и видео наблюдение? Да где угодно, у этих ребят было время». Его внимание привлек «натюрморт» прямо над журнальным столиком, слева от окна. Там висела маленькая картина в деревянной рамке. А под ней, на видном месте, прижатые тонкой резинкой, красовались свернутые в трубочку сто долларовые купюры. Их было несколько, и явно была видна цифра сто и портрет Линкольна. Семуков улыбнулся — «ну наконец-то, вот она первая „ласточка“ — ну, здравствуй, „Прошка“, я ждал, когда ты высунешь свое рыло. Что-то слабовато ты сегодня выступаешь». (Людоед посмотрел на Семукова и смачно икнул. — Ничего, ты скоро узнаешь, чем тебя будут потчевать: Хи-хе-хе!) «Значит где-то уже работает „глазок“. Вы хотите, чтобы я эти зеленые бумажки попросту стащил, ха-ха, Прошка а ты, однако повторяешься, все больше и больше. Это же дешевка! Вам опять нужна картинка». Семуков не удержался и стал внимательно осматривать стены и потолок. — Подняв правую руку, он послал невидимым пакостникам американский Fuc! По-детски, но приятно.