Александр Строганов - Стравинский

– Полковник в таких случаях говорит – пьян да умен, два угодья в нем.

– Ах, да! Вас интересовало происхождение денег? Я бы не хотел, но раз уж так складывается – извольте. Всё предельно просто. Мне дал их один человек. Просто так. Выдал и убежал. Как… олень. Или лань. Хотя я живых ланей не встречал, но очень хотелось бы. Думаю, в Балласе непременно водится парочка ланей. А оленей прежде хорошо на ковриках изображали. Синюшные такие коврики, помните? Бесконечно приятные на ощупь. Из плюша или не плюша. Не бархат, конечно. В Балласе бархата много. Гладишь такой коврик, и представляешь себе, что гладишь вовсе не коврик, но самого оленя. Вот не пришло в голову дать тем олешкам имена, а они, думаю, нуждались… Отвлекся. Воспоминания. Что мы без воспоминаний. Хотя так было бы, наверное, проще. Но мы простых дорог не ищем. Я думал, что я один такой, а вот поговорил с вами сегодня и подумал, нет, не один. Нас таких, по крайней мере, трое. А с Полиной Ивановной и котом – так пятеро. Жаль, что кот отказался с нами трапезничать. Ведь мы трапезничаем? Трапезничаем… А тот человек? Что можно сказать? Человек как человек. С тайной. Не без этого. Подошел, деньги сунул и убежал. Сунул и тотчас убежал. Как олень. Но не гепард. Не гепард, нет. Любите ли вы гепардов, Арктур?.. Тот человек на гепарда не был похож. Бегал не так быстро. Хотя старался, этого не отнять. Хотел все же, наверное, на гепарда походить, но это, согласитесь, не так просто… А ваш кот, к слову, быстро бегает?

– Быстро, когда хочет, но нас с полковником ему не догнать.

– Значит ваш кот тоже не гепард… А тот человек? Что сказать? Обыкновенный человек. Несчастный по-своему… А вам хотелось бы знать, как его зовут?.. Невозможно. Да, я знаю его имя, точнее, знал, но позабыл.

– Полковник не простит.

– Позабыл тотчас, как только он убежал. Но не в этом дело. А дело в том, что деньги-то я взял. Понимаете?.. Не понимаете?.. А я этих, как и прочих других денег брать не должен. Не имею права. Вот если бы я их нашел – другое дело. И то, не факт, что взял бы. А в этот раз взял. Вот как будто это был не я, а совсем другой человек.

Веснухин пробуждается, – Какой человек? Какой такой другой человек?

Климкин поясняет, – Очень просто. Вот как вы, Семен Семенович, при моем появлении заявили, что это как будто совсем не вы, а некто другой явлен.

– Я так сказал?

– Да, но не в этом дело. Теперь вы спросите, по какой причине денег брать я не должен? Что это за особенность такая – денег не брать?

Полковник, – Именно так и спросим.

– Хорошо, я откроюсь вам. Дело в том, что я… сейчас не смейтесь, это очень серьезно… дело в том, что я – своего рода Пифия 12, пуп, лампа Дештура. Теперь понятно?.. Вот она, главная тема проступает. Лейтмотив. Все что я рассказал вам прежде – ауфтакт, не больше. Так что же это за тема? справедливо спросите вы меня. Я отвечу. Тема невинности, девственности, если хотите… Давайте без дураков. Разве прежде, когда такое было возможным, оплакивали мы свою девственность всерьез? Разве те, что писали правила, те, что обозначили девственность как благодетель высшего ранга, не стремились сами как можно скорее избавиться от нее? И вот, пожалуйста, сегодня целомудрие презренно, и это декларируется во всеуслышание… Фарисейство, скажете вы, ханжество. Нет. На этот раз – обвал. Надеюсь, факт падения неба нет смысла доказывать? Достаточно заглянуть в колодец, или применить копченое стеклышко. Как при затмении. Словом, практически все ушли на ту сторону. Переведи меня через Майдан. Помните? Сейчас эта фраза имеет уже несколько иное значение. Неважно. Согласитесь, кто-то должен был остаться. И так все рухнуло, должна же была остаться хоть какая-то надежда. Сказочный Горбунок или реально существующий, да хоть сам горб или тень его. Шучу. Словом некто, всяк по-своему трактует, сочинил избавление в виде некоего дневального. Для начала. И, в качестве страховки, разумеется. Так уж вышло, что дневальным оказался ваш покорный слуга. Вот и весь сказ, и причина моего визита… Кто сообщил мне о том, что я – дневальный? Никто. Я мог бы вам соврать, сказать, что это голос или голоса. Нет. Все сложилось как-то само по себе. Однажды посмотрел на себя со стороны, я это умею, и осознал. А историю с голосами я для докторов берегу, точнее, для одного доктора, Стравинского Ивана Ильича… Ну, что дальше? Через некоторое время, как и должно, разверзлись так называемые горизонты. И новый Стравинский не замедлил себя ждать. Это уже наш с вами общий знакомый. И общество как-то сложилось, общество четвержан, близнецов, урожденных девственников. В духовной ипостаси. Их стать и дивные черты. Откуда это? История знала примеры. Но как давно это было?.. И вот теперь. Я предвидел, и предвижу. Потому – Пифия. Все – не просто так. Такое богатство духовное. Я даже задыхался первое время. От избытка. По вечерам температура до сорока, не то что. Так и сложилось общество близнецов. Я про себя так нас называю – близнецы. Хотя на самом деле близнецы – те Стравинские, агностик и доктор. Еще есть композитор, может быть, слыхали? Не исключено, что вся эта симфония им замышлена. Мы же не знаем, кто он. Мы вообще, если честно, мало что знаем. Чрезвычайно ограничены в возможностях. Так что Стравинский, тот, что композитор, много больше, чем композитор. До какой степени – пока трудно сказать, но, интуиция подсказывает, то о чем мы думаем, только оболочка. А внешность обманчива. Практически всегда. А иначе, откуда и зачем два других присланы? Это выше моего понимания, да я и не пытаюсь. Лишь контур обозначил. В общих чертах. Три контура. Триединство. Так и живу по течению. Мне нельзя иначе. Я просто погибну, если схвачусь за корягу или вдруг захочу на берег. Так и жил, как плыл, пока не явился тот самый человек, имя которого я забыл. Провокация. Понимаю. Испытание. Понимаю. Соблазн. Даже не соблазн, всё как-то само по себе получилось, он дал – я взял. Ну, что? Теперь, как видите, иду ко дну. Если уже не на дне. Что-то лягушек не слышно. Но за этим дело не станет. Так что если вы не откажете мне, вы не только меня, всех нас спасете. А без дневального никак.

Полковник спит крепко. Арктур, напротив, весь внимание, в его словах читается скепсис, – Все это, дорогой Кузьма я уже слышал, изучал. Не это, так другое. Все, о чем вы говорите, Кант предугадал, разложил по полочкам и завещал нам в виде одной фразы – «ничто не ново под луной».

– Разве это Кант?

– Шекспир. Его ученик.

– Но Шекспир, мне кажется, жил задолго до Канта?

– Разве Сергей Романович не учил нас тому, что время – категория относительная, а, в отдельных случаях, даже вредная?.. Хотите Канта? Извольте. Я Канта знаю наизусть. Вот послушайте:

Мы не можем мыслить линию, не проводя ее мысленно, не можем мыслить окружность, не описывая ее, не можем представить себе три измерения пространства, не проводя из одной точки трех перпендикулярных друг другу линий, и даже время мы можем мыслить не иначе, как обращая внимание при проведении прямой линии (которая должна быть внешне фигурным представлением о времени) исключительно на действие синтеза многообразного, при помощи которого мы последовательно определяем внутреннее чувство, и тем самым имея в виду последовательность этого определения. Даже само понятие последовательности порождается прежде всего движением как действием субъекта (но не как определением объекта), стало быть, синтезом многообразного в пространстве, когда мы отвлекаемся от пространства и обращаем внимание только на то действие, которым определяем внутреннее чувство сообразно его форме. Следовательно, рассудок не находит во внутреннем чувстве подобную связь многообразного, а создает ее, воздействуя на внутреннее чувство. Но каким образом Я, которое мыслит, отличается от Я, которое само себя созерцает (причем я могу представить себе еще и друг не способы созерцания, по крайней мере как возможные) и тем не менее совпадает с ним, будучи одним и тем же субъектом? Каким образом, следовательно, я могу сказать, что я как умопостигающий (Intelligenz) и мыслящий субъект познаю самого себя как мыслимый объект, поскольку я, кроме того, дан себе в созерцании, только познаю себя одинаковым образом с другими явлениями, не так, как я существую для рассудка, а так, как я себе являюсь? Этот вопрос столь же труден, как вопрос, каким образом я вообще могу быть для себя самого объектом, а именно объектом созерцания и внутренних восприятии. Наше познание себя действительно должно быть таким, если признать, что пространство есть лишь чистая форма явлений внешних чувств… 13