Александр Строганов - Стравинский

Шаг за шагом. Отмериваем. Метроном. Времена года не считаем. И только. Слишком умеренно для гаданий. Всегда. Сами того не замечая, приближаем последний вздох, забывая все, за исключением пустяков, из которых, собственно, и состоим. Иные называют это гаданием, иные музыкой, но к истине это не имеет никакого отношения.

Голубей забыл.

Все музыканты – немножечко поэты, все поэты – немножечко сумасшедшие. У сумасшедших отменный слух. Музыканты, стало быть. Смогли, когда бы захотели. И вся эта компания, слышишь, дырявая под охраной собак и ангелов. Собаки на земле оберегают, ангелы в небе. Пасут паству свою неразумную, пеструю. Нарасхват. Чему тут удивляться? Так было, но так стало. А музыка ничего не выражает. И не выдумывайте.

Надо же немного.

Эмоции – такие лошади. Крепкие. По любому крепче возницы. И железа, и рогожка, и удаль, и мятый козырек, им то что? Лоснятся, храпят. Ломы. Грязь, хоть и городская. Звонари, фонари, головокружение. Как себя вспомнить? Каким ветром занесло? Куда? Казалось, поживем немного. Залетные. Грустно, конечно, что хромаю, но с этим жить можно. Трактир сладок. Забвение. Женские линии. И у штофа. Здесь женщин иначе вспоминают. Была же Ева. Нет-нет, да и вспомнится.

Ну, давай, присядь ко мне на коленочки. Хочешь? Не хочешь? Не ломайся, давай, присядь ко мне на коленочки.

Конечно, слёзы немного. Допускается. Всё же семья, как ни крути. Начиналось-то всё как песня. Песней и закончится, только вряд ли поймем. Бывают такие песни, что и не песни вовсе. Та же летучая мышь.

Видите ли, наверху теплее. На потолке разводы – чистая радуга. Вот не научили нас головы поднимать. А надо бы иногда. Скажите, только честно. Можете честно ответить на мой вопрос? Вы честный человек? Надеюсь, что вы честный человек. Если судить по глазам – должно быть, честный человек. Хотя некое лукавство проглядывает. Или это из-за очков? У вас большая диоптрия? Если большая диоптрия, ощущение лукавства могут давать линзы. У вас толстые линзы? Вижу, линзы у вас толстые. Этак вы толком ничего и не увидите. Впрочем, зрение здесь имеет второстепенное значение. Зрение и деньги. Так как, насчет моего вопроса? Ну, что, готовы ответить? Только честно. Скажите, вы различаете небо и потолок? Небо и потолок – не одно и то же. Знаете разницу между небом и потолком? Вот вы говорите «разводы», говорите «разводы на потолке». А что если не на потолке? Не страдаете пространственным кретинизмом? Сдается мне, что вы страдаете пространственным кретинизмом. Его еще называют топографическим кретинизмом. Или просто кретинизмом. Я не намерен вас оскорблять. Ни в коей мере. Не подумайте. Что скажете? Нет у вас топографического кретинизма?

Слезы, жалобы. Немного. Скупое. Обиды. Обидчики. Все умрут. Все. Прощаю, слышите? Это важно. Слезы светлые. Но, преимущественно, героизм. Печать на каждом челе. Ступай, говорит, поздно уже. Впотьмах добираться трудно. Фонари, фонарщики, аптекари. Блок молчат. И так всегда. Заметет. А то еще кошелек утянут. Там брать-то нечего, мелочевка одна.

Фонари дороже денег.

У лошадок из ноздрей пар клубами. Такие запахи – вся деревня в санях. Взял вилы и убил гадюку. Испугаться даже не успел. А то на лесенку заберется под потолок. Оттуда горланит. Высоко. Тепло. Радуга. Где же нас победить? Стекла темные. Штофы темные. Медная стать. Лбы. Такие помыслы! Оступиться невозможно, проиграть. Картишки. Мечите, мечите, не сомневайтесь. Немного гордости напоследок. Мимолетная суть. И уже какая разница? Что ни говори, славно придумано. Небытие. Печаль напускная. Немного. Зато вселенское. Мысль. Безгранично. Братцы, братцы! Мужское такое. На фоне всеобщей истории пара минут, не больше. Зато, каких минут!

Вот теперь, пожалуй, и с лошадью сойтись можно. Впиться в загривок со всей дурацкой мочи. Никогда. И довольно об этом. Неча нюни распускать.

Напоследок.

Пожарные Фефелов и Сопатов. Смешные, грустные. Все время бунтуют друг против друга. Там бунтовали, и здесь остановиться не могут. Здесь хотя бы не дубасят друг друга, и то. Вот Фефелов начинает. Сопатов как правило выступает вторым голосом. Вот Фефелов начинает, – Они снизу грозят, все время грозят, грозятся. Сопатов, – Кто? Фефелов, – Все. Все не все, но многие. – Кому грозят-то? – Грозят, грозятся. – Да кому же? – Всем. Нам с вами. Всем. – Зачем? – Проклинают. – За что? – Угрожают. – Вам кажется. – Нет, не кажется. – Кажется вам. – Да нет, грозят. Угрожают. Грозятся. – Не грозятся. – Грозятся. – Не грозятся. – Грозятся. – Не грозятся. – Грозятся. – Не грозятся. – Грозятся. – Не грозятся. Теплом от них веет, от пожарных сих.

Си.

Бродим, бредем. Опять Египет, опять Сибирь. Снова полюс, снова отдых в пути. Сойка. Сибирь матушка. Стравинский там, сверху. Поднимите голову. Прилег, отдыхает. Высоко. Глаза закрыты. Не то спит, не то умер. Голова в капюшоне. У Христа за пазухой. Дышит тихонько. Настой послеполуденный. Калачиком свернулся – другое дело. Кто таков? Слуга ваш покорный, наш покорный. Дедушка-ребенок. Близорукость как спасение. Линзы новые. Прячет. Прячется. Непокорный. Слуга. Начетчик. Певчий. Жалейка. В добрый путь. Служу, служит, служат, служим. Маленький, сухонький. Лицо как у Гасторниса. Или урочища. Головешка с лицом вороны. Заигрался. Кто там еще? Чьи дырочки насвистывают? Ангелы, собаки, знакомцы, незнакомцы, прохожие, охотники – пара человек, лисы, голуби. Подо мхом черви греются. Мудрые. Мудрость.

Легато.

Такая ось ординат получается. Фактически, крест. Так что песенки пели, лакомились, ритуал выполнили, говорили. Пили. Немного. Никто не видел. Жизнь впереди, казалось бы, куда торопиться? А, действительно, зачем? Ну, так, это время само торопится. Торопится, подгоняет. Так уж повелось. Безвинно виноваты. Как повелось. Словом, всё как всегда. Vice versa. Меду тем, рыбка в прудах еще осталась. В прудах, озерах, фонтанах, пузырях. Петушки, луковки, пуговки, страх. Пуговички золотые. Золота больше стало. Было бы смешно. У золота свои ритуалы. Опасные. Ничего, ничего. Золотые крупы лошадей, золотые спины весталок, золотые колени отцов, золотые фаллосы. Короны, прочие цацки – само собой.

Что еще? Кого наградить?

Запахи, кстати, мутные при таком обилии. Мутные, тяжелые, бурые. Мох. Бороды вдвое растут. К холодам готовимся, того не ведая. Словом, сами по себе. Музыка – сама по себе, мы – сами по себе, время – само по себе. Однако надежда. Главный признак присутствия. А присутствие во всём. Об этом забывать не след. Там, куда можно войти, разумеется, куда пускают. Многие двери закрыты, чего греха таить? Двери, ставенки, колодцы, люльки, лазы. Китайцы, к примеру, бамбук выращивают. До луны. Тупик. Ибо выше понимания. Какой смысл? Всегда так было. И на лесоповалах, не думайте. Лисы, соловушки, топтуны, правдолюбцы. Правдолюбцы особенно умиляют. Дети, кликуши. Соль земли русской. Даром, что живы. Справедливости ради, юродивых тоже прибавилось. Так и ходим пятками назад. Как Бог положит. Так что хождение по воде больше не фокус. Господи, так долго ждали!