Александр Строганов - Стравинский

А также дирижабль.

Или забраться в поезд на верхнюю полку, отвернуться к стенке, гусиная кожица, и мурлыкать наугад невесть что. Угольная пыль. Буржуйка. Контрапункт. С чем бы сравнить? Засвеченная пленка, пожалуй. Иврит. Нефигуративная повесть. Рубашка утопленника. Ветер. Такое вот за окном – лучше всего. А мне – хоть бы что. Наверху теплее.

Внутри дирижабль пахнет кожей. Обожаю вариации. Вариации – любовь моя. Ложечки. Уж мне довелось пообщаться с людьми во множестве, в массе, бывало, и с толпой. Со времен Колизея. Ничего же не происходит. Ну, что? Могу с уверенностью объявить, любая мелодия скорее материальна. Ее можно нянчить без угрозы быть укушенным. Кроме того, наверху теплее. Даже если зима. Особенно, если зима. В особенности, если зима.

И запируем на просторе. 15

Африканский голый землекоп – животное с пренебрежимым старением. Вот вам и ответ. То, что надо. Надеюсь, теперь вы увидите совсем иную перспективу, обернувшись или свесившись из окна.

Сижу в пустой комнате. Сижу в пустой начисто выбеленной комнате на бумагах. В бумагах. Зыбучие пески. Комната выбелена. Чисто. Начисто. Чисто и светло. И страшно. До тошноты. Сижу. Не голый, нет. В чем был, в том и сижу. В чем прибыл, в чем останусь навсегда, и не только в ваших сердцах, дорогие мои. Один. За что, по совести, благодарен. Благодарный человек. Не счесть благодарностей моих и приветственных речей. Сижу в окружении бумаг. Пока один, но предчувствия одолевают. Зажал рот пятерней. Зачем, не знаю. Фигура томления. Ноги поджал. Сижу. Жду. Ожидаю. Пол усеян бумагами.

Предположим.

Что за бумаги? Откуда все эти бумаги? Несметно, космос, пауза, немота. Ну, так что изменилось? Разве что-нибудь изменилось? Изменилось. Бумаги, бумаги, бумаги. Белая комната. Что за бумаги? Партитуры. Черновики. Чистовики. Нотные тетради. Комната белая. Чистая. Все, что писал, написал. Все, до единого письма. Газеты. Не нужно было писать. Писать, говорить. Не нужно, не нужно было. Никто рукой не водил, за язык не тянул.

Сижу.

Стравинский. Сулима-Стравинский. Кто таков? Игорь Федорович Сулима-Стравинский. Игорь Федорович. Здравствуйте, Игорь Федорович. Приветствую, Игорь Федорович. Добро пожаловать, Игорь Федорович. Комнатка – что надо. Светлая. Светелка. Вам ведь теперь много не требуется. Вам теперь ничего не требуется. Всё в вашем распоряжении. Все в вашем распоряжении, если потребуется. Но, сдается мне, вам ничего не потребуется. По тишине скучали? Будьте любезны. Наказание. Вот и наказание. Всё – наказание. Решительно всё. Яблочко с яблоньки упало – вот и наказание. И наказание, и радость. Всё же одно, всё одинаково.

Об убийствах, прочих ужасах не думайте, о малодушии не думайте. Ни о чем не думайте. Вам это вредно, и не по адресу. Вообще не думайте. А, кстати, а что, Стравинский, из любопытства, чисто из любопытства, многих порешили? Обесчестили многих? То есть как? Очень просто, отравили, топориком тюкнули, в ванной утопили, надругались, склонили, принудили многих? В качестве духовного упражнения, не важно. Красная шапочка тоже невинностью помечена была. Но вы-то не девственник, далеко не девственник. А уж порицать, осудить – так просто чемпион. Знаете, какие мысли у судей случаются? Волк и ягнятка – две ипостаси одного зет. Подумайте об этом на досуге. У вас теперь времени много будет. А, может быть, вы революционер? Известное дело. Музыка, музыка. Забудьте. Забудьте, наигрались. Гоголь наигрался, и вы наигрались. Чем вы лучше Гоголя или Улитина. А кто рукой Гоголя водил, его кто за язык тянул? Так что виновного искать – глупое занятие. Виновен всяк. И волк, и ягнятка, и Ягнатьев, и улитка, и Улитин.

Прошу любить и жаловать. Водитель троллейбуса, скрупулезный человек. Непременно познакомлю вас.

Улитин, многие другие.

Ну вот, вы признаетесь, покаетесь, объявите, что подлец, объявите себя форменным подлецом. Улитин объявит, Гоголь объявит, раз уж попал в силки. Точнее, в трубу вылетел, следом за томом своим, пеплом своим, душой своею. Разве это что-то изменит? Голод, знаете ли. Да, да. Разве станете вы или он после этого подлецом? Или станете порядочным человеком? Да еще присовокупите, что вас принудили, заставили. Это уж как повелось. Вот тогда точно подлецом сделаетесь. Я, собственно, почему за молчание и ратую.

Или такой перевертыш: был подлецом, стал образчиком. Встаньте по пояс в воду и полюбуйтесь на свои ноги под водой. Кто? То-то и оно.

Кто? Кто, да кто. Кончилось время вопросов. Облетела листва. Зимой тянет осень описать Я, пожалуй, только одну строчку-то и помню. Осень. Обсыпается весь наш бедный сад. Листья пожелтелые по ветру летят. 16А вы помните? И я уже не помню.

Знаете что? Наслаждайтесь чистотой. Учитесь чистотой наслаждаться. Это труд, много тяжелее сочинительства, доложу вам. Ну, что, нашли? вы же что-то искали, Стравинский? Нашли, что искали, Стравинский? Что вы искали, Стравинский?

Бумаги, бумаги. Что с ними теперь делать? Вы, кажется, то-то хотели сообщить. Очевидно, что-то хотели сообщить, может быть, порадовать, может быть, напугать. Донести. Да как же можно? Никак. О том и речь. Видите, нет ничего. Не ожидали? Откровенно говоря. Не ожидали, признайтесь. Чисто, чисто. Не пылинки. Наказание чистотой. Не лишено изящества, иронии. Захочется грязи – пожалуйте в сад. По весне. Не возбраняется. Здесь – можно. Здесь все можно. Но не обессудьте. Помните, как у Экклезиаста, но помните . Так это уже было. Было и будет. Старик времени не наблюдает. Время – выдумка. Кому, как ни вам знать. Сколько времени? Два часа. Или двенадцать. Или два. Сказано: время не наблюдается. Никто ни с кем ни о чем не договаривался. Договоры, уговоры упразднены. Время – выдумка. Фантазия. Галлюцинация. Вроде ваших сочинений, господин Стравинский. Вроде вашего Парижа.

Белая салфетка.

Улитин, например, плакал. Улитин и его троллейбус. На лицо – дельфины. Оба. Один побольше, другой – поменьше. Сияют оба. Всегда. Здесь – особенно. А тогда плакали. Оба. Сияли и плакали. Подозреваю, не хотели расставаться. Может быть, другая причина. Собственно, все плакали. Трудно к новой жизни привыкать, да надобно. К новой жизни, к чистоте. Не зверинец. С вас довольно и канцелярии вашей. Вон сколько бумаг запачкали. Вы, собственно, кто? Канцелярский работник или почтальон? Служащий почтового отделения? Зачем столько писем, нот? Вы чего хотели-то?

Мысли о Боге оставьте. Вы все, через одного Богу равными быть хотите. Не говорите, не думаете даже, боитесь думать, а в душе лелеете. Ну же, протяните руку, укажите. Где Он, где? Протяните руку. Теперь можно. Прежде возбранялось, не приветствовалось, теперь – пожалуйста, сколько угодно. Ну, Где Он, где? Не видите? Не видите? Как же так? Выходит не конец пути? Что, еще не конец? Предположим. А вот если бы вы такое узнали наверное, смогли бы дальше жить с этим? Как думаете? Смогли бы не умереть тотчас, на месте, чтобы снова и опять?