Мария Говорухина - Четыре грустные пьесы и три рассказа о любви

Борис: Да. Письма писал тогда. Давно это было.

Валентина: Ты что, тетя, все в порядке, все хорошо, не плачь, не плачь.

Серафима: Почему погиб, почему? ( Плача, уходит в другую комнату )

Ангелина Ивановна: Ой, дети, что ж это такое? На старости лет страдать? Как же мы теперь все жить будем? Знать ты должна, как мы тебя любим. Напрасно я все это затеяла. Напрасно. Какие сны, какие иллюзии, от них только горечь. Иллюзии из сердца гнать надо, а не взращивать. Каленым железом обман из сердца. Спится лучше и живется легче. Каленым железом.

Ирина: Сколько ж людей покалечилось из-за этой борьбы с иллюзиями. Нет, мама, любовь — это иллюзии, она живет иллюзиями, ими живет.

Ангелина Ивановна: Нет, детка, это все твои поэты, а жизнь она такая трезвая, такая безжалостная, такая одинокая, обман в отношениях с ней невозможен, от этого только физическая или душевная боль. Каленым железом иллюзии, и сны туда же. Внутри себя знала ведь, что не то, нельзя, не так, но поверила. В лучшее поверила, что так лучше, решила. А оно вот как повернулась и опять. Ой, несчастная у нас Серафима. Ой, несчастная. Ой, как же ты эту жизнь прожила, как же ты намаялась.

Валентина: Мама, не надо, успокойся, нормально все. Все нормально. Знаешь, Борис, наша семья увидела войну с одной стороны — женской. Андрей не вернулся, а папа практически ничего не рассказывал, мы были очень маленькие, когда он умер. Только когда вернулся, не мог спать ночами, бродил по дому, Серафима просыпалась и тихонько плакала. Так, мама, дело было?

Ангелина Ивановна: Так. Как мы наказаны этой войной. Какое жуткое и страшное наказание. И как долго оно длится. Фашистское зверье, что же они натворили. Поверь мне, внучок, фашизм очень легко проникает в сердце, им легко заразиться. Много людей под страшные знамена вставали.

Валентина: Он порой долго не заметен, и заразиться легко, если нет прививки, только в больницах такие прививки не ставят. Она откуда-то свыше дается. У тебя она если и была, то не сработала. Борька, Борька.

Ангелина Ивановна: Как же мы все надеялись, что он вернется.

Ирина: У него был хороший командир, когда они стали падать духом — дни войны были разные — его командир приказал всем чистить одежду так, чтоб блестела. Когда Андрюше было плохо, он вытаскивал фотографию Симы и фотографию его класса. Андрей на фронте постоянно стихи Пушкина читал. Они его поддерживали.

Валентина: Знаешь, что эти скоты, убийцы, враги, гады, в войну делали? Я расскажу, мама. Он не маленький. А то ему видно раньше казалось, что это так люди гуляли по полям четыре года.

Ирина: Не передергивай. Не показалось ему так.

Валентина: А ты за него не отвечай. Так вот, они в болотах трупами дороги выкладывали, а потом по ним ездили. То, что ты письма забрал, это нам привет от таких, как они. А Ирина, увидев тебя, не смогла тебя после большого перерыва осудить, сердце у нее мягкое, всепрощающее. А то, что ты про дядю Андрея много прочитал и знаешь, то молодец, не напрасно, значит, тебе в детстве о нем рассказывали. Как вот только у тебя рука поднялась письма забрать. Серафиму обидеть — это скотиной надо быть. Ира видеть этого не хочет: единственный племянник — подлец. Вот одели тебя, причесали, поговорить ты смог… Не прощу. Думаешь, память все сотрет? Не сотрет. Так что ты давай, езжай, забирай свои шмотки и мотай отсюда. Письма, Ира, мне отдай. В целости? Вот и молодец. Если б не Ира, Виктор бы тебя побил.

Борис: Я повторяю в сотый раз: она отдала мне письма, я зашел тогда в дом за телефоном, потому что мне показалось, что он звонит. Серафима увидела меня и начала причитать: «Андрюшенька! Андрюшенька!». И вручила письма. Я их взял, потому что много читал об этом, и об Андрее тоже. Я хотел прочитать их, вот и все. Что я сделал? Я уеду, вам всем лучше будет?

Анна: Нет, сынок.

Валентина: Слова в защиту произносит мать. Ты все молчала, молчала, теперь решила высказаться?

Анна: Знаешь, Валя, я тоже здесь останусь. Так что, Ира, все вместе жить будем.

Ангелина Ивановна: Места хватит. ( Ангелина Ивановна уходит в комнату к Серафиме )

Анна: А ты, сынок, наличных у тебя много, распорядись ими как надо.

Валентина: А лучше отдай.

Анна: Не хочу я, Боря, в город, возвращаться. Некуда.

Ирина: Выйдет она за тебя — хорошо, нет — отпусти. Нельзя удержать — отпусти.

Анна: Поезжай, сынок.

Борис: Вы меня выгоняете, что ли? И ты, Ба, хочешь, чтобы я уехал? И ты, тетя Ира? Какие вы все хорошие. Спасибо, мама, помогла. И что мне делать? В море броситься?

Анна: Моря здесь нет.

Валентина: Моря нет, вот незадача. Так езжай на море прокути мамины деньги, мы-то уж ее не выгоним. Чего растерялся?

Борис: Да уже все равно.

Ирина: Теперь все кончено? Ты остановился?

Борис: Остановился.

Валентина: Безумного разве остановишь.

Борис: Я остановился.

Ирина: Поезжай, скажи ей, что любишь, что для тебя она вся жизнь.

Серафима ( голос ): Это я для него вся жизнь, я!

Ирина: Конечно, ты тетя, конечно, ты.

Серафима ( голос ): Не уезжай, никуда, Андрюшенька, не бросай меня вновь.

Ирина: Не бросит, он тетя, не бросит. Если бы у меня были деньги, я бы исследовала безумие. Да, открыла бы институт или лабораторию.

Валентина: Почему если бы были деньги?

Ирина: Потому что они нужны для всего.

Валентина: А сейчас ей чем помочь? Без исследований?

Ирина: Когда-то я ходила и целую неделю записывала за тетей ее порой очень бессвязную речь. Оказалось, она перечислила практически все события, которые произошли за неделю, и в бессвязном бормотании она давала оценку людям и себе. Я делала это еще ребенком, я из-за Симы хотела пойти учиться на врача, но не прошла в институт по конкурсу. Я не знаю, чем помочь.

Виктор появляется из-за дверных занавесок

Виктор: Я вам сейчас всем вам помогу. Ну, уродец, иди сюда, пообщался? А сейчас со мной только будешь общаться.

Ирина: Зачем ты так?

Виктор: А как? На тормозах спустить? Отпустить его и все?

Ирина: А тебе неймется отомстить? А простить ты не можешь? Простить?

Виктор: Мужики не прощают.

Ирина: Зверь и тот добрым может быть. Как без доброты жить можно? Хуже зверя станешь. Что с тобой случилось, Виктор? Зачем вместо помощи ты хочешь нас перессорить? Что от того изменится, что ты его опять в бане запрешь и теперь надолго? Кому это нужно? Он молодой совсем, а ты? Откуда в тебе эта жестокость?

Виктор: Не жестокость, а жесткость.

Ирина: А милосердие? Милосердие? Даже если он ошибся, очень ошибся, зачем из него преступника делать?

Виктор: Ты сама не понимаешь, о чем говоришь. Таких, как он…

Ирина: Что таких, как он, а таких как ты? Таких, как ты? Ты в своей жизни женщин не обижал? Ничего у них не крал?

Валентина: Что ты на него напустилась.