Татьяна Лебедева - Бандеровка

Никто ничего не отвечал ей.

— Подумайте, что вы делаете? Это же преступление! Нас просто натравили друг на друга, как собак, заставили ненавидеть. А вы схватили ребенка и рады! Я обычная киевлянка, как тысячи и миллионы других. Я не фашистка, не нацистка, не бандеровка! Это все миф, придуманный для того, чтоб вы нас ненавидели, чтоб была война. Разве она вам нужна?

— Помолчи! С тобой поговорят, когда нужно, — отозвался один.

— Можно мне позвонить мужу?

— Нет!

Богдану трясло. Руки и ноги ходили ходуном. Когда ее высаживали из машины, она почувствовала, что не может идти. Тогда чья-то лапа железной хваткой взяла ее за плечо и потянула вперед, она же и удерживала в воздухе, когда у Богданы заплетались ноги или она спотыкалась. Через несколько метров они остановились. «Голову!» — крикнул мужчина. Богдана не поняла. Ей резко наклонили голову, и прохлада и сырость подвала пахнули ей в лицо. За шкирку ее свели по ступенькам и посадили на стул в углу.

— Еще одна шпионка прибыла! — гаркнули рядом.

— Попалась? Ну пусть посидит, подумает!

Мешок сняли. Когда мужчины ушли, Богдана осмотрелась. У правой стены на широкой скамье сидела женщина. В темноте не было видно ее лица.

— Что они со мной будут делать? — спросила Богдана.

— Допрашивать, — ответила та глухо.

— Бить будут?

— Не знаю. Будут угрожать, морально давить.

— Они… изнасилуют меня?

— Откуда я знаю, меня пока не насиловали.

— А вы давно здесь?

— Позавчера привезли утром.

Спрашивать «за что?» казалось Богдане глупым, она понимала, что ни за что, так же, как и ее. Оттого, что рядом есть другая такая же женщина, становилось чуть спокойнее.

— Как вас зовут?

— Ира.

— Меня Богдана. Вы тоже журналистка?

— Да. Снимала в Счастье, в Донецке. А здесь не получилось.

— Вас уже допрашивали?

— Если это можно назвать допросом, — усмехнулась она. — Меня сначала заперли в комнате в административном здании. Где-то здесь, неподалеку, в каком-то поселке. И проводили со мной разъяснительную беседу. Говорили, что я их гостья!

У нее снова вырвался смешок.

— Какая гостья, если я сижу взаперти? Потом просто угрожали. Рассказывали про химическое оружие, которое якобы использует украинская армия, зарезанных детей. Мол, украинский военный идет по улице, хватает первого попавшегося мирного жителя и вспарывает ему живот. Труп — в одну сторону. Кишки — в другую. Я просто слушала, ничего не отвечала. Потом перевезли в этот подвал.

Они помолчали.

— Я даже не смогла никому сообщить, — тяжело вздохнула Богдана.

— Ничего, скоро канал начнет искать. Они занимаются этим вопросом, если журналист не выходит на связь.

— Я не по заданию. Я уволилась перед выездом.

Время в темноте тянулось очень медленно. Солнечные лучи не проникали в подвал. Только из коридора, из-под двери, просачивался свет от тусклой лампы. Изредка слышались низкие мужские голоса. Богдана встала и прошлась по подвалу. Он был небольшой, примерно три на три метра. Но тут же почувствовала слабость и снова села на стул. Тревога внутри, как черная дыра, высосала из нее всю энергию.

Прошло несколько часов, как показалось Богдане, — и ее повели на допрос. В соседнем помещении того же подвала ей направили в лицо луч фонаря, и высокий мужчина в черной майке и татуировках, играя оружием, начал задавать ей вопросы. Разговор записывался на камеру. Вопросы были о Правом секторе и Яроше. Богдана ничего не знала.

Какую ты информацию собирала?

— Никакую! Я не по работе, я ехала к мужу.

— Подробно расскажи весь свой путь, как ты ехала, где была?

— До Луганска на поезде, потом прошла до центра города, там мне подсказали, как проехать к границе, я села на попутку и доехала до таможни. Все!

— С кем разговаривала? Кому звонила по дороге?

— Да ни с кем! Никому не звонила, только мужу! У вас есть мой телефон, вы можете проверить!

— Не волнуйся, проверим!

— Проверьте также, что я занималась модой, никакой политики!

— Не указывай, что нам делать!

Мужчина схватил ее за волосы и потянул голову вниз. Богдана закричала.

— Выключите камеру! — крикнул допрашивающий.

Через секунду после того, как съемка остановилась, тот же голос сказал:

— Принесите нож!

У Богданы перехватило дыхание.

— Не надо, — взмолилась она и зарыдала. — Я, правда, ничего не знаю! Я все вам рассказала!

Он играл ножом у нее перед глазами.

— Я клянусь вам! Я самая обычная девочка! Я ехала к мужу! Я оказалась здесь случайно! — от сердцебиения голос ее пропадал.

Он полоснул ей ножом по майке, распоров ее снизу доверху. На несколько секунд Богдана отключилась. Она пришла в себя, когда ее уже тащили назад в первую комнату. Снова посадили на тот же стул. Богдана отдышалась, сжала голову руками, пытаясь унять боль.

— Что с нами будет? Нас отпустят живыми? — спросила она Иру.

— Вряд ли они будут убивать нас, — ответила та. — Может быть, обменяют на кого-то из своих потом.

— И сколько все это продлится? — Богдана подумала о Саше.

Женщина не ответила.

От страха мысли все время путались. То Богдана представляла, как не находит себе места Саша, звонит ей и попадает на элэнэровца-сепаратиста. Может, у него требуют выкуп, угрожают? То думала, как напишет сенсационную статью о пребывании в плену. О том, что она может не вернуться, Богдана старалась не думать. Старалась. Но получалось плохо. Липкая, назойливая мысль, что это последние дни ее жизни, ползала, извиваясь ядовитой змеей, по всему ее телу. Она сдавила ей судорогой живот, обвила холодом сердце, потом застряла в горле противным комом и, наконец, заползла в мозг — и там расположилась, обвив кольцами правое и левое полушария. Хотелось снова отключиться. Хотелось хоть что-то сделать: позвонить, написать, сказать! Но мрачная тишина, молчаливая женщина и бетонные стены подвала связывали ей руки.

Через несколько часов Богдана беспокойно заснула, сидя на стуле. Сквозь сон она слышала, как в камеру кто-то зашел. Топот ботинок, копошение, они увели Иру. Потом толкнули ее стул.

— Поднимайся. Идем!

На голову снова надели мешок. Богдана видела только свои ноги и казавшуюся серой в предрассветном тумане траву. Опять ее посадили в машину и куда-то повезли. На этот раз ехали с нею двое молодых парней, судя по акценту, русских. Им было очень весело, всю дорогу они шутили.

— Знаешь, куда мы едем, бендеровка?

— Далеко-далеко, туда, где тебя никто не найдет!

— Думаешь, мы тебя будем насиловать?

— Нет!

— Думаешь, мы тебя убьем?

— Неет!

— Мы тебя живьем закопаем! Ха-ха-ха…

Ей сняли мешок с головы в поле. Она увидела перед собой золотую ниву, уходящую вдаль до горизонта, и небо, залитое первыми лучами солнца. Конвой и машина были у нее за спиной.