Вильям Козлов - Дети ада

К бородатому Мише Бронху Сонечка Лепехина наведывалась на улицу Рубинштейна 2—3 раза в неделю, была там с 11 до 13. В это время ее муж скучал в конторе на улице Достоевского. Она еще из дома утром звонила ему и сообщала, что до обеда прошвырнется по магазинам. Обычно в три дня муж приезжал домой обедать. Еду Соня готовила с вечера. Жили они по нынешнему времени на широкую ногу: в холодильнике куры, дорогая колбаса, масло, сыр, мясные паштеты, копченая рыба, фрукты и прочее, что можно купить в кооперативных магазинах и на рынке. Не выводились желтые бананы, Соня их любила, как и ананасы. Нечто эротическое проглядывало, когда она прямо у ларька сдирала желто-белую шкурку с банана и медленно засовывала изогнувшуюся сочную мякоть в свой розовый рот... Соня даже позволяла себе иногда на ночь делать маски для лица из сметаны и лимонного сока. Это при том, что один лимон стоил почти сто рублей.

Миша Бронх — он открывал дверь Соне — был описан Нильским довольно точно: круглое лицо, круглая борода вокруг него, толстые красные губы и выпуклые черные бархатистые глаза. Бриллиант на втором пальце от мизинца левой руки посверкивал как глаз хищного зверька. Широкая мягкая кожаная куртка, джинсы, кроссовки — все как и у российских преуспевающих бизнесменов.

В это пасмурное петербургское утро Иван сидел в дегтяревской машине под окнами пятиэтажного старинного дома, где в двухкомнатной квартире на третьем этаже ворковали за накрытым столом с шампанским и популярным ликером «Амаретто» Миша Бронх и Сонечка Лепехина... В отсутствие хозяина, Рогожин побывал там и установил крошечный микрофон, по виду напоминавший засохшую сливу. Он закрепил его клейкой лентой за картиной, висящей в изголовьях широкой тахты, накрытой длинношерстным пледом. На старом, потемневшем полотне неизвестного мастера изображена обнаженная Венера и сатир, а за деревьями прятались пухленькие крылатые купидоны с луками. Осклабившийся, с острыми рожками и козлиной бородой, старик, похотливо простер свои волосатые руки к полулежащей белоснежной с розовыми круглыми грудями, Венере. На чувственных губах Богини сладострастия мечтательная улыбка, не о сатире она думает, а о красавце Адонисе...

В машине находился портативный аппарат с магнитофоном, записывающий все, что происходило в комнате. В январе Иван и Дегтярев принимали в Санкт-Петербурге трех частных детективов, приехавших сюда из рассадника преступности, знаменитого Чикаго. Крепкие, веселые ребята. Им показали город на Неве, отвезли даже в Комарово к Глобову, который знатно угостил заморских гостей. Переводчиком был один из служащих миллионера. Неделю пробыли в Петербурге американские детективы, а уезжая, подарили агентству вот этот аппарат с набором всевозможных микрофонов.

Не поскупились и дали два десятка крошечных магнитофонных кассет. Они бы подарили и «магнум», но он был записан в декларации, иначе они не провезли бы его в «Боинге». Сейчас за этим очень строго следят.

Аппарат действовал отлично: мало того, что записывал на пленку, но прямо в машине можно было услышать все, что происходит в комнате. И занимал такой аппарат совсем немного места. Снаружи в машине его не увидишь, как и наушник в ухе Рогожина. Моросил мелкий дождь, он шуршал о крышу машины, избороздил извилистыми струйками стекла. В мусорных металлических баках копошились голуби. С балкона пятого этажа за ними наблюдала взъерошенная ворона. Неожиданно спланировав вниз, она выхватила из бака высмотренную сверху белую корку и снова взмыла на железные перила баков. Три школьницы, спрятавшись под ржавым железным навесом, курили сигареты, иногда чему-то громко смеялись. Скоро они убежали со двора, наверное, близко школа: покурили и снова на уроки.

Без всякого удовольствия слушал Иван пустую болтовню на третьем этаже. Вроде бы уже привык к тому, что приходится заниматься такими делами, но что-то в душе протестовало против этого. Американские детективы рассказывали, что им доводится заниматься делами почище элементарного прослушивания — в ход пускают и кулаки, и дубинки, и оружие. Делают фотографии в самые интимные моменты в постели. Такая уж работа детектива... Но если ты честный и порядочный человек, то вытравить из себя совесть, стыд невозможно. Иван сейчас занимался непорядочным делом: подслушивал частную жизнь незнакомых ему людей, не только подслушивал, но и записывал на магнитофон, а разве проникать в чужие запертые квартиры порядочно? Пусть даже ради выяснения истины? А вот ему приходится делать то и другое. В квартиры подозрительных людей наведывались в их отсутствие и работники уголовного розыска, госбезопасности, подслушивали телефонные разговоры, устанавливали микрофоны... Об этом сейчас открыто пишут в газетах. Конечно, кассету с записью он не отдаст клиенту, позволит лишь прослушать ее в его присутствии. Хотя и опасно было задерживать на месте преступления воров и бандитов, но то была настоящая мужская работа, пригодился ему армейский опыт, а вот сидеть в машине с микрофоном в ухе... Из бесед с американцами Иван понял, что их не мучают сомнения на этот счет, они получают от начальства задание и стараются его выполнить, как можно лучше. За это им деньги платят, повышают в должностях. А разве журналисты, залезающие к знаменитостям чуть ли не в постель, лучше? Чтобы добыть сенсационный материал, они готовы на все, но журналисты интригуют своих читателей, вызывая у них низменный интерес к известным людям, кинозвездам, а частные детективы помогают своим клиентам, спасают их от преступников, разрешают и самые сложные нравственные проблемы...

Успокоив себя подобным образом, Иван стал внимательно прислушиваться к разговору.

Бронх: ...теперь это совсем другой Ленинград, чем был раньше.

Соня: Санкт-Петербург, дорогой... Ленинградом только замшелые партийцы наш город называют. Дедушка Ленин оказался не таким, каким нам его с первого дня рождения представляли: добрым, умным, ласковым! Он был жесток, ненавидел русский народ, хитер и...

Бронх: Ну его к черту, дедушку Ленина! — послышался хриплый смех. — Тебе налить?

Звон стекла о стекло, бульканье, какой-то скрип.

Соня: Мне кажется, Стасик обо всем догадывается.

Бронх (беспечно): Ну и пусть!

Соня: Как это пусть? Он ведь мой муж.

Бронх: Если я даже на его глазах тебя трахну, он ничего не скажет.

Соня: Я не люблю это слово: «трахнуть»!

Бронх: Есть и другое слово...

Соня: Миша, Бога ради! И потом он любит меня.

Бронх: Я думаю, он больше любит валюту, чем тебя. Предложи ему солидный куш — и он продаст тебя не задумываясь.

Соня: Ты его не знаешь.

Бронх: Стаса-то? (смеется). У вас тут все помешаны на долларах! Оно понятно, рубли попали в гиперинфляцию, а жить-то красиво все хотят. Сонечка, ты не обольщайся насчет своего красавчика — он променяет тебя на богатую старуху из-за рубежа, лишь бы на ее счету денежки водились. Жаловался, что ты ему дорого обходишься.