Вильям Козлов - Дети ада

Почти два месяца каждое утро мимо моих окон с грохотом и лязгом ползли в атаку на беззащитный бор тракторы с бригадой лесорубов. Все дороги, ведущие в сторону Гололобов, были вспаханы колеями деревьев до земли, от кострищ повсюду остались безобразные черные проплешины с разбросанными головешками. С утра до ночи связками волочили тракторы за собой длинные хлысты, грузовики вывозили напиленные короткие чурки. Появились и незнакомые машины с людьми. Эти приезжали в выходные и, нагрузившись распиленными бревнами, уезжали. Кто они и откуда — никто не знал. У нас лес не охраняется...

Тридцатиметровые сосны и ели падали и падали с хватающим за душу стоном. И лишь смолкал вопль умирающего дерева, как раздавались голоса лесорубов, смех.

Я перестал ходить в этот бор на лыжах. Мне невыносимо было слышать, как стонут умирающие деревья в лесу.

Рано утром вышел маленький заспанный мальчик на зеленый луг перед домом и зажмурился от весеннего разноцветного сверкания. На каждой травинке, на каждом цветке искрились, переливались всеми цветами радуги крошечные капельки. Даже на белоголовых одуванчиках серебрились капельки, а ромашки сияли как маленькие солнца. А солнце совсем невысоко поднялось над кромкой леса, оно было большое, огненно-лохматое, будто спросонья еще не успело с себя сбросить золотистый плед. Над сверкающим лугом стоял тонкий гул. Пчелы и шмели садились на цветы, трудолюбиво копались в сердцевине и вскоре перелетали на соседние и на лохматых лапках переносили с цветка на цветок по крошечной сверкающей пылинке.

«Что это вокруг меня? — щуря глаза, изумленно озирался мальчик. — Кто это разбросал столько разноцветных огоньков? Почему же я раньше никогда их не видел?»

И он решил побольше собрать их и показать бабушке, к которой недавно приехал на лето из большого города. Мальчик принес из дома блюдце и стал осторожно с каждого цветка стряхивать в него росу. Пчелы не сердились на него, они спокойно перелетали с цветка на цветок и не кусали мальчика. Холодная роса брызгала ему на руки, рубашку, попадала и в блюдце с золотистой каемкой.

Пока мальчик топтался на лугу и собирал в блюдце утреннюю росу, солнце поднялось выше, сбросило лохматый золотой плед и жарко засияло на чистом голубом небе, откуда-то прилетел легкий теплый ветерок, он нежно погладил каждую травинку, заглянул в каждый раскрытый цветок, и роса исчезла. И на кривых лапках пчел больше не сверкали крошечные огоньки. Круглоголовые одуванчики тоже перестали светиться бирюзой.

Мальчик прибежал с блюдцем в дом и радостно закричал:

— Бабушка, бабушка, посмотри, сколько я тебе принес красивых разноцветных огоньков! — и протянул ей блюдце. — Я их собирал на лугу!

Бабушка опустила ухват — она задвинула им чугун с картошкой в печку — и молча посмотрела на внука.

— Где же они, золотые огоньки? — удивился мальчик и чуть не заплакал от огорчения: на блюдце дрожала большая мутная капля.

— Не горюй, — сказала бабушка. — Роса живет только на воле, на цветах и травах.

Мирное чаепитие нарушил громкий вопль пятилетнего Юрика, нежданно укушенного в розовую щечку трехлетней Олей. Обе матери разом, словно вспугнутые с насеста наседки, вспорхнули из-за стола и бросились к детям. Олина мама, убедившись, что дочь в целости и сохранности, успокоилась и стала ласково выговаривать ей:

— Ах ты, негодница! Сколько раз говорила тебе, что кусаться нельзя! Кусаются только собаки...

— Ей нужно намордник надеть... — всхлипывая, проговорил Юрик. — И привязать на цепь...

Юрина мама, поджав губы, внимательно осмотрела сына. На его белой пухлой щечке явственно обозначился синевато-красный кружок. Учинив сыну громкий допрос с пристрастием, мать дотошно выяснила, что покушение было совершено в тот самый момент, когда ничего не подозревавший Юрик с упоением вырывал на голове одноглазой куклы льняные волосы. Он утверждал, что если еще оторвал бы ногу, лысая кукла стала бы пиратом из кино «Остров сокровищ», которое вчера показывали по телевизору.

— Не понимаю, откуда у вашего ребенка такие кровожадные наклонности? — натянуто улыбнувшись, сказала Юрина мама. — Кусаться — это знаете ли...

— А ваш сыночек тоже хорош! — вспыхнула Олина мама. — Рвать волосы у куклы — это, по-вашему, правильно? А ногу? Это тоже, если хотите — кровожадность.

Юрина мама не ответила, гладя сына по темной головке, что-то шептала ему на ушко. Не успели они снова сесть за стол и взяться за чашки, как в комнате прозвучала звонкая пощечина, и на этот раз разразилась плачем Оля.

Из-за стола вскочила Олина мама. Нагнулась над дочерью.-

— Что, моя прелесть, случилось? — наливаясь краской, тревожно спросила она.

Оля, размазывая по щекам слезы, сообщила, что злой мальчик ни с того, ни с сего ударил ее.

— Зачем ты это сделал, Юра? — спросила Олина мама.

— Мне мама сказала, что надо дать Оле сдачу... — охотно сообщил Юра.

— Я же тебе сказала дай сдачи только в том случае, если тебя снова будут кусать, — слегка покраснев, заметила Юрина мама.

Олина бабушка, державшая на растопыренных пальцах голубое блюдечко, с сердцем дунула на кипяток.

— Тоже мне, молодцы родители... учат детей драться! Отвяжитесь вы от них, сами разберутся.

— Кто учит? — гневно вскинулась Олина мама и бросила неприязненный взгляд на Юрину маму — моя дочь не дала свою куклу в обиду.

— Из-за какой-то паршивой одноглазой куклы моего сына укусили!

— Кукла хорошая, — вытерев глаза кулачками, возразила Оля.

Забыв про детей, родители обменивались колкостями.

Бабушки, более спокойный народ, продолжали невозмутимо пить чай с пряниками.

— И муж твой такой же... в рот палец не клади — откусит, — раздраженно говорила Юрина мама.

— Вот уж что правда, то правда, — вздохнув, заметила Юрина бабушка. — Сынок-то твой, Ефимья Андреевна, рос бедовым парнем... Любил он в молодые годы подраться. Помнишь, даже в милицию забрали.

— Ты бы, матушка, лучше своего меньшего Володьку вспомнила, — рассердилась Олина бабушка. — Вот был разбойник, чтоб мне с места не встать. Вся наша улица от него стонала! Куда моему Андрею до него...

— Это ты, Ефимья Андреевна, напраслину несешь... Мой Володька инженер. И не какой-нибудь, а главный! А ты — разбойник!.. Побойся бога... Вот твой Андрей как был оболтус, таким и остался. И пьет впридачу. Я его и трезвым-то никогда не вижу.

— Ты его вообще не видишь...

— А что в вытрезвитель забрали?..

Страсти разгорались. Бабушки, неприязненно поглядывая друг на дружку, оставили в покое своих сыновей и стали вспоминать былые пригрешения. Особенно злопамятной оказалась Олина бабушка. Вспомнила даже как Юрина бабушка в молодости у нее жениха отбила...