Вильям Козлов - Дети ада

— Укладывайся в ванну, друг мой бесценный, — скажет она, — а я сейчас водочки из холодильника принесу, осетринки и еще чего-нибудь скоромного! И спинку потру...

Отец Ворсонофий рассказывает, что есть в священном писании такой один пункт, который разрешает попам раз в году разговеться, но так как никто точно не знает этот день, отец Ворсонофий грешит почитай каждый божий день...

Верующие построили ему большой крепкий дом, а куда одному такая хоромина? Вот и сдал райсовету отец Ворсонофий половину дома для клуба студентам сельскохозяйственного техникума. В клубе танцы, концерты, кино гоняют. Не годится лицам духовного звания ходить на мирские зрелища, так отец Ворсонофий вон что придумал: поставил у оконцев, выдолбленных в стене, высокую скамью и вместе с отцом дьяконом каждый вечер смотрит фильмы... Вот только шея от напряжения немеет, а один раз — шел какой-то скучный фильм — отец дьякон задремал и сверзился со скамьи. Неделю, сердечный, ходил с шишкой на лбу.

— Охо-хо, грехи наши тяжкие! — вздыхает отец Ворсонофий и крестит перстами волосатый рот. — Так и несем в этом мире крест наш тяжкий...

Я сижу в районной столовой и ем чуть пахнущую мясом котлету с бледными макаронами. На окнах колышутся свернувшиеся в трубки липкие ленты с мертвыми мухами, на кухне что-то шипит, трещит и посвистывает. В зале больше половины столов пустые.

Я уже не первый раз ловлю на себе пристальный взгляд молоденькой симпатичной официантки. Невольно приосаниваюсь, стараюсь есть аккуратнее, даже вилку переложил в левую руку. Я вторую неделю в командировке, мне скучно. Я тоже бросаю на нее многозначительные взгляды, улыбаюсь, но пока не решаюсь заговорить. Явно я ей понравился, иначе с чего бы она все время пялилась на меня?..

Еще одна муха сдуру села на липучку и пронзительно зазвенела, пытаясь вырваться на свободу, но скоро крылья ее прилипли и она умолкла. Я бросаю взгляд на официантку, еще шире улыбаюсь, однако она никак не реагирует на это. Убирает со стола и поглядывает на меня. Тогда я незаметно провожу рукой по носу, губам: не прилипло ли чего? Все вроде в порядке. Да нет, ясно, я ей понравился!

— Вы вечером свободны? — набравшись храбрости, спрашиваю я.

— Чего? — удивленно уставилась она на меня. — Вот нахал!

— Чего вы тогда на меня все время смотрите? — рассердившись, напрямик спрашиваю.

— У меня вчера клиент ушел и не заплатил за обед с выпивкой, — поясняет официантка.

Процедурная сестра приготовила очередную углекислую ванну, сунула в пузырящуюся теплую воду термометр в деревянном футляре и пригласила из очереди, ожидающей в полукруглом длинном коридоре, следующего.

— Вы в первый раз? — сделав отметку в новенькой курортной книжке, спросила она высокого белобрысого парня с авоськой в руке. — Когда заберетесь в ванну, переверните на стене песочные часы. Кончится песок — вылезайте и одевайтесь. Да, вытритесь полотенцем в ванне, а то набрызгаете тут...

— Вас понял, — широко улыбнулся парень и скрылся в кабинете с цифрой 6.

Немного погод я к сестре подошла женщина только что перед этим принявшая в этой кабинке лечебную ванну.

— Я забыла там на табуретке кефир и черные очки...

Сестра вошла в кабинку и увидела такую картину: в ванне сидел с намыленной головой в черных очках здоровенный парень, поглядывая на песочные часы, тер бока мочалкой.

На табуретке стояли две пустые бутылки из-под кефира.

— Не пойму я, сестра, — пожаловался он. — К чему столько кефира дают? Можно ведь лопнуть. И потом попробуй за десять минут хорошо помыться, да еще зачем-то в черных очках?

В небольшом помещении, тускло освещенном настенным бра, стоят в очереди в кассу за гонораром литераторы, композиторы, исполнители-артисты. Среди всех своей живостью выделяется похожий на воробышка невысокий, плешивый, с тонкими седыми усиками, человечек. Он всех знает и все его знают. Звать его Аркаша, некоторые называют Аркуня, дружки похлопывают его по плечу, целуются с ним. Воробышек всем своим видом источает радость и добродушие. С его розового личика не сходит жизнерадостная улыбка. Он сутул, почти горбат и воротник замшевого пиджака наползает на короткую розовую шею, топорщит на затылке редкие седые волосы. Аркуня семенит от одного знакомого к другому, для каждого у него находятся приветливые слова.

В помещение входит дородный представительный мужчина с толстой тростью, на нем длинный вельветовый пиджак, на пальце перстень. Серый воробышек тут же прыг-скок к нему на тонких ногах, издали улыбается, кивает головой, ласково тараторит:

— Все еще с палочкой, Олег Борисович? Нет-нет-нет! Не хочу, чтобы вы ходили с палочкой! Не хочу!

Подпрыгивает и чмокает высокого мужчину в щеку.

— Ну, полноте, батенька, — добродушно рокочет Олег Борисович. — Как вы-то, Петя, живы-здоровы?..

Появляется коренастый, морщинистый, с приплюснутым бульдожьим носом мужчина. Он весь в коже: черный лайковый пиджак, кожаная кепочка, под мышкой пухлый кожаный портфель. Воробышек, раскинув короткие ручки-крылышки, уже возле него. Обнимает, целует, задыхаясь от восторга, восклицает:

— Какой талантище! Я видел вас на просмотре... Это потрясающе! Вы бог на сцене! А какой красавец! Красавец!

Назвать красавцем человека с бульдожьим носом можно только в насмешку, однако «талантище» не обижается, снисходительно похлопывает Аркуню по плечу и становится в очередь.

— Рад, душевно рад вас видеть, Лева, — говорит «талантище».

Когда подходит очередь Аркуне получать деньги, он затевает у кассы спор с высоким худощавым мужчиной с нервным бледным лицом. Воробышек уступает ему свою очередь, тараторя при этом:

— Вы герой, Леонард Ильич! Перенести такую операцию... Это не каждый выдержит. Я знаю, что такое предстательная железа...

Высокий мужчина нервничает, оглядывается на очередь, ему неприятен этот разговор.

— Получайте, ради бога, — говорит он воробышку.

— Только после вас, Леонард Ильич! Только после вас! Перенести такую чудовищную операцию! Вы герой! Не спорьте, вы герой! Я знаю, что такое в наши годы воспаление предстательной железы... Или даже хуже?

— Оставьте меня, ради бога! — не выдерживает мужчина с нервным лицом. — Как вас? Расписывайтесь в ведомости — ваша очередь.

— Только после вас! — упирается Аркуня. — Только после вас... Это только подумать: человеку удалили предстательную железу!..

— Да заткнитесь вы, наконец! — на всю комнату истерически вопит выведенный из себя человек с нервным лицом. — Ну, что вы ко мне прицепились? Я вас и не помню...

Аркуня низко склоняет плешивую голову, со скорбным лицом отступает от кассы.