Сергей Яковлев - Советник на зиму

Пройдя очередной круг под самым носом у привратницы, девочка потянула молодого человека за рукав и взмолилась:

— Дядя Вадик!..

— Нельзя ли как-то известить Маранту, что ее здесь ждут? — обратился молодой человек к вахтерше. — Меня зовут Вадим Несговоров. Она знает.

— Маранта!.. — пробормотала вахтерша себе под нос. — Таких имен-то не бывает. Проходимцы.

— Вам следовало бы знать ведущую актрису театра, если уж вы здесь работаете! — наставительно заметил Несговоров, больше обидевшись за Маранту, чем за себя.

— Хрюкалы вонючие! Показывают пачку денег, а там резаная бумага. Спрашиваю: где деньги? А они в это время дубинкой по голове. Электрошоком. Хорьки! Хоть лопни, а подавай им бесплатные котлеты. Это из-за вас золотые рудники стали нерентабельными. Будь моя воля, пешком бы тебя на эти рудники, в кандалах!..

Несговоров догадался, что она сумасшедшая. Девочка оробела, обняла дядю за руку и уткнулась носом в жесткий ворс рукава.

— Кто вас приглашал? — раздался звонкий голос сверху.

На ступенях стоял худой юноша в ермолке, с густыми сальными кудрями до плеч. Он был до того тонок, что казался в нескольких местах надломленным.

— Поднимайтесь, — сказал юноша, пряча странную усмешку.

— А по тебе, клоун, давно колодки плачут! — рявкнула вахтерша, показав ему кулак.

На секунду юноша задумался, мусоля во рту курчавую прядку. Затем сбежал вниз.

— Придется в обход.

— Вас прислала Маранта? — оживился Несговоров. — Здравствуйте!..

Юноша с некоторым недоумением молча подал ему узкую влажную ладонь и вновь чему-то усмехнулся.

За дверями было уже темно, на обледенелую землю падал редкий снег. Несговоров с девочкой поспешили за юношей через двор, лавируя между мусорными контейнерами и кучами шлака.

— Извините, мы с Дашей не предвидели такие сложности… Вероятно, следовало просто купить в кассе билеты… — Несговоров машинально нащупал в кармане смятые рубли и подумал, что давно не бывал в театре и не представляет, сколько это может теперь стоить. — Мы бы так и сделали, но Маранта наказала ждать!..

Юноша нырнул в подвал. Понеслись по слабо освещенному коридору с отпотевшими ржавыми трубами вдоль стены. Проводник то и дело пропадал из вида за поворотами. Вдруг ударил в глаза яркий свет. Они оказались в низком помещении с кафельными стенами. Посередине пылала большая плита, возле нее крутились несколько женщин в замызганных белых халатах. Бородатый мужик в клеенчатом фартуке топором разрубал на кряже свиную тушу.

— А где волосатик? — растерянно спросила Даша, оглядываясь по сторонам.

Проводника нигде не было. У Несговорова упало сердце. Спрашивать о Маранте на кухне смысла не имело.

— Выходит, на артистов нельзя рассчитывать. Безответственная публика, — тихо пробормотал он.

— Не ты первый, — откликнулся издали мясник, с хрустом рассекая свиные ребра. — Не ты последний. — Похоже, он обладал феноменальным слухом.

— Гони их в шею! — крикнула мяснику одна из женщин, пробуя стащить с плиты кипящий котел.

Мясник степенно отпустил топор, поплевал на ладони и растер короткопалые волосатые руки.

— Кайтесь! — крикнул он.

— Что? — переспросил Несговоров.

— Кайся, грешная душа! Ибо хотя и велико терпение Господа Бога, Отца нашего небесного, но и его терпению приходит когда-то конец!

Глаза его полезли из орбит, как у бесноватого. Несговоров похолодел. Этого еще не хватало — вместо обещанного спектакля!

— Павлыч, да погоди ты! — повелительно крикнула от плиты самая толстая баба. — Лучше помоги Зине котел снять!

— Сейчас, сейчас! — Бородатый, разом придя в норму, суетливо затрусил к котлу, подвязывая на ходу фартук.

— Павлыч, что это ты там про свой конец говорил? — задорно спросила третья кухарка. — К кому это он приходит? Я вот жду-жду, а ко мне что-то не заявляется!

Раздался дружный хохот. Несговоров схватил Дашу за руку и нырнул с ней в какую-то дверь.

Они вышли на узкую лестницу. В полной темноте мигом одолели пять или шесть пролетов. Шум из кухни сюда не доносился. Погони не было. Выбрались на тесную площадку, сверху придавленную пологим откосом кровли. Несговоров ощупал во тьме стенку и наудачу толкнул что-то похожее на косую фанерную дверь, которая неожиданно легко подалась и отошла. Прямо перед ними засверкала, переливаясь мириадами радужных огней, огромная хрустальная люстра.

На цыпочках, стараясь не задеть раскинутые повсюду лампы и провода, Несговоров с Дашей прошли вперед к ограждению. Отсюда были видны глубоко внизу партер и передняя часть сцены. По ней порхали под сладкую музыку женские фигурки в разноцветных воздушных нарядах, похожие на пестрых бабочек. Несговоров попытался угадать среди них Маранту, — но тут везде погас свет, и сцена погрузилась во тьму. Какое-то время лишь слышались возня рабочих, переставляющих декорации, да скрип механизмов. Затем ударили барабаны с литаврами. И вместо грациозных созданий в ярких шелках прожектор выхватил совсем иную картину.

Чумазые, одетые в серые лохмотья, они буйной толпой лезли куда-то вверх по канатной сетке, отпихивая друг друга локтями и ногами. Кто-то срывался и падал. Кто-то оставался лежать. Таких отбрасывали прочь с дороги либо затаптывали, снова и снова устремляясь ввысь…

Несговоров больше не искал Маранту, он знал, что в этой толпе ее быть не может.

И опять все погрузилось во мрак, а буйство ударных сменила заунывная мелодия флейты. Нарастающий алый свет открыл взору жуткое зрелище: гору поверженных недвижных тел.

Внизу в партере застучали сиденья. Часть публики начала подниматься и уходить.

Даша свесилась и вертела головой, пытаясь разглядеть на женщинах в зале платья и украшения. Приглушенные разговоры в ложах, вечерние наряды, долетавшие наверх ароматы духов — все это действовало на нее возбуждающе.

— Дядя Вадик, мы уже не увидим Маранту? — Она заглядывала блестящими глазами ему в лицо. — На кого она похожа? Расскажи, какая она!

— Она самая талантливая и самая красивая, — сказал Несговоров, грустный оттого, что ему остается лишь вспоминать. — Худенькая, почти как ты, но высокая, с пышными черными волосами, и вся… Не знаю, как описать. Ее можно узнать в каждой черточке, любом движении. Пожалуй, даже по складке платья. Во всем открываются ее грациозная природа и душа. Ее душа — в танце. Она танцует всегда, даже когда просто садится в трамвай. Именно там мы с ней познакомились. Танцуют руки, волосы, губы, глаза…

Занимавшаяся на сцене заря тем временем обратилась в день. Гора трупов исчезла. И артисты, оказывается, вышли на сцену под звуки победного марша еще не для прощания с публикой.

— Вот она, вот! — Несговоров судорожно стиснул маленькую руку Даши. — За негром в сомбреро, одетая в лиловый бархат, видишь? Это она!