Сергей Яковлев - Советник на зиму

Девушка в лиловом встала рядом с другими на колени в тесный полукруг. В центре появился хромой старик в облачении повстанца. Он тоже штурмовал небо и чудом остался жив. И теперь, умудренный опытом, он снова зовет на бой. Старый израненный воин ищет поддержки у народа. Высоко подняв над головой большое ружье, он предлагает его склонившимся перед ним людям, поочередно обращаясь к каждому. Но все один за другим отворачиваются, стыдливо пряча лицо… И вдруг — распрямилась одна худенькая спина, гордо взметнулась пышная копна волос, раскрылись, подобно цветку, тонкие белые ладони, принимая оружие. Это была она, Маранта!..

Неистово отбивая себе ладоши вместе со всем поднявшимся залом, Несговоров не мог сдержать слезы. Артисты много раз выбегали и скрывались за занавесом, но Маранты среди них почему-то не было. Несговоров хлопал и хлопал, все еще надеясь ее увидеть, и старательно отворачивался от Даши, обращая лицо к люстре с подвесками, блиставшими в дрожащих лучах.

— Ты ее любишь? — зачем-то спросила Даша. И сама решила: — Любишь.

Чтобы не возвращаться старым путем, Даша придумала перелезть через барьер в пустую соседнюю ложу, откуда был нормальный выход, и скоро они влились в ручеек последних покидающих верхние ярусы зрителей. Встретиться и поговорить с Марантой Несговоров уже не надеялся. Наверное, она сразу уехала из театра: что-нибудь неотложное. Но его переполняло уже то, что он увидел ее наконец на сцене, во всем запредельном блеске ее таланта. У него не проходил озноб восторга от финальной сцены с ослепительным всплеском ее рук.

Когда в фойе Даша ткнула его в бок остреньким кулачком и сделала круглые глаза, он расценил это как приглашение одеться. И покорно принялся вертеться в тесноте, никак не попадая в рукав и невольно открывая всем на обозрение дырявую подкладку. Досадовал на Дашу: не дотерпела, пока вышли бы на улицу и там оделись на свободе, все-то ей надо как другие, вместе с толпой, особенно если это толпа чванливая, пышущая нахальством и немыслимо дорогими парфюмами, от которых болит голова; прямо комильфо какое-то растет… Так он злился, колотясь в собственной дерюжке как в тенетах, — и вдруг обомлел.

В двух шагах спиной к нему стояла Маранта с большим букетом роз. Она успела переодеться, была теперь в черном свитере и широкой длинной клетчатой юбке. Ее обступали поклонники, которых она, по-видимому, хорошо знала. Прежде других бросалась в глаза низкорослая матрона в распахнутой норковой шубе, с крючковатым носом, глазами навыкате и багровыми налитыми щечками. Она вела себя самоуверенно, всех перебивала и оживленно жестикулировала. По правую руку от нее стояла моложавая дама средних лет (вначале Несговорову показалось — совсем молодая) с изумительно ухоженным сияющим лицом. Та поминутно прикасалась к Маранте, снимала с нее воображаемые пылинки, оглаживала, как будто это она ее вылепила и вот теперь наводит последний лоск. По левую руку — с благосклонной улыбкой прислушивался к разговору пожилой щеголь с чуть раскосыми жесткими глазами и широкими скулами, в смокинге, припудренный и напомаженный. За ним выделялся еще прифрантившийся бледный юнец с нелепо выпирающей на худосочной груди крахмальной манишкой… Впрочем, невозможно перечислить всех тех, кто беседовал с Марантой или просто стоял рядом, глядя восторженно или искательно. В образовавшуюся воронку втягивались все новые и новые лица, потому что многие в фойе ее узнавали и желали выразить свое восхищение.

Оказывается, дурманивший Несговорова аромат был ее ароматом. Оказывается, это ее друзья бросали неосторожные взгляды на его рваное пальто!

Даша, конечно, смотрела на Маранту во все глаза и с нетерпением ждала, что последует дальше. Что до Несговорова, ему больше всего хотелось незаметно исчезнуть. Хватило бы на сегодня впечатлений. Но он знал, что никогда не простит себе этого малодушия. И Даша ему не простит.

В порыве веселого отчаяния он растолкал толпу, наседавшую на Маранту сзади, и прикоснулся к ее локтю.

— Значит, вы все-таки попали на спектакль!

Маранта глядела на Несговорова с неподдельной радостью. Возможно, ее утомили дежурные комплименты всей этой лощеной команды. Так по крайней мере хотелось думать Несговорову. Матрона в шубе посторонилась на полступни и устремила на него снизу выразительно-недоуменный взгляд.

— Вам передали записку? — озабоченно пытала Маранта.

— Разумеется! — соврал счастливый Несговоров. — Мы угнездились на самом верху, под куполом. Оттуда прекрасно видно. При входе, правда, возникла небольшая заминка… — Он подумал, что Маранта все равно что-то узнает от юноши в ермолке.

— Это вахтерша! — с нажимом произнесла Маранта, омрачившись. — Ее надо объезжать на козе.

— Мы так и сделали! — крикнула Даша.

— Да, мы примерно так и сделали, — подтвердил Несговоров и сам от смущения рассмеялся громче всех.

— Вы так и сделали, малышка, — повторила Маранта и легонько потрепала Дашу по щеке.

— Не такая уж она и малышка, — сказал Несговоров, просто чтобы что-то сказать. — Ей четырнадцатый пошел.

Повисла пауза. Несговоров заторопился:

— Нам пора домой. Простите. Маранта, мне очень нужно повидаться и поговорить с вами. Очень. Скажите, где и когда мы могли бы встретиться?

Он опять рискнул, протянул руку и молитвенно пожал ее локоть. Так легко, будто она улетала, а он невольно устремлялся ей вослед… Едва ли и дотронулся.

Но Маранта не услышала вопроса, отвернулась к прежним собеседникам. Из них только моложавая дама задержала на Несговорове взгляд и вдруг как-то особенно, ободряюще подморгнула ему, прижмурилась, как кошечка, с восхитительной улыбкой…

— Вот это жизнь! — выдохнула Даша на улице. — Каждый бы день так.

Через полчаса громыхающий трамвай привез их к зданию Колледжа изящных и прикладных искусств, где Несговоров давал уроки рисования и где ему на чердаке студенческого общежития была предоставлена казенная жилплощадь.

Одолев последнюю за вечер лестницу, Даша с облегчением плюхнулась на кровать.

— Уф! — громко выдохнула она, стащив с себя верхние колготки и принимаясь за вторые, штопанные-перештопанные. — Как капуста. Сто одежек, и все без застежек.

— Согреть воды? — предложил Несговоров.

Кран был этажом ниже, в туалете, один на целый коридор общежития. Несговоров спускался туда с чистым ведром и после грел воду в комнате на плитке. Над другим ведром, помойным, Даша мылась и делала туда все, что ей было нужно. Несговоров с первого дня, как только она приехала к нему жить, запретил ей показываться внизу. Там всегда можно было застать примерно одну и ту же картину. Некто без штанов и в одном ботинке, но в пиджаке, лежал головой на унитазе, что-то мыча. Другой сидел под раковиной, прикрыв лицо окровавленной рукой. Этого Несговоров помнил: у него был чудной глаз, который чуть не в каждой пьяной драке вышибали, и молодец подолгу переживал свое горе, держа глаз в заскорузлой грязной горсти как яйцо, а затем как-то ухитрялся вправить его обратно. Унитаз был доверху забит бутылками и мусором. На полу разливалось содержимое отравленных желудков. Несговорова затошнило, он зажал нос пальцами и пошире открыл кран над ведром. Вмешиваться в эту жизнь, пытаться что-то изменить в ней было бессмысленно и небезопасно.