Ольга Савельева - Ну ма-а-ам! [litres]

– Ты обманула пятилетнего ребенка, можешь гордиться собой, – тихо, чтобы Дася не слышал, прокомментировал муж.

– А ты предлагаешь прочесть ему лекцию о финансовой нецелесообразности покупки?

– Нет. Просто пусть теперь выбирает игрушки на сумму, которой располагает.

Пока мы выясняли отношения, подошли к кассе.

– С вас 2200 рублей, – назвала улыбчивая кассирша сумму покупки.

Муж протянул карту.

– Ой, к сожалению, у нас сегодня проблемы – нет связи с банком. Принимаем только наличные.

Муж растерянно обернулся ко мне:

– У меня нет наличных.

– У меня тоже, – озадачилась я. И тут…

Та-дам! Дасин выход! Он отодвинул нас ладошкой и, обращаясь к кассирше, уточнил:

– Сколько с меня?

– 2200.

Дася покопался в хитром мышонке и протянул три тысячные бумажки. Мы с мужем стояли рядом, как нашкодившие школьники. Дася взял сдачу, покупку и вышел из магазина. Муж побежал за сыном:

– Я дома тебе все отдам, Дась!

Дася величественно обернулся, оглядел отца снизу вверх и выдал, копируя папину интонацию:

– А с вами, молодой человек, мы дома разберемся.

Щедрость и чувство юмора – повод смеяться и гордиться одновременно. Мне хотелось, чтобы маленький сын понял, что такое деньги и что они не возникают в кошелечке просто так.

Однажды мы с ним смотрели мультик про девочку, которая получала дублоны за то, что проходила испытания и выполняла задания. Мы придумали свою систему дублонов, семейную. В роли дублонов были десятирублевые монетки. Мы оценили все виды деятельности в дублонном эквиваленте. Например:

Уборка комнаты (убрать игрушки, навести порядок) – 5 дублонов

Помощь маме или папе – 3 дублона

Полить цветы – 1 дублон

Чтение и занятия – 5 дублонов

Спорт (пресс и подтягивание) – 3 дублона

Выучить стихотворение – 2 дублона

Заработанные дублоны можно тратить на:

Игры в планшет – 5 дублонов за 20 минут

Мультики – 5 дублонов за 30 минут

Мороженое – 1 дублон

Нам хотелось, чтобы сын понял, что у любого «хочу» есть цена. Цена – это стоимость продукта, помноженная на важность владения им. Она показывает, насколько сильно ты хочешь эту вещь и сколько готов вложить сил, чтобы заработать на нее.

Там, в будущем, когда сын вырастет, он увидит: ничто не падает с неба. Но это можно понять уже в детстве, когда так сладко играть во взрослую жизнь.

Дася пьет лекарство от кашля «Стодаль» и приговаривает:

– Эх, я стодалец…

Один глаз у него залеплен слепым бельмом. Это не сразу заметно, потому что он сильно лохмат. На спине – шрам. На вид – грозен и хмур. Но по характеру – нет никого добрей.

Наши дачники прозвали его Кутуз – за один глаз, а еще в память о том, что он был собачьим полководцем, главарем местных бездомных собак, пока однажды ночью все его войско не поймали и не увезли в закрытой машине в неизвестном направлении.

Это было давно, когда местность только готовили для будущих дачников: подсушивали болота, вырубали буреломы, чистили пространство от опасности.

У соснового леса появилось первое садоводческое товарищество: дома росли как грибы. Потом второе – у смешанного леса. Потом третье – у железнодорожной станции.

Родители заняты стройкой, дети целыми днями предоставлены сами себе. Мне 13, я не люблю дачу: мне скучно, я боюсь насекомых. Не хочу полоть и сажать. Дача для меня как повинность, хотя мама говорит, что старается для меня.

Летом на даче случилась трагедия – в лес улетел любимый попугай. Я бежала за ним к опушке, кричала, звала. Дома он выдыхался через два круга по комнате, садился на мое плечо и тяжело дышал, а тут – от страха или от счастья – стремительно направился в сторону леса и скрылся в кронах деревьев.

Я страдала: не ела и не спала. Каждый день ходила в лес в надежде, что Кешка узнает меня и радостно сядет на плечо. Большую часть дня я проводила на опушке. Именно там я впервые увидела Кутуза.

Он шел вдоль дачных заборов, искал еду. Заборы люди построили раньше домов. Они защищали свои границы, даже если внутри этих границ нечего было защищать. Очень важно было обозначить свою территорию, а потом уже наполнять ее постройками.

Кутуз был грозен на вид, но я интуитивно поняла: этот не обидит. У меня чуйка на доброту.

– Если ты подождешь меня здесь, я принесу тебе еду, – сказала я.

Кутуз кивнул и сел ждать. Он не знал человеческого языка, но интуитивно понял: эта не обидит. У него, вероятно, тоже чуйка.

Я сходила домой и принесла ему остатки завтрака: сыр и яичницу с сосисками. Кутуз ел медленно, нежадно.

– Я утром давал ему кашу, – сказал мальчишка-сосед, вдруг возникший рядом.

– И я кормила, – подошла девочка из соседнего дома. – Он не голоден.

– У него глаза нет, видели? – коротко стриженный соседский мальчуган задрал челку собаки. – Его за это Кутузовым зовут. У Кутузова тоже не было глаза: он его в ледовом побоище потерял.

– Чушь не неси, – строго сказала восьмилетняя, самая младшая девочка. – Он с французами воевал…

Через Кутуза я познакомилась сразу со всеми местными детьми. Мы стали компанией выгуливать «нашу собаку». Вечерами делали общий костер. Я даже как-то примирилась с дачей, у нее появился новый смысл: друзья, прогулки, Кутуз.

Однажды мы придумали искупать Кутуза: долго грели воду на солнце, нашли старый таз, залепили дырки пластилином, пошли к болоту, чтобы там после мытья расчесать космы Кутузу, девочки хотели заплести ему дреды.

Вечером мы налили в таз теплой воды, развели в ней шампунь и мыло, даже нашли мочалку, шутили, что Кутуз – сам мочалка. Затащили в таз ошалевшего Кутуза, мылили его отчаянно, а он по-стариковски сопел и шутливо вырывался, но позволил елозить по своему телу десяткам мыльных детских ладошек. А потом, когда мы должны были смывать с него мыло новой порцией теплой воды, Кутуз вдруг сбежал от нас и закончил мытье в грязном болоте. Мы очень любили этого бездомного доброго пса.

– А косичкиии, – кричали девчонки и махали ему расческами. – Кутузик, ну иди сюдааа…

Осенью мы начали переживать, как Кутуз перезимует. Забрать его домой, в город никому не разрешили бы. Помню, как мы учили его делать запасы на зиму, закапывать еду в определенном месте, а потом сами закопали ему поздней осенью съестные припасы – кости – под домом сторожа, и ранней весной с замиранием сердца гнали туда родителей, узнать: как он там, наш Кутуз.

Однажды летом мы, гуляя большой компанией, добрели до крайнего садоводства у соснового леса. Кутуз сопровождал нас всю дорогу, а перед воротами того садоводства вдруг сел как вкопанный и не пошел внутрь.