Виктор Уманский - Борьба или бегство

Мне стал понятен изъян, которым грешили мои построения про свободные отношения. Теория, что секс с посторонними никак не мешает любви, а только лишь распаляет страсть, подразумевала, что в свободных отношениях я буду не в худшем положении, чем девушка. Именно поэтому я так продвигал эту идею с Надей: я был заинтересован в сексе на стороне, а она — нет! Теперь же ситуация была в корне иной. У Тани был Ваня и, возможно, планы насчёт Саши, а у меня — никого. Я чувствовал себя второсортным, второразрядным. Эгоистично? Да ещё как!

Возможно, мне было бы проще принять ошибку и умыть руки, если бы мои отношения с Таней закончились окончательным поражением. Но я до сих пор не показал виду, как меня задевает её поведение. Таня по-прежнему жила со мной, и, похоже, ни с кем, кроме меня, здесь не спала. Всё это давало надежду: может быть, обойдётся? Объективно пока придраться было особо не к чему, и то, что она лежала на груди другого парня, вполне вписывалось в рамки нормы, ведь наши с ней отношения не были официальными.

Мне начало казаться, что я своими руками загнал себя в ловушку. Я из кожи вон лез, демонстрируя Тане, насколько мне на неё плевать, и погряз во лжи, в которой так бескомпромиссно обвинял её. Разве можно было винить Таню в невнимании к моим чувствам, когда я сам всеми силами доказывал, что чувств нет?

Внезапно из разрозненных мыслей сложилась цельная картина, и я едва не застонал от пришедшего понимания. Похоже, я наконец решил дилемму, вставшую передо мной в Минске: что делать, если страх вызывают два события, противоречащие друг другу? К какому из них стремиться, преодолевая себя?

А ларчик просто открывался: условие задачи было сформулировано неверно. Выбирать стремления следовало, исходя из порывов души и разумных соображений, а не по принципу «сложно и страшно — значит, правильно». Пока я не понимал этого, меня и мотало от одного к другому. Любой брошенный вызов мог сбить меня с курса, как это уже давно сделала Таня, отвергнув мои ухаживания. Я был подобен мальчишке, которому достаточно было бросить «что, слабо?», и он сразу лез доказывать, что нет. В спокойной обстановке определив свою цель, следовало идти к ней, и уже на этом пути — не уступать страху ни в чём. Встречается испытание на пути к цели — необходимо его преодолеть. Встречается препятствие где-то рядом, в поле зрения, но не связанное с текущей целью — пусть себе стоит!

А что же со стремлением всегда выглядеть победителем, даже не являясь таковым?.. Любой спортсмен, предприниматель, да что там — любой человек, который мыслит и действует, — знает, что без поражений нет побед. Не выйдет добиваться своих целей, ни разу не проиграв, потому что именно так приобретается опыт, нарабатывается мастерство. Значит, поражение само по себе слабостью не является, а вот страх признать его — да.

Да, в искусстве притворяться и выдавать неудачи за победы я достиг определённых высот, но принесло ли это хоть какую-то пользу в итоге? Этот вопрос заставил меня всерьёз задуматься. Не исключено, что в своём окружении, включая Таню, я приобрёл репутацию парня, который никогда не обламывается. Ну, а что дальше? Это делало меня счастливым? Как бы не так.

Ваня с самого начала ярчайшим образом продемонстрировал чувства, которые я усиленно скрывал. Он был обижен и раздавлен, порывал Таней, а затем — снова начинал общаться, подтверждая, что до сих пор влюблён, и тем самым признавая свои страдания и свою слабость. В отличие от меня, его можно было прочесть как открытую книгу, но делало ли это его неудачником? Я бы так не сказал. Определённо, было видно, что он — искренний человек. Можно было посочувствовать тому, что он попался на Танину удочку, но отнюдь не хотелось над этим насмехаться и презирать его за некое «поражение». И Таня хотела быть именно с ним — правдивым с самого начала, а не со мной, хранящим мнимую неуязвимость.

Это новое понимание могло не только круто изменить мою жизнь, но и стать ответом на вопрос, что делать сейчас. В запасе у меня с самого начала был честный путь: объясниться с Таней, признаться в том, что чувства к ней ещё живы, а её поведение мне неприятно. Принять такую возможность было трудно, потому что она противоречила плану и шла вразрез с предыдущими усилиями. Но вечер на лимане показал несостоятельность плана: я был вымотан до предела и уже едва контролировал себя, а ситуация только ухудшалась. Ошибки в моей стратегии стали понятны, а значит, пришла пора их исправлять, и разговор с Таней мог стать первым шагом к этому.

* * *

Мы с Лёхой заблудились, но я сориентировался по номерам домов и вывел нас на главную улицу Витязева с оригинальным названием Черноморская. Небо блекло. Я поймал машину, усадил Лёху на заднее сиденье, а сам сел вперёд. Через десять минут мы были дома.

В номере я разделся и упал лицом в подушку, намереваясь наконец поспать. До подъёма оставалось целых четыре с половиной часа! Кажется, решение объясниться с Таней слегка успокоило меня, и в этот раз я действительно уснул.

Таня вернулась спустя пару часов и тихо юркнула в постель.

* * *

Утром Таня сама начала разговор, который я планировал.

— Свете показалось, что ты вчера обиделся. Серьёзно?

— Как тебе сказать… — я задумался, можно ли назвать обидой моё моральное истощение. — Да, обиделся.

— Слушай, ну там же было так клёво: ночь, звёзды. И мне хотелось ещё посидеть.

— Что у тебя с Сашей?

— Ничего.

— Окей, а что ты планируешь насчёт него?

— Ничего.

Я закинул здоровую руку за голову и лежал на спине, смотря в потолок. Протянул:

— Думаю, может, на фиг эту Абхазию…

— Почему?

— Ну смотри, Тань. Честно говоря, мне неприятно твое поведение. Ты ведёшь себя со мной абсолютно равнодушно, и да, меня это обижает. Мы всё ещё живём вместе и собираемся путешествовать вместе. Но это можно пересмотреть! Так что давай просто обсудим наши отношения. Чего бы хотелось тебе?

— Ну, меня всё устраивает, — она замялась. — Может, только хотелось бы больше возможности с кем-то гулять, и чтобы ты не обижался.

— Просто гулять?

— Да!

— Допустим, а что насчёт секса?

— Сейчас мне его ни с кем не хочется, кроме тебя. А если тебе захочется с кем-то… — она задумалась. — Ладно, наверно, только предупреди меня перед этим.

Вот и настало время признаний.

— Тогда скажу за себя. Хотелось бы, чтобы ты не вела себя со мной так равнодушно. Мне могло бы быть всё равно, но, видишь ли, какая проблема: ты мне всё ещё нравишься.

— А как же твои многочисленные девушки?

— К сожалению, среди того разнообразия я пока не заметил ничего стоящего. Думаю, частично вся эта движуха была вызвана желанием не слишком заморачиваться о тебе.

— А Надя?!