Виктор Уманский - Борьба или бегство

Как и ожидалось, отличить походников оказалось нетрудно: навьюченные рюкзаками, они стекались в одну точку у спуска к вокзалу. Девятнадцать участников, два инструктора — настоящая толпа народу!

В автобусе я неотрывно смотрел в окно: на заросшее бурьяном поле, потом на кварталы серых пятиэтажек. Слева побежала жиденькая лесополоса, а когда она закончилась, нашим взглядам открылась водная гладь — озеро Имандра. За ним, вдалеке, в окружении леса, серели горы.

Автобус пошёл в объезд озера, и лес становился всё ближе. Через пятнадцать минут дорога закончилась: дальше уходила только пешая тропа. Мы вылезли из автобуса и взвалили на плечи рюкзаки. Поход начался.

* * *

Пока в Москве было тепло и зелено, здесь, на Кольском, уже по-хозяйски распоряжалась осень. Берёзы вокруг перемешались с исчерна-зелёными елями, и жёлтые, бурые, рыжие краски брызнули в последнем порыве. Тонкие деревья изгибались под немыслимыми углами и кое-где буквально стелились по чёрной земле, покрытой сухими листьями и хвоей. Кусты вокруг тропы были сплошь облеплены красными ягодками. Это до поры. Зима уже легонько дышала в затылок: скоро здесь останется лишь чёрное и белое.

Мне страстно захотелось показать всё это великолепие Наде. Мысленно я обращался к ней, описывая всё, что видел и чувствовал.

Время от времени мы переправлялись через шумные ручьи, прыгая по камням или ступая по шатким дощатым мостикам. Здесь, в непосредственной близости от Апатитов, иногда ещё встречались местные жители — в основном, грибники.

Первый день предназначался для решения административных вопросов, а не для перехода, поэтому уже часа через полтора наш инструктор Гриша остановил группу. Рядом раскинулось небольшое поле, заросшее кустарником и цветами. Рыжие, белые, жёлтые, бурые, фиолетовые… Ветер гулял над полем, и по трепещущим кустам проходили разноцветные волны.

* * *

К моему удивлению, женщин в группе было почти столько же, сколько и мужчин. Среди нас нашлось место учителю и врачу, но подавляющее большинство составляли технари. На вечерних посиделках у костра неудивительно было услышать о сноубординге и прыжках с парашютом, а вот обсуждение программирования и системного администрирования в декорациях красивейшей северной природы весьма забавляло.

* * *

На следующий день мы двинулись вглубь Кольского. Местные рыбаки и грибники перестали встречаться через пару часов, а мы взобрались на плато и пошли вдоль обрыва, постепенно набирая высоту. Слева, внизу, шумела река, а справа пролегло каменистое плато, кое-где укрытое низким кустарником.

За плато вздымалась вверх горная гряда. Тут и там попадались огромные валуны — то были части гор, десятилетия назад отколовшиеся и прокатившиеся по склону, неся разрушение; теперь же смиренные и покрывшиеся белым лишайником и тёмными плоскими грибами.

Вдоль тропы в изобилии росли кустики голубики. Местные жители, собиравшие ягоды на продажу, так далеко не забирались, и голубики на нашем пути становилось всё больше. Иногда приходилось буквально ступать по ней. Каждые полчаса инструкторы делали привал на пять минут, и мы начинали спешно собирать все ягоды, до которых могли дотянуться. Лица и руки у всех были вымазаны фиолетовым соком. Отмыться можно было в ручьях и реках, часто встречавшихся по пути. Там же мы наполняли бутылки.

Восхищение природой переполняло меня; странным образом оно отождествлялось с любовью к Наде. Когда-то она научила меня видеть прекрасное, и теперь мне хотелось делиться с ней этими чудесами.

* * *

На третий день нас ждало первое испытание — перевал Рамзая и восхождение на пик Арсеньева, а затем спуск с него — с другой стороны гряды.

Гриша разбудил нас пораньше. Все были немного возбуждены предстоящим переходом, и стартовали мы с опережением графика на десять минут. Тропинка попетляла по лесу и вывела нас к реке, вдоль которой мы двинулись к горной гряде. Пик Арсеньева затягивали тяжёлые облака.

Через час, уже на подходе к перевалу, начал накрапывать дождик. Это было весьма некстати. Пик окончательно скрылся в тучах. Перевал Рамзая ещё был виден, но выглядел зловеще от наползавшей на него грозной тени. Дождь усиливался.

Ещё некоторое время мы шли по тропе, плавно поднимавшейся вдоль перевала. Затем она затерялась среди камней, и мы повернули налево — в сторону вершины. Наклон здесь составлял, по моим прикидкам, около двадцати градусов, и постоянно увеличивался. Желая быстрее преодолеть подъём, я обогнал проводника и первым стал взбираться наверх. Двигаться приходилось траверсом 31 31 Направление, перпендикулярное направлению подъёма (спуска) на горе. В данном случае подразумевается, что движение героя главным образом происходило вбок, но имело и вертикальную составляющую. , совершая длинные зигзаги по склону. Через некоторое время я уже мог, не сгибаясь, дотянуться до склона рукой. Под ногами шуршала «сыпуха» — мелкие камни с песком, — а кое-где приходилось ступать по валунам с острыми краями. Камни намокли, многие шатались, и каждый приходилось предварительно прощупывать.

Примерно на четверти подъёма я оказался выше соседнего холма, который раньше прикрывал от ветра. Сильнейший порыв тут же толкнул слева, и я едва не грохнулся животом на камни. Колкий ливень теперь тоже бил под углом. Рюкзак был в чехле, а я — в дождевике. Это спасало вещи от промокания, зато делало из меня ходячий парус. Стоило повернуться вправо, чтобы сделать очередной зигзаг, — и ветер упирался в грудь, отказываясь пускать вперёд. Каждый шажок давался с трудом. Под дождевиком, курткой и флиской всё тело взмокло. Дождь колол лицо и стекал за воротник. Вода была повсюду.

Штаны, которые мне в магазине зарекомендовали как «практически непромокаемые», прикрывались дождевиком только наполовину и промокли до нитки. То же самое произошло с ботинками и носками: холодная вода хлюпала внутри.

Шаг, ещё шаг, остановка. Проверяю ногой следующий камень — шатается. Меняю направление подъёма — пять шагов по «сыпухе». Следующий валун… сойдёт. Делаю шаг. Ветер усиливается и прижимает к скале — выставляю руку и упираюсь в склон.

Один раз я проехал на «сыпухе» около метра вниз, но упёрся носками в склон, а руками ухватился за камни наверху, и самопроизвольный спуск остановился. Мои строительные перчатки насквозь пропитались грязью и дождевой водой. Когда я был уверен, что уже вижу перед собой вершину перевала, это оказалось всего лишь изменение угла наклона — подъём продолжался.

* * *

Я всё же дошёл. Взобравшись на хребет, сбросил рюкзак на камни. В подарок мне ветер разогнал облака. На километры вокруг бугрились невысокие горы в окружении тёмного леса, а вдалеке синело озеро Имандра. За моей спиной хребет взбирался наверх — прямиком в серую дымку. Где-то там был пик Арсеньева. Я полной грудью вдохнул ветер с клочками тумана.