Виктор Уманский - Борьба или бегство

* * *

После стоянки на базе мы совершили ещё несколько интересных и непростых переходов, а предпоследний день подарил нам настоящий снежный шторм. Я всегда обожал снег, а увидеть его в конце августа было интересно вдвойне. Как обычно, за время подъёма на перевал я взмок, а ледяной ветер теперь уже бросал в лицо не капли, а острые снежинки. Всё же, надо признать, это было приятнее.

В последний день похода, примерно в час дня, мы достигли Кировского рудника «Апатит». Проигнорировав табличку «Проход строго запрещён», мы пересекли рудник и оказались на автобусной остановке, откуда можно было доехать до Апатитов.

В кафе я с интересом заглянул в зеркало. Из него мне усмехнулся пещерный человек: борода, волосы всклокочены, кожа обветрена.

Я созвонился с Марией. К счастью, за время моего отсутствия с «Экстремальной Москвой» не случилось ничего ужасного. Никто нам не угрожал, не подавал в суд, гида по крышам не посадили в КПЗ 32 32 Камера предварительного заключения. По-новому называется «Изолятор временного содержания». вместе с клиентами, а налоговая с прокуратурой не ломились в двери. Значит, всё было в порядке.

Оказаться дома и улечься в ванну, удобно устроив затылок на бортике, было величайшим наслаждением, и некоторое время я просто расслаблялся. Но мысли мои уже возвращались к Наде: у меня снова появилась возможность не только мечтать о ней, но и действовать. Не терпелось поделиться с любимой открытиями: мне больше не нужно добиваться других девушек, а нужна лишь она, причём — со всеми недостатками.

Надя говорила, что намёки на прошлое вызывают у неё тягостные воспоминания. Её нежелание обсуждать наши отношения было вполне понятно, но сообщить о моём открытии было очень важно. Оставался шанс, что Надя поймёт меня и, быть может, изменит мнение обо мне в лучшую сторону.

Приведя себя в порядок, я немедленно сел за компьютер — пальцы буквально дрожали от слов, готовых сорваться с их кончиков.

«Надя, привет. Знаю, ты не хочешь обсуждать прошлое, но то, что я напишу, очень важно для меня. Надеюсь, ты поймёшь. За последний год произошло много разных событий, которые помогли мне чуть лучше разобраться в себе. Это бывает очень непросто. И я понял одно: я всё ещё люблю тебя. Быть с тобой — это всё, о чём я мечтаю и буду мечтать.

Я уже рассказывал о своём стремлении добиваться других девушек, чтобы чувствовать себя победителем. Этот процесс похож на коллекционирование. Так вот, коллекционирование меня больше не интересует. Поверь, я очень серьёзно думал над этим заявлением, понимая всю ответственность. Это не пустые слова, а взвешенное и твёрдое решение.

Я принёс тебе много боли. Но знай: если когда-нибудь мы будем вместе, я сделаю всё, чтобы ты была счастлива. Если же не будем, то я просто продолжу любить тебя. Миша».

По традиции, я подержал курсор над кнопкой «отправить». Ответственность была огромной. Выражаясь юридическим языком, то, что я написал — оферта без срока действия. Я давал обязательства на всю жизнь и предлагал Наде принять предложение.

Щёлк.

Вот и всё, дело сделано. Я почувствовал облегчение. Шаг сделан. Сомнения остались позади, впереди была лишь дорога к цели.

* * *

Потянулись недели. Я, как мог, старался занимать себя, но это оказалось непросто. Поставив цель, я привык идти к ней без продыху, но сейчас сам характер задачи не позволял постоянно заниматься ею, и круглосуточные мысли о Наде выматывали.

Раз в три-четыре дня я писал большие письма, рассказывая о походе. Выражать чувства следовало дозированно, а их избыток буквально распирал меня изнутри. Я писал о перевалах, ливнях и собаках, а думал о нашей с Надей любви, о моём стремлении к победам, о том, как из-за него я попался на удочку к Тане, как мучился сомнениями в поисках правильного пути, и к чему в итоге пришёл. Разумеется, разом вываливать на Надю такой контент было бы немыслимо: это было опасно для её душевного равновесия. Приходилось сдерживаться, однако я с нетерпением ждал дня, когда Надя окажется готова узнать мою историю, и в своём воображении рассказывал её целиком и откровенно. Хорошо зная Надю, я мог угадать и живо представить её ответы и эмоции. Эти диалоги часами раскручивались у меня в голове, а продолжались во сне — каждую ночь.

От всех этих мыслей, помноженных на одиночество, у меня начала потихоньку ехать крыша. Вина ходила за мной по пятам в виде неряшливой белой птицы с огромными, мутными, болезненными глазами. Когда я был дома, она устраивалась рядом, неподвижно уставившись на меня и распространяя еле заметный смрад. Я бежал на улицу, устраивая долгие прогулки по Крылатским холмам, но и здесь оказывался беззащитен. Ветер ранней осени прогонял смрад, но легче не становилось: становилось пусто. В том месте внутри меня, где раньше жила Надина любовь, теперь зияла дыра. Чувство, что я лишился самого важного, было подобно ознобу. Привыкнуть к нему было невозможно. Хотелось бежать и кричать, бросить все силы на одну цель — исправить ошибку. Но бежать было некуда: единственным шансом вернуть Надю оставались письма.

Когда мне удавалось на время забыть обо всём в обществе друзей, я начинал буквально захлёбываться рассказами и смехом. Но после этого апатия накатывала с новой силой, и становилось только хуже. Океан мыслей и чувств перехлёстывал через край, грозя навсегда похоронить меня в пучине. Я отчаянно пытался удержаться на поверхности, хватая ртом воздух.

* * *

С середины октября Надя стала отвечать: вначале только смайликами, потом короткими фразами, потом — всё более развёрнуто. Её действительно впечатляли перевалы и красота северной природы, купание в ледяных реках и снежная пурга. Некоторые письма по-прежнему оставались без ответа. Я мог лишь гадать о причинах.

Очередное моё послание рассказывало о том, как в Хибинах мы хотели срезать путь и разведать новую дорогу, а в итоге вышли к обрыву с водопадом и вынуждены были возвращаться на тропу, карабкаясь по почти отвесному склону. Я был готов как к доброжелательным комментариям, так и к молчанию, но только не к тому ответу, который получил:

— Мы можем встретиться?

С одной стороны, встреча была очень желанна для меня с самого начала, но с другой… Почему так внезапно?

Уже не впервые Надя продемонстрировала, что её слова и поступки могут быть для меня совершенно непредсказуемы. Из хозяина своей судьбы я вновь превращался в стороннего наблюдателя.

— В любое время, — ответил я.

Мы договорились встретиться на следующий день — в субботу, в четыре.

Спал я плохо. Беспокойство перед встречей мучило меня, и я долго не мог уснуть, а потом — постоянно просыпался. Под утро пошёл дождь. Окно было открыто, и я лежал, слушая шелест капель. В конце концов это меня сморило.