Игорь Григорьян - Иллюзия

Напряжение спало в один момент, как только змея отвела от меня взгляд и повернулась к Агафье Тихоновне, Спало, как будто его и не было. Руки обрели свободу движения а я сам обрел твердую уверенность в том, что все рептилии действительно обладают способностями к гипнозу. И зачем им тогда яд?

Агафья Тихоновна, не выказывая никаких эмоций по поводу наших гостей, продолжала говорить.

— Когда вы насытитесь и голод пройдет, помните — назад пути нет.

— Назад? — я с трудом сдерживался чтобы не дать деру.

— Да, назад. В голод. Наш обед особенный и раз вкусив и распробовав каждое блюдо вы сможете быть точно уверены что наелись досыта до конца ваших дней.

— А мне уж было показалось что я и есть второе блюдо, — продолжая наблюдать висящую над столом змею и бегающего вокруг петуха, все попытки которого достать шпагой огромную желтую рептилию пока что были тщетны, я совершенно интуитивно, словно ища защиты, протянул руку к дракону, который мирно спал у меня в ногах, но тот лишь пробурчал что-то во сне, не открывая глаз.

— Ваш дракон еще очень слаб, чтобы помочь сейчас, но он будет готов вовремя, не переживайте. В этом мире, как и в любом другом, содержащим Время, все происходит именно вовремя, не раньше и не позже назначенного срока, — Агафья Тихоновна не обращала ни малейшего внимания на творящийся вокруг нас Армагеддон, и ее спокойствие, каким то непостижимым образом начало передаваться мне, — ведь по другому просто не может быть. В любом Мире, где есть Время — все происходит исключительно вовремя. Не раньше и не позже срока. Это непреложный Закон. Иначе Время было бы попросту не нужно. Или его бы не было вообще.

— Постойте, но…

— Свинина была достаточно мерзкой на вкус, не правда ли? — акула, не смущаясь перебила меня, после чего заговорщицки подмигнула и продолжала:

— Да и как может быть вкусным бумажный стейк? — она захихикала, — даже если его щедро сдобрили вкусными и ароматными цветными красками. Краски, конечно, вкусны, с этим не поспоришь, но есть их вместе с бумагой все-таки не нужно, — акула кивнула на петуха со змеей, — эти двое тоже из бумаги. Причем из промокательной бумаги. Любой дождь с легкостью их смоет или растворит. Грозно они только выглядят. Вот вы как думаете, почему вам страшно? — Агафья Тихоновна отвечала сама, не дожидаясь моего ответа:

— Этим правом — вызывать страх — вы наделили их самостоятельно. Вы и никто кроме вас. Страх существует внутри того кто боится, но как только вы позволите ему выйти наружу, он трансформируется в доблесть и отвагу. Хотя, конечно, бывали и совершенно противоположные случаи. А сохранять его внутри — не самый лучший вариант, — Агафья Тихоновна вдруг обернулась к петуху и громко крикнула:

— А ну ка цыц! Цыц, кому говорю! Бегаешь себе — ну и бегай, понимаю, без тебя совсем не то, нельзя без тебя, и ты, конечно, в полном праве отбегать свое, но делай это тише. Не ты здесь главный, — она обернулась к змее и обратившись к ней, уже немного мягче и тише, продолжила:

— И не ты.

Акула подождала некоторое время, убедившись что ее слова достигли промокательных ушей, и добавила уже совсем мягко:

— Нам очень приятно наблюдать за вами и мы совсем не собираемся куда-нибудь, например, уйти, — тут она выразительно посмотрела на меня, и выпучив глаза, энергично закивала головой, давая понять что именно это мы и собираемся сделать. Агафья Тихоновна вскочила со стула, одновременно сгребая одним из плавников все бутылочки с лежащими на столе красками, а другим схватила меня за руку и туго оттолкнувшись хвостом от пола прыгнула метров на пять в сторону стены на лету шепча мне в ухо:

— За дракона не переживайте, ему ничего не угрожает, он давным давно вне этого ужаса. Как и вне всякого другого. Он здесь неуязвим, что бы не произошло. Впрочем, он нигде не уязвим, — она наморщилась и добавила, — опять эти отрицания! Не уязвим нигде, подождите, что это может значить? — акула прикинула что-то в уме и вдруг закричала, — если ваш дракон не уязвим только Нигде, значит в любом другом месте он очень даже уязвим! — она оставила меня около стены, всунув мне в руки бутылочки с красками, и в мгновение ока вернулась за драконом. Я не успел даже глазом моргнуть, как Агафья Тихоновна, держа дракона под плавником, оказалась рядом со мной. Она повесила его мне на шею и произнесла:

— Со словами надо поаккуратнее, — акула тяжело дышала, — бывает скажешь не подумав, и потом приходится исправлять, — Агафья Тихоновна подмигнула мне глянцевым глазом.

Стоя на безопасном расстоянии мы наблюдали за битвой двух, абсолютно не приспособленных к совместному ведению боевых действий животных. То есть, если бы они были нормальных размеров, змея смогла бы проглотить петуха и войне конец. Но они были одинаково огромны. К тому же петух был со шпагой, и иногда под ним появлялся конь, которого он пришпоривал, кидаясь в атаку. Я предпочел списать это на галлюцинации, так как перестал что-либо соображать вообще.

Довольно долго они сражались не принося в общем ощутимого вреда друг другу. Кудахтанье петуха было слышно, наверное, за километр. Он колол шпагой змею, та, в свою очередь, извиваясь и уворачиваясь, шипела как сотня разъяренных питонов разом и пыталась укусить его в шею. Время от времени попытки атаковать были достаточно успешными, раны животных исходили бумажной, промокательной кровью, но быстро затягивались и видимого урона врагу все таки не приносили.

— Кровь, вы видите? Кровь! Кровь! — Агафья Тихоновна, повторяла это слово с бросающимся в глаза наслаждением, раскатисто растягивая букву Р, словно само произношение Р доставляло ей удовольствие, — красная, опять красная краска! А всему виной звезды, которые, взрываясь и распространяясь в космосе, доставили нам железо. Ведь именно оно, реагируя на кислород, покрывается ржавчиной и дает нам этот удивительный цвет! Удивительный, — она с легким недоумением посмотрела на меня, не понимая, видимо, почему я не разделяю ее восторга, — да, да, очень удивительный. Ведь красный цвет не отпускает наше внимание, принудительно возбуждая нервную систему! Ах, как все просто на Земле! Ведь, в аккурат, на планете больше всего железа и воздуха, и уже как следствие, красной краски.

Агафья Тихоновна была в прекрасном расположении духа.

Дракон, который так и не проснулся, или не захотел проснуться, в то время как акула спасала его из эпицентра боевых действий, лежал у меня на шее и даже не замечал разворачивавшейся в центре зала баталии, скорее всего он, вообще не видел насмерть бьющихся животных. То ли это было счастливой особенностью драконьего зрения — не замечать открытые проявления злобы, то ли японские зонты-драконы были абсолютно неуязвимы и вечны, но факт остается фактом — драконье дыхание было безмятежным и невозмутимым, а желтый вертикальный зрачок надежно скрыт под драконьим веком. Иногда он флегматично посапывал во сне. У меня даже мелькнула мысль, что само сражение существует только внутри моей головы, и я, будучи практически уверенным, что акула знает все мои мысли, обернулся к Агафье Тихоновне с выражением невысказанного, но четко и ясно сформулированного, правда мысленно, вопроса на лице. Акула, оценив мой взгляд, молча кивнула в сторону дерущихся, потом просто кивнула, подтвердив тем самым реальность происходящего, и продолжила с неподдельным интересом наблюдать за битвой, не выказывая более никаких эмоций, и уж тем более, ни тени беспокойства.