Игорь Григорьян - Иллюзия

— Кроме того, петух способен выискать в траве самое мелкое зернышко, он точно так же как и привязанность или страсть, зорко концентрируется лишь на предмете своего влечения или вожделения. Он не замечает ничего, кроме объекта своих грез. Он слеп. Точнее — ослеплен. Ослеплен собственными желаниями и собственным же влечением. Привязанность, после невежества — второй краеугольный камень человечества.

Агафья Тихоновна говорила и украдкой разглядывала меня. Надо сказать что я делал тоже самое. Ее облик потерял хищность, лицо или морда, даже не знаю как будет правильно, стало округлее, мягче, а зубастая пасть совсем утратила свою свирепость. Даже акульи глаза лишились глянца и наполнились чем-то человеческим, нелакированным, живым и глубоким. Если ранее глубины в них было не более чем на слой лака, покрывавший черную бусинку, то сейчас в ее глаза можно было погрузиться с головой. Агафья Тихоновна, видимо заметив или подслушав мои мысли, быстро договорила:

— Со змеей все просто. Змея воплощает собой гнев или злость. Она либо уползает прочь, когда к ней приближается человек, либо нападает на него. Так и гнев стремится устранить объект из поля нашего восприятия или опыта одним из двух, доступных ему путей — либо избегая, либо уничтожая его. Змея — третье и последнее олицетворение одного из основополагающих качеств кругового человеческого порока — гнева или злости, чувства мести или отвращения. Кстати, это все одно и тоже. Плоды одного дерева. Даже одной ветки одного дерева.

Агафья Тихоновна замолчала и прикрыла глаза, словно восстанавливая силы.

Невежество, привязанность и злость. Было над чем задуматься.

Некоторое время мы просто продолжали сидеть рядом, впитывая вибрацию каждого произнесенного вслух слова и додумывая недосказанное. Окружающий нас воздух был наполнен этими вибрациями. Странно, но стены не принимали, не гасили их, и доходя до преграды, звуковые и мысленные волны отражались от нее и возвращались к нам, наполняя помещение гулом и аханьем, сродни вокзальному. Разница была лишь в том, что этот гул был наполнен глубоким смыслом. Хотя, я уверен, что если внимательно прислушаться к гулу на вокзале, он тоже будет полон. До краев. Сколько же всего важного и интересного проходит мимо наших ушей и глаз. Мимо нашего восприятия. Мимо нас самих.

— Информация, — акула развела плавниками, словно указывая на вибрирующий воздух, — она никогда и никуда не девается. Единожды сказанное или выраженное каким-либо другим способом тут же обретает достаточно сил существовать автономно, — Агафья Тихоновна опять внимательно посмотрела на меня, и видимо, решившись, добавила:

— И вечно.

Мы продолжали сидеть молча, отдыхая и думая каждый о своем. Когда по мнению моей спутницы, прошло достаточно времени чтобы набраться сил, Агафья Тихоновна первой нарушила наш паритет в молчании:

— Ну продолжим, — она шумно выдохнула воздух, — нам предстоит еще много дел! С невежеством можно и должно бороться самостоятельно, каждый человек имеет на это право, и что самое главное, возможность. Я бы даже добавила, — акула опять приподняла плавник, выделяя значимость сказанного, — если на свете и есть что-то обязательное, то это развитие. Каждая книга, каждое, даже кажущееся нам самым незначительным знание, каждый приобретенный опыт, растворяет невежество получше любого растворителя. Оно боится знаний как тьма боится света. Ведь правда же, легко можно зажечь огонь в темноте, но нельзя сделать наоборот, и воткнуть темноту в свет? Вот как Свет растворяет тьму, так и Знание растворяет неведение. Можно ли из этого сделать вывод что невежество нас окружает, как ночью темнота? Не знаю, — она неопределенно махнула плавником, — каждый выбирает свое окружение сам. Кто-то выбирает невежество, и после этого выбора можно ничего более не делать, а кто-то — Знание, и вот тут-то придется потрудиться!

Агафья Тихоновна кивнула на бутылочки с краской, стоящие на столе, и в точности напоминая хозяйку из сюжетов рекламных роликов про лучший стиральный порошок или чистящее средство, произнесла, — это образцовое средство. Свет. Ничто в мире не может противостоять Свету. Ничто и Никто.

Она сделала паузу, улавливая мое понимание сказанного почище любой антенны и, оставшись довольной результатом (а это было написано у нее на морде), продолжила:

— Привязанность и гнев, часто, если не всегда, идут рука об руку. Только на первый взгляд кажется что это субстанции разного рода. Но люди давно подметили их связь, которая выражена множеством поговорок, самая яркая из которых — «кого люблю, того и бью». Привязываясь, человек берет на себя ответственность за чужую судьбу, абсолютно не отдавая себе отчета, что он не в состоянии контролировать другую жизнь. Не в состоянии и не вправе. И когда, совершенно естественно, у него ничего не выходит, то есть оказавшись несостоятельным в этом вопросе, человек начинает злиться. И хоть объективно его злоба должна быть направлена на себя, на деле происходит иначе. Агрессия вырывается наружу, и субъективно, человек, продолжая не понимать что проблема в нем самом, пытается взвалить вину на кого-то. Кого-то, кто случайно оказался рядом. Человек злится. Не понимает что происходит. Теряет нить. И таким простым способом он хочет вновь ее нащупать, почувствовать эту нить в руке. И ему кажется что для этого нужно загнать другого человека в рамки своей жизни и ограничить его своим забором, накрыть своей крышкой. Лишить собственного мнения и зрения. Что это? — акула немного помолчала и подытожила:

— Обман. Ошибка. Иллюзия. Галлюцинация. Вымысел. Фантазия. Химера. Ложь. Ложь самому себе, прежде всего.

Агафья Тихоновна опять замолчала на мгновение и понюхала воздух, словно ища знакомый запах. Я повел носом и ничего не почувствовав, спросил:

— Вы что-то ищете?

— Да, ищу, — она вдохнула полную грудь, — и это что-то — ваше внимание. Но я слышу его запах, так что можно продолжать.

— Вы слышите запах внимания?

— Конечно, — акула кивнула, — и внимания и всего остального.

— Разве внимание пахнет?

— Абсолютно все пахнет, — Агафья Тихоновна серьезно посмотрела на меня, — и внимание, и увлеченность, и любопытство, и усталость. Если что-то существует, то оно просто обязано пахнуть.

Я молча и утвердительно кивнул и в тысячный раз за сегодня дал себе слово ничему не удивляться.

Акула, тем временем, продолжала:

— Конечно же, для того чтобы кого-то учить, нужно прежде всего иметь на это право. А так как этого права нет ни у кого, да и быть не может, то его надо придумать и дать ему жизнь. Ну например, сказать — я старше или я опытнее. Или — я умнее. Или — ты должен поступать так, потому что так принято. Или, вот самое лучшее — я знаю что ты хочешь. Или еще — я знаю как тебе будет лучше. Другой человек может согласиться и принять, страдая и вынашивая в себе свой личный нереализованный потенциал или начнет бунтовать и отстаивать свое право на свободу. Все это выливается в злость, гнев и неизбежные в данном случае ссоры или даже войны, которые могут закончиться один черт знает чем. И человеческая привязанность (а люди называют это ни много ни мало — любовью!) заканчивается всегда одним и тем же — она перегорает как лампочка. И, конечно же, тухнет, — Агафья Тихоновна задумалась на мгновение, — иногда вспыхивая в предсмертной агонии и даже бывает что унося с собой в смерть и самого человека. Акула запнулась, словно не хотела что-то произносить и быстро подытожила: