Игорь Григорьян - Иллюзия

— Получается что я вполне могу прожить все возможные варианты?

— Если бы у вас было бесконечное количество Времени, то да. Но вы вряд ли смогли бы даже вспомнить об этом. Человеческий мозг устроен очень хитро, — она вздохнула, — он воспринимает только линейное движение времени от причины к следствию, и эта, казалось бы простота, как раз всё и путает. Ведь на самом деле, следствие точно так же определяет причину, как и причина — следствие. Другими словами, прошлое зависит также от будущего, как и наоборот.

— Не совсем понятно.

— Такова человеческая природа.

— Значит я все-таки человек? — я ухмыльнулся, вспомнив как акула рассмеялась, не согласившись с этим утверждением.

Агафья Тихоновна перевернула лежащий на берегу камень таким образом, что его светлый, теплый и сухой, нагретый солнцами край, оказался в прохладной воде, а темная, мокрая часть очутилась на свету. И пока она не высохла и не посветлела, весь камень был одинакового темно-серого, цвета мокрого асфальта.

— На этот вопрос можете ответить только вы сами. И Никто другой.

— Никто?

— Да. Никто, который постоянно с вами.

Казалось бы, ничего не изменилось. Часть камня, подставленная под солнечный свет высохла и отливала серебром, тогда как сама вода на камне четко прорисовала границу между темно-серым — мокрым и светло-серым — сухим.

Но мы-то знали что сейчас все было с точностью до наоборот.

— Люди испытывают эмоции? Или эмоции испытывают людей? — Агафья Тихоновна смотрела на воду, послушно и безропотно отражавшую добрую сотню, а может и больше, новых, недавно рожденных зонтичных солнц, — но кто такие люди? Кто? — она вернулась на травянистый берег, и вода тут же почернела, скрыв свое содержимое от наших глаз, — ветер дует — трава гнется. Вы выбираете быть травой, испытывающей порывы ветра. Или выбираете быть ветром, гнущим траву. Каждому своё.

— А что правильно? — единожды глянув, я не мог отвести взгляд от травы на берегу, в новом, не виденном мною ранее инфракрасном излучении, казавшейся фиолетово-черной.

— Правильно? — акула рассмеялась, — правильно именно то что вы выбираете. Любой ваш выбор верен.

— Любой?

— Любой! Главное чтоб он был ваш!

— Значит не надо никого слушать?

— Если это не соответствует вашему восприятию действительности, то не надо. Прислушивайтесь, но не слепо следуйте. Ведь есть категория людей, которые не посоветуют плохого.

— И кто это?

— Например, ваши родители, — Агафья Тихоновна попыталась скрыть усмешку, — друзья тоже. Если вы уверены, что это друзья.

— Их можно слушать?

— К ним нужно прислушиваться. Впрочем, и это совсем не обязательно. Ваш путь всегда останется вашим и никто, кроме вас его не осилит.

— А можно вообще не выбирать? Если я еще не решил кем хочу быть — травой или ветром?

— Можно. Это не меняет сути. Ветер не перестанет дуть, а трава не прекратит гнуться.

— А я?

— А вы быть.

Агафья Тихоновна, казалось, и не собиралась покидать этот дивный, около-озёрный мир, и я, наслаждаясь впредь неиспытанными чувствами, откинулся на траву, подставив свое лицо каждому из сотен, а может и больше, солнц. Ветра не было. А трава была. И я был.

— Нет, нет, ветер есть. Но он компенсирует сам себя. И мы его не ощущаем, — Агафья Тихоновна продолжала читать мои мысли, — в этом Мире, как и в любом другом, все совершенно.

— Что значит совершенно?

— Совершенно — это именно так, как должно быть. И никак иначе, — акула искоса посмотрела на дракона, — и совершенство, как ни странно, можно выразить всего лишь одним словом — равновесие.

— И вы считаете Мир совершенным?

— Конечно!

— Но почему?

— Потому что ничего другого попросту нет. А есть лишь идеи, как могло было бы быть, но не стало. Вывод напрашивается сам, — Агафья Тихоновна усмехнулась и добавила, — если есть только одно это, — она развела плавники в сторону, — то оно совершеннее всего остального, ибо только оно и есть. Кстати, здесь у нас есть сколько угодно времени чтобы разобраться со всем. Когда я говорю — сколько угодно, то имею в виду нисколько, — акула опять попыталась скрыть усмешку, — ибо самого Времени попросту нет. Ну а потом мы должны будем вернуться домой. Просто обязаны будем вернуться, — она замолчала на мгновение, — или не будем должны. Я не знаю. Однако выбор все-таки придется сделать. Правда, стоит учесть что отказаться выбирать — тоже выбор. Ведь по сути это ничего не меняет — ветер продолжает дуть, а трава — гнуться.

— А я быть?

— А вы — быть, — Агафья Тихоновна уже не скрывала свою довольную улыбку, — а вы — быть, — повторила она задумчиво и добавила:

— Если, конечно, вы не отделяете себя от ветра…

Большая белая акула, светло-серая, глянцевая, с тугой и упругой, словно вымокшей и высохшей на ярком солнце, натянутой на мощный скелет кожей, вздернутой прозрачным лаком, акула прогуливалась вдоль пологого озерного берега. Ярко освещенная с разных сторон множеством зонтичных солнц, и поэтому не имеющая тени, Агафья Тихоновна решила вернуться к теме, незаконченной на нашей, теперь казавшейся мне далекой, Земле с одним-единственным, но таким домашним и родным, нашим привычным Солнцем.

Агафья Тихоновна рассуждала о Любви.

— Убедительный, я бы даже сказала, хрестоматийный пример одновременного проявления привязанности и злости в человеческой жизни — любовь и ревность. Только тут Любовь — совсем не та любовь, которая именно Любовь, а то, что люди называют любовью, путая иногда со страстью, иногда с простой привязанностью, а иногда и с банальной боязнью одиночества. Если бы вы знали сколько людей испытывают жгучее несчастье каждый миг только из-за одного, ставшего пресловутым, стакана воды, который, как они думают, некому будет подать в старости. И неважно, что в старости может совсем не захотеться пить, — Агафья Тихоновна засмеялась собственной шутке, — но люди, думая об одиночестве, и боясь его до умопомрачения, в конце концов, именно его и получают.

— То, чего мы боимся или опасаемся, проявляется в реальной жизни?

— Да. Страх выполняет роль дополнительной антенны и Вселенная, которая очень скрупулёзно возвращает каждую мысль, действует вдвойне быстрее, если эта мысль еще и страшит. Ведь ничего и нигде не пропадает и ни в коем случае не теряется. Ни одна мысль. Ни одно чувство. Все только и ждет своего часа чтобы проявиться, — Агафья Тихоновна повернулась ко мне и медленно, по слогам, произнесла:

— Именно поэтому лучше просто сидеть на траве, как это делаем мы с вами, освободив Сознание от страхов и волнений, и любоваться озерной гладью. И никогда ничего не бояться. Никогда. И ничего.

Агафья Тихоновна замолчала и какое-то мгновение просто наблюдала за своим отражением в воде. Оно было четким, как в зеркале. Акула провела плавником по гладкой, не нарушенной никаким, даже самым слабым дуновением ветра поверхности, и зачерпнув плавниками немного черной, как смола воды, поднесла ее к драконьей морде, предложив ему напиться.